Туз пятой масти - Хелена Секула
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Может быть, на самом деле я совсем не изменилась?
Мое прошлое напомнило о себе в один обычный день, такой же, как тысяча других. Профессор готовился к особенно тяжелой операции. Я прекрасно помню, речь шла об аневризме мозга. Мне предстояло ассистировать.
Я пила кофе, когда меня позвали к телефону.
– Жемчужина… – услышала я в трубке мужской голос.
И мой мир рухнул. Я не сразу поняла, что это слово относится ко мне. Это была катастрофа, как если бы клиника взорвалась. Я молчала, ноги словно вросли в пол. В горле сухо, в голове пустота.
– Эй, без штучек! Ты меня слышишь? – раздраженно продолжал голос.
– Заславская у телефона, – наконец выдавила я.
– Мне нужно срочно с тобой увидеться.
– Я дежурю до утра. – Как страус прячет голову в песок, так я пыталась отложить неизбежное.
– Твой муж ведь уехал?
«Откуда он знает?» – мелькнула мысль. Чувство затравленного зверя…
– Приходи завтра в двенадцать ко мне домой, – сказала я, смирившись. Мне даже не пришло в голову, что он может не знать адрес. Сама не понимаю, почему я условилась о встрече у себя дома.
– Хорошо.
Он повесил трубку. Значит, знает, где я живу.
В операционную я шла, как в трансе. Не помню даже, о чем думала. Наверное, ни о чем.
Из этой пустоты меня вырвал рев профессора:
– Скальпель!!! – Я тупо уставилась на него. – Скальпель!!!
До меня наконец дошло, я подала скальпель. Профессор одарил меня бешеным взглядом. К таким безобразиям он не привык. Инструменты называл машинально, потому что я всегда держала наготове то, что может потребоваться.
Во время тяжелейшей операции, продолжавшейся четыре часа, я еще раз не успела вовремя подать нужный инструмент.
– Здесь только один больной, на столе, – рявкнул профессор.
Когда операция закончилась, я рухнула в обморок в дверях операционной. Очнулась на кушетке в процедурной, профессор подал мне рюмку коньяка.
– Надо было предупредить, что плохо себя чувствуешь, – мягко сказал он. – Я отвезу тебя домой. – Вне операционной это был самый вежливый и кроткий человек под солнцем.
– Всего лишь минутное недомогание, профессор.
Я проглотила коньяк. Как хочется, чтобы жизнь текла как всегда, как было до появления этого упыря.
Вернувшись с дежурства, я притворилась, что ложусь спать. Не хотела, чтобы Дорота, уходя в школу, видела меня в таком состоянии, совершенно сломленной. И впервые в жизни обрадовалась, что Адама нет и не будет дома еще несколько дней. Может статься, за это время я еще успею что-нибудь решить, по крайней мере собраться с силами.
Без единой мысли, с абсолютно пустой головой, я дожила до полудня. Он пришел минута в минуту. Я едва узнала Мишуру и должна сказать, что поначалу его внешность и безукоризненные манеры обманули меня. Он не производил впечатления человека с самого дна.
Он предался светской болтовне ни о чем, я не помню из всего этого ни единого слова. Наверное, хвастался своей новой личиной, хотел, чтобы я свыклась с его присутствием и убедилась, что он не скомпрометирует меня в обществе.
– Вынужден попросить тебя об одной услуге, – сказал он наконец.
Я напряглась, и от Мишуры это не ускользнуло.
– Ничего особенного, ничего угрожающего твоему положению… Речь идет всего лишь о регистрации автомобиля. Из-за налогов мне не совсем удобно владеть двумя машинами.
– Чем ты занимаешься? – еле выговорила я.
– У меня ресторанчик. – Он сообщил название и адрес. Моя крохотная надежда, что он живет не в Варшаве, лопнула. – Заходи как-нибудь, очень милое местечко, сама увидишь.
«Да чтоб ты провалился со своим ресторанчиком!» – подумала я, вслух же сказала:
– Видишь ли, у нас уже есть одна машина.
– При вашем достатке можете себе позволить иметь две. Никакой фининспектор не придерется, тем более что твой муж часто уезжает.
– Откуда ты все это знаешь? – вырвался у меня дурацкий вопрос.
– Нетрудно узнать, если очень постараться.
– Как ты меня нашел?
– Случайно увидел в кафе. По-моему, с мужем. Ты меня не узнала.
– Значит, шпионил за мной! – Меня снова охватила паника.
– Можно и так сказать, но зачем нервничать? Я уже довольно давно знаю, где ты живешь, а ведь не навязывался и в дальнейшем не собираюсь. Мне нужно только зарегистрировать машину.
– Но… что я скажу мужу?
– Не надо ему ничего говорить. Я все устрою, ты только подпишешь акт купли-продажи и документы на машину. На это уйдет два часа, а потом тебе ни о чем не нужно будет беспокоиться. Ты обо мне даже не услышишь. А если когда-нибудь захочешь купить себе машину, дай мне знать, и я моментально перерегистрирую свою.
Я не понимала, зачем ему эта комбинация. Почему он не может купить себе второй автомобиль, если держит ресторан? В этой истории я чувствовала какой-то подвох, не верила Мишуре и подозревала самое худшее. Во что он собирается меня впутать?
– Я тебе не верю. Что ты замышляешь? Если мне придется участвовать в твоих махинациях, я должна все знать!
– Не слишком-то ты любезна, да и подозреваешь меня напрасно. Думаешь, только тебя хватило на то, чтобы изменить свою жизнь? Ты ведь ничего обо мне не знаешь, а я давно покончил с теми делами.
– Если тебе нужны деньги, могу один раз дать разумную сумму, – глупо брякнула я.
– Я не за деньгами пришел! – возмутился он. – Ты напрасно нервничаешь и потому говоришь глупости. У меня достаточно средств, просто я не могу зарегистрировать еще одну машину на свое имя, потому что пришлось бы платить слишком большую пошлину. Пойми, я хочу избежать лишних расходов! Только поэтому и обратился к тебе.
– А что, больше некому оказать тебе услугу?
– Я подумал, что по старой дружбе ты не откажешь мне в такой мелочи. – Он закурил. – Хорошо, перейдем ко второму вопросу…
– И второй есть? – Мне казалось, я вот-вот упаду в обморок.
– Есть, – кивнул Мишура. – Мне нужна комната, примерно на год. У тебя большой дом, при наличии доброй воли ты могла бы пожертвовать одной комнатой без особого ущерба для собственной семьи.
– Тебе что, жить негде? – Я готова была снять ему любую квартиру, пожертвовать своими сбережениями и зарплатой, лишь бы он не жил под моей крышей.
– Речь не обо мне, а об одном знакомом… Молодой художник, ему нужен угол на время. Максимум через год у него будет кооперативная квартира.
– Почему он должен жить именно у меня? – Я понимала, что мне не отбиться, знала, какой аргумент он держит за пазухой на случай моего отказа.
– Это непрактичный и не очень состоятельный человек. Ему не по карману снимать квартиру в Варшаве. Я полагаю, что по старой дружбе, – он выделил голосом эти слова, – ты сделаешь это для меня, причем по божеской цене.
С каких же пор этот старый альфонс превратился в опекуна бедных художников? И какому художнику понадобился такой меценат?
– Ты забыл, что я живу не одна, что члены моей семьи тоже имеют право решать, принять ли им незнакомого человека под наш общий кров. Как я объясню это мужу?
– Думаю, ты сможешь его убедить, если захочешь. Бескорыстная помощь молодому способному человеку – разве не прекрасный аргумент? Все знают, что люди его профессии небогаты.
– Это твой подельник?
– Представь себе, нет. Просто я считаю его очень способным парнем. Мне кажется, в твоем изысканном доме он не будет выглядеть вульгарно.
– Это все, чего ты от меня хочешь?
– Все.
– А если я откажусь?
Я была почти уверена в том, что сейчас произойдет, и не ошиблась. Он был все тем же жестоким, беспринципным мошенником, каким я знала его двадцать лет назад. Сменил лишь поле деятельности. Неужели он действительно не торговал больше девушками?
Мишура повысил голос:
– Слушай, Жемчужина, мне будет очень неприятно, но придется рассказать твоему мужу, какой шлюхой ты была в ранней молодости. И конечно, дочери.
Этот человек никогда не бросал слов на ветер и наверняка, не колеблясь, осуществит свою угрозу. Я не решилась на блеф, не попыталась уверить, что муж обо всем знает. В любом случае остается Дорота. В то, что дочь в курсе моего прошлого, он, конечно же, не поверит.
– Не кричи! – Я тоже повысила голос, бессильная ненависть вернула мне самообладание.
– Прошу прощения, я напрасно сорвался. – Его бешенство исчезло в мгновение ока: он понял, что выиграл.
– Это шантаж…
– Зачем такой драматический тон?
– Тише!
Я услышала, как в прихожей насвистывает Доротка. Еще миг – и она уже в библиотеке. Мне ничего не оставалось, как представить их друг другу. Когда Мишура подал Доротке руку, мне хотелось крикнуть: не смей ее касаться! Не смей касаться моего ребенка! Но я промолчала.
– Это шантаж, – повторила я, когда Дорота вышла.
– Да, шантаж, – Мишура понизил голос до шепота. – Ты выполнишь мою просьбу, не такую уж и большую, ничего компрометирующего или угрожающего твоему статусу, и все будут довольны.