Призраки Пустоши - Сергей Зайцев

– Ты что, опять неприятности чувствуешь? Почему же твоей привычной вони нет?

– Ничего определенного я не чувствую. Но как бы не оказалось слишком поздно.

Повисает многозначительная пауза.

А вот это совсем нехорошо.

Я заканчиваю шарить в ранце Петра, и испытываю злое разочарование – в нем только запасное нижнее белье, форменные брюки, несколько пищевых рационов. Оружейные гнезда на моих бедрах пусты. В ранце я тоже оружия не нашел. Парализатор капитана Семика я подобрал на челноке, обследуя его после крушения, а игломет позаимствовал у славного парня Суреша Мидянина, обездвижив сержанта парализатором. Теперь трофейное оружие снова ушло на трофеи. Мои спутники позаботились. Весьма предусмотрительно.

Я решаю пока не пороть горячку, воображая невесть что.

Но поразмыслить мне есть над чем.

Ирония судьбы, они подозревали во мне агента пришельцев. И склонялись к мысли избавиться от меня, пока не случилось худшего. Чем же я так сумел их удивить, пока находился без сознания? Разве что быстрым выздоровлением. Тут и в самом деле стоило задуматься. Не было у меня таких имплантов, о которых они говорили. Да, в клинике на Кассионии при перестройке внешности нейросинтезаторы здорово поработали над моей генной картой, перекраивая ничем не примечательную внешность обычного жителя Пустоши в классический вариант бикаэльца-полукровки. Кроме того, Кассид заставил меня пройти весьма дорогую наноиммунизацию, и крошки-наномеды курсировали в моей крови, пресекая любое вторжение непрошенных вирусов и бактерий. Но какой-то особой регенерацией мой организм не обладал, может, чуть более ускоренной, чем у обычного человека. И все. Наверное, они что-то напутали. Может, мои ожоги только показались моим спутникам серьезными? Бывает, и медпены вполне хватает, чтобы подлатать человека, а у них наверняка с собой были баллончики. Я запустил руку за спину. Так и есть, медпеной меня обрабатывали – при прикосновении под пальцами отслоились эластичная корка, легко отслоилась, это говорило о том, что медпена выработала ресурс. Ну, вот и ответ. И регенерин в кровь наверняка вкалывали, стандартная процедура при оказании первой помощи.

Но было бы все так просто, не зашел бы такой разговор обо мне. Чего-то важного я еще не знаю. Что ж, послушаю еще чуток. Пусть считают, что я без сознания. Я ведь даже без оружия. Бредовая ситуация, но что есть, то есть.

– Хотела бы я знать, что чужакам вообще понадобилось на Пустоши, – нарушив паузу, с какой-то обреченной усталостью тихо проговорила Шайя, ни к кому конкретно не обращаясь. Чувствовалось, что переводила разговор на больную тему, на которую наверняка все уже успели высказаться не раз и не два…

Опять странное ощущение. Странное ощущение, что я знаю ответ, просто забыл. Знаю, зачем сюда пожаловали чужаки. Да и вообще с моей памятью твориться что-то странное. Нет, все, что было до потери сознания, я помнил хорошо. Жар. Ослепительная вспышка света. Тьма. Пламя ударило в спину, я чувствовал, как вспыхивают волосы на голове…

Я тут же коснулся ладонью черепа, провел по гладкой коже без малейшего признака волос. Та-ак, про волосы можно забыть. Чертов энергон все-таки взорвался, мой боевой робот превратил его в жаркую вспышку света, вбив в него снаряды гаусс-пушек и импульсные очереди боевых лазеров, но месть не заставила себя ждать… Подожди-ка. Энергон? Откуда я знаю это слово? Я задумался, пытаясь снова выловить ассоциацию, по которой это словечко всплыло в сознании. Нет, ничего не напутал, да, эта штука, атаковавшая «Скорпиона», называлась энергон, и представляла собой, по сути…

Мысль все-таки ускользнула.

Но почему-то мне упорно казалось, что я совсем не здесь должен находиться. А где? А еще я вдруг понял, что мои компаньоны – Лайнус и Зайда – живы. Опять какие-то выверты развивающихся способностей? Но на душе стало легче, в хорошие предчувствия верить гораздо легче, чем в плохие.

– А мне плевать, по какой причине они здесь появились, – криво усмехнувшись, обронил Петр. – С их появлением погибли люди. А значит – они враги. И я буду стрелять в них столько, сколько понадобится. Поэтому лучше им отсюда убраться.

За его напускной бравадой крылась вполне естественная тревога. Эти трое обеспокоены неизвестностью. Наверное, я и сам сейчас испуган, хотя и не хочу себе признаваться в этом. Очень уж как-то все безысходно. Попали в переплет. Но, по крайней мере, внешне, Петр вел себя хладнокровнее всех. Его внутренне напряжение выдавал лишь лихорадочный блеск глаз. А может быть, этот блеск был всего лишь следствием приема боевого наркотика…

А это я откуда знаю? Мысли я вроде читать пока не научился. Только эмоциональный фон. Впрочем, не так уж сложно, глядя на Петра, на его движения, на то, как он говорит, прийти к мысли о наркотиках, так что незачем все усложнять.

Шайя мягко положила ладонь на колено Петра, сидевшего рядом с ней, кивнула:

– Я хорошо тебя понимаю. Но не всегда все решается одной стрельбой… Как думаешь, сумел ли хоть кто-то уцелеть из спасательной команды? Мы до сих пор не знаем, сколько человек и какая техника за нами была послана.

Вот на этот вопрос я точно знал ответ. Пора вступать в разговор? Я вдруг сообразил, что как бы дело не обернулось, мне нечего опасаться их оружия. Заставить его замолчать вполне в моих силах. Я мысленно тянусь к троице моих невольных спутников, касаюсь карабина Петра, который тот держит на коленях, улавливаю отклик. Долю секунды карабин упорствует, но все-таки сдается, и мы быстренько договариваемся, что он не будет стрелять без моего разрешения. Затем скольжу к игломету на бедре пилота… Старый знакомый. Вот у кого мой трофей, а рядом и станнер. Они откликаются на мое прикосновение почти радостно, без малейшей заминки выполняя волю своего настоящего хозяина. Затем перескакиваю на игломет Шайи. Сразу понимаю, что он совсем недавно принадлежал Петру, поэтому этот упрямец сдается не сразу, как и карабин. А станнер капрала подчиняется мгновенно, увы, каков хозяин, таково и оружие. Все, других пушек у них нет.

Вот теперь можно и поговорить.

– Я отвечу, – говорю громко, чтобы наверняка привлечь внимание моих спутников. Или конвоиров? – Если объясните, какого черта вы пытались меня связать.

И решительно иду к ним поближе, потолковать по душам.

Глава 6. Кассид

– Я уж думал, что ты и не заметишь, – с мрачной иронией хмыкнул Кассид. – Что я здесь один. Без экипажа.

– Да мало ли какими делами заняты твои люди, – Алайн с беспечно-независимым видом пожала изящными плечиками. – К примеру, Зайда нежится в солярии, Лайнус медитирует в рубке, Крон… так ведь зовут твоего нового парня? Крон чинит железки в одном из твоих ангаров… У-у, вижу по твоей постной физии, что не угадала. И где же они?

– Ну, раз мы все-таки добрались до этого грустного момента… Альт, дай-ка связь с этим полицейским.

– Почему грустного? С ними что-то случилось?

– Подожди минутку, солнышко, дай поговорить с твоим служакой, а потом я все объясню…

– Ты, видимо, пропустил мимо ушей – я уговорила парня подождать со своими служебными обязанностями десять минут, а он человек слова…

– Алайн, рэ-эррр, я голоден, как тысяча дьяволов, – перебил Кассид, повысив голос на два десятка децибел, что для его глотки не составило никакого труда, – и совершенно не хочу, чтобы разговор с полицейским прерывал мне ужин.

– А-а… Уважительная причина, – признала Алайн.

ИскИн с готовностью открыл канал связи с полицейским катером. На развернувшемся экране широкоплечий белобрысый тип в темно-синей форме, с желтыми стрелками вставок на рукавах и груди, вальяжно развалившись в кресле… подравнивал ногти пилочкой. Когда с внешником установилась связь, офицер, ничуть не смутившись, и не подумал прерывать своего занятия. Лишь поднял взгляд на Кассида и уточнил, сверкнув широкой белозубой улыбкой на смуглом, скуластом лице:

– Кассид Кассиониец, капитан торгового внешника «Забулдыга»?

«Такая же коричневая морда, – отметил про себя Кассид, неприветливо разглядывая полицейского, – как и у майора Панталона… то есть Пантеона. Только имя другое. Никакой индивидуальности, как у нас, кассионийцев. Может, именно поэтому соктиане и выбирают столь дурацкие имена, чтобы хоть как-то выделиться из общей массы? Но у Трапа хотя бы дикция на уровне, почти не шепелявит, как тот майор».

– Нет, его тень, – поворчал Кассид. – Где ты еще мог увидеть такую синюю рожу, как у меня, а? – Обычно при общении с представителями власти любого уровня Кассид старался быть вежливым и корректным, профессия обязывала не создавать врагов на пустом месте, но после стычки с майором Плафоном его снова понесло. Хотелось на ком-то отвести душу, и греха в своем порыве Кассид не видел. Да и факт близости Алайн с этим мужественным красавчиком, близости, о которой она недвусмысленно напела только что, неожиданно уколол против воли. Кассид даже удивился своей реакции. Никогда не страдал ни завистью к чужим успехам, ни ревностью к чужим женщинам, а тут… Что это с ним? Стареет? Дьявол. У Кассида имелись жены – четыре штуки, упаковать, не показывать, рты заклеить. Более болтливых созданий еще поискать. Законы Кассионии разрешали полигамию, и Кассид, соответствуя требованиям своей большой семьи, насчитывавшей несколько сотен родственников, заключал браки схематически, не вкладывая душу. Его доход позволял содержать всех своих жен в достатке и роскоши, а все его отпрыски, самым старшим из которых было уже за шестьдесят, а самым младшим – десять-двенадцать (он точно не помнил, так как никогда не придавал семейным ценностям большого значения – надо, значит надо), росли без его родительского участия. Он не считал себя плохим отцом. Он вообще себя отцом не считал. Просто выплачивал ренту, чтобы избавиться от докучливого внимания семьи. Все его дети, как сыновья, так и дочери, получали блестящее образование, многие добились высоких постов в семейном предприятии «Хэнки и сыновья», многие были владельцами собственных внешников, большинство давно и сами стали отцами или матерями многочисленных семейств (внуков и правнуков Кассид и подавно не считал). Вся эта жизнь проходила как-то мимо Кассида. Он был законченным одиночкой. И чужаки, с которыми он бродяжничал по космосу – его экипаж, значили для него гораздо больше, чем все его вместе взятые родственники. Потому что на борту «Забулдыги» работали люди, которых он чувствовал душой. То же самое, по-видимому, относилось и к Алайн. Вот к ней отцовские чувства он определенно испытывал. И отцовскую ревность, осознанное – причем осознанное только сейчас, желание защитить ее от всяких проходимцев. И это несмотря на то, что Алайн давно уже выросла из детских трусишек и вполне могла позаботиться о себе самостоятельно.