Автобиография красного - Энн Карсон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Его лицо было мокрым от дождя. На секунду он забыл, что он теперь разбитое сердце,
а потом вспомнил. Бессильное падение,
вниз, к Гериону, застрявшему в собственном гнилом яблоке. Каждое утро – шок
возвращения в рассеченную душу.
Сделав усилие, он сел на край кровати и уставился в монотонную обширность дождя.
Ведра воды выплескивались с неба
на крышу на карниз на подоконник. Он смотрел, как капли падают ему на ноги
и собираются в лужу.
Он слышал обрывки речи,
льющиеся вниз по водосточной трубе – Надо делать людям добро –
Он захлопнул окно.
Внизу в гостиной всё было неподвижно. Шторы задернуты, стулья спят.
Воздух набит огромными комками тишины.
Он искал глазами собаку, а потом понял, что у них уже много лет нет собаки. Часы
в кухне показывали без пятнадцати шесть.
Он стоял и смотрел на них, не давая себе моргнуть, пока большая стрелка не прыгнет, щелкнув,
на следующую минуту. Прошли годы,
из его глаз текла вода, на него наскакивали сотни мыслей – Если сейчас
наступит конец света я буду свободен и
Если сейчас наступит конец света никто не увидит моей автобиографии – наконец она щелкнула.
В памяти мелькнул спящий дом Геракла,
он отодвинул это воспоминание. Достал банку с кофе, открыл кран и заплакал.
За окном природный мир наслаждался
моментом абсолютной силы. Ветер носился над землей как море и разбивался
об углы домов,
мусорные баки катились по улице вдогонку за своими душами.
Гигантские ребра дождя раздвинулись
на вспышке света и с треском сомкнулись снова, отчего часы на кухне
защелкали как сумасшедшие. Где-то хлопнула дверь.
Листья мчались мимо окна. Слабый как муха, Герион согнулся опершись на раковину
и заткнул кулаком рот,
крылья повисли над сушилкой для посуды. Хлеставший по окну дождь пустил
еще одну фразу Геракла
носиться в его голове. Фотография это просто свет,
упавший на пластину. Герион вытер лицо
крыльями и пошел в гостиную искать фотоаппарат.
Когда он вышел на заднее крыльцо,
дождь стекал с крыши, утро было темно как ночь.
Фотоаппарат он обернул
толстовкой. Фотография называется «Если уснул, то выздоровеет».
На ней муха плавает в ведре с водой –
она утонула, но вокруг крыльев видно странное волнение света. Герион снимал
на пятнадцатиминутной выдержке.
Когда он открыл затвор, муха, кажется, еще была жива.
XXIV. Свобода
Жизнь Гериона вошла в онемелый период, застыла между языком и вкусом.
Он устроился в местную библиотеку расставлять по полкам государственные документы. Было
приятно работать в подвале,
гудящем люминесцентными лампами и холодном как каменное море. В документах
была суровость оставленности,
высокие и тихие, они стояли шеренгами, как ветераны позабытой войны. Каждый раз,
когда он слышал гулкие шаги библиотекаря, идущего
вниз по железной лестнице с розовой карточкой в руке,
Герион исчезал в книгохранилище.
Маленькая кнопка в конце каждого ряда зажигала наверху люминесцентную дорожку.
Пожелтевшая каталожная карточка 13 × 18,
приклеенная скотчем под каждой кнопкой, напоминала НЕ ЗАБЫВАЙТЕ ГАСИТЬ СВЕТ.
Герион мерцал
между рядами как шарик ртути и щелкал выключателями.
В библиотеке его считали
одаренным парнем со своими секретами. Однажды вечером, за ужином, мама
спросила его
о коллегах, и Герион не смог вспомнить, мужчины они
или женщины. Он сделал довольно много
аккуратных снимков, но на них были лишь ботинки и носки каждого из библиотекарей.
Кажется в основном это мужские ботинки,
сказала мама, склоняясь над фотографиями, которые он разложил на кухонном столе.
Кроме – а это кто?
На фотографии, снятой с уровня пола, была чья-то босая нога на выдвинутом
ящике железного шкафчика с картотекой.
Под ним на полу лежал грязный красный «конверс».
Это сестра заместителя заведующего.
Он пододвинул фотографию скрещенных ног в плотных белых носках
и темных лоферах: заместитель заведующего.
Она иногда приходит в пять и они вместе едут домой. Мама
наклонилась посмотреть поближе. Чем она занимается?
Работает в «Данкин Донатс» кажется. Милая девушка? Нет. Да. Не знаю.
Герион сверкнул глазами. Мама протянула
руку, чтобы дотронуться до его головы, но он увернулся и стал собирать
фотографии. Зазвонил телефон.
Возьмешь трубку? спросила она, поворачиваясь к раковине. Герион пошел в гостиную.
Он стоял и смотрел на телефон,
пока тот звонил третий раз, четвертый. Алло? Герион? Привет это я. У тебя
странный голос ты что спал?
Голос Геракла проскакал по нутру Гериона на горячих золотых пружинах.
А. Нет. Не спал.
Ну как дела? Чем занимаешься? А – Герион резко сел на ковер,
огонь не давал ему дышать –
ничего особенного. А ты? Ну всё как обычно одно другое неплохо порисовали
вчера ночью с Эрцем. Сердцем?
Ты наверное не пересекся с Эрцем когда был здесь он прилетел с
материка в прошлую субботу
или в пятницу нет в субботу Эрц боксер он говорит что мог бы натаскать меня чтобы я был
его секундантом. Вот как.
Он говорит от секунданта многое зависит.
Да?
У Мухаммеда Али был секундант которого звали Мистер Коппс они с ним стояли опершись
на канаты и сочиняли стихи
между раундами. Стихи. Но я не для этого тебе позвонил Герион
я позвонил чтобы рассказать тебе
свой сон ты мне приснился вчера ночью. Приснился. Да ты был
старым индейцем ты стоял на заднем крыльце
там было ведро с водой на ступеньке и там утонула птица –
большая желтая птица прямо огромная такая
она плавала там с раскинутыми крыльями и ты наклонился над ней и сказал Давай-ка
вылезай оттуда – и поднял ее
за крыло а потом просто взял и подбросил ее в воздух ВЖУХ она ожила
и улетела.
Желтая? спросил Герион, он думал: Желтая! Желтая! Даже во сне
он совсем меня не знает! Желтая!
Чего ты говоришь Герион?
Ничего.
Это