Чрезвычайное положение - Ричард Рив
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Эндрю рассеянно посмотрел на трогательную группку, которая продолжала стоять под хлещущим ливнем. Мимо пробежали две белые женщины, спеша укрыться под навесом на автобусной остановке. К молящимся примкнул какой-то пьяница, он шумно грыз земляные орехи…
Как-то раз после ужина мать вымыла посуду и попросила его вытереть. А он как раз зачитался романом «Вдали от обезумевшей толпы». Только что открыл для себя Уэссекс — любимое место действия книг Гарди, глубоко проник в сложные проблемы овцеводства и заинтересовался соперничеством между Гэбриелом Оуком и Болдвудом, двумя претендентами на руку прелестной Батшебы.
— Кому я говорю, Эндрю!
— О’кей.
— Ты вытрешь посуду?
— Да.
Он продолжал читать. Не успел он приступить к сцене продажи овец в Грин-Хилл, как на пол упала первая тарелка. Он поднял глаза, растерянный. Она разбила вторую тарелку.
— Не надо, ма.
За тарелками последовало блюдце.
— Ну пожалуйста!
Она с холодной методичностью била посуду, а он только беспомощно смотрел на это. Да и что можно было поделать, когда на нее находил такой стих?..
Унылое пение на Грэнд-Парейд закончилось, и молодой мужчина стал молиться на африкаанс. Мальчик дрожал под дождем, все крепче прижимая к груди молитвенник…
А однажды она смутила его при всех. В Бригейд-Холл показывали короткометражки Чарли Чаплина. Зал был набит до отказа, и те, кто не мог купить билеты, смотрели фильм сквозь открытое окно.
— Эндрю!
Она стояла где-то далеко, с краю толпы, на улице, а он занимал выгодное положение на подоконнике.
— Эндрю! Ты знаешь, что уже двенадцатый час ночи?
Его охватило сильное смущение.
— Если ты сейчас же не отправишься домой, я приведу Джеймса.
Зрители захихикали.
— Ты идешь или нет?
— Он у тебя такой черномазый, а ты с ним говоришь по-английски, — съязвил кто-то.
Все покатились со смеху.
Понурив голову, он выбрался из толпы и тихо на-правился домой, униженный и раздавленный. Иногда она устраивала такое! Но бывали и другие дни, когда она забывала об их бедности, о счетах, по которым не могла уплатить, когда она даже защищала его от Джеймса и Питера. Они сидели в кухне, смеясь и болтая, словно старые друзья. Она отчаянно пыталась сохранить хоть некое подобие благопристойности, но в их положении это было почти невозможно. «Только бы она выздоровела!» — помолился он за мать. Он был уверен, что миссис Хайдеманн соврала. Наверняка она соврала, эта грязная потаскуха, которая вечно суется не в свои дела. Он даже представить себе не мог, чтобы его мать умерла. Это просто немыслимо.
Глава двенадцатая
У вокзала Эндрю посчастливилось сесть на автобус, который шел к Гановер-стрит. Вопреки обыкновению, он был почти пуст. Эндрю заглянул в кошелек и убедился, что денег на проезд хватит лишь в обрез. Но идти домой под таким дождем было просто глупо. Он и так уже промок насквозь, даже слышно, как вода хлюпает в ботинках. Неожиданно, заметив на переднем сиденье Аннет и Джеймса, о чем-то между собой беседовавших, он замер на месте. К счастью, они сидели к нему спиной. Он торопливо взбежал на второй этаж и, задыхаясь, упал на первое попавшееся сиденье. Они не могли его видеть, и все же его спасла чистая случайность. Неужели Джеймс уже знает? Аннет, вероятно, ездила за ним в какой-нибудь ресторан для белых? Откуда они? От доктора? Из больницы? Его пронизала невольная дрожь. Мириам — славная женщина, с ней он всегда был в хороших отношениях, не то что с Аннет. Аннет была белокожая и, как и Питер, походила на крысу. В девятнадцать лет она оказалась с ребенком и вьинуждена была выйти замуж за презираемого человека. Теперь она жила в Уолмер-Эстейт, гораздо лучше обеспеченная, и занимала гораздо более высокое положение в обществе, чем в прежние времена, когда жила в Шестом квартале. Ее старший сын Мервин был на два года моложе Эндрю, но все еще торчал в начальной школе. Аннет завидовала школьным успехам Эндрю. Он редко бывал в ее доме с кирпичным фасадом, только на рождество, а она, в свою очередь, редко появлялась в Шестом квартале. Они с Джеймсом не выносили друг друга, и если теперь они вместе, значит, дело плохо…
Автобус проехал Касл-Бридж и стал искусно маневрировать по извилистой Гановер-стрит… Должно быть, дело серьезное, если они вместе. Аннет не часто беспокоилась о своих родственниках. На Теннант-стрит брат и сестра сошли. Эндрю не знал, что ему делать. Он спрыгнул у кинотеатра «Стар», вошел в фойе и стал рассеянно разглядывать пестрые афиши, рекламировавшие Сабу в «Юном погонщике слонов». Но не стоять же там весь вечер. Может быть, подождать, пока Джонга и Броертджи выйдут из кино, или лучше вое-таки отправиться домой, а там будь что будет? Взволнованный, он поднялся на Клифтон-Хилл и зашагал к триста второму.
Глава тринадцатая
Эндрю взбирался по лестнице на цыпочках. Дверь в столовую все еще была открыта, и он видел людей, сидевших на кушетке и стульях. Но он прошел так быстро, что никого не успел узнать. Должно быть, там миссис Хайдемаен и тетя Элла, Дэниель, Питер, Филип, Мириам и Аннет. И Джеймс. Он надеялся, что никто его не слышал, и хотел только одного — проскользнуть в свою комнату и забраться в постель. Хорошо бы там никого не было. Он тихо повернул ручку и втиснулся в приоткрытую дверь. Послышался легкий скрип.
Кровать Филипа была пуста, но Дэнни лежал на своем месте, завернувшись с головой в одеяло. Эндрю скинул мокрый пиджак. Комнату освещал слабый свет уличного фонаря, просачивавшийся в окно. Эндрю решил не зажигать свечи и сел в изнеможении на кровать. Он тихонько потормошил лежащего.
— Дэнни, — шепнул оп.
— Да, Эндрю?
— Ты не спишь?
— Нет.
— С ней плохо?
— Ты про ма?
— Да.
— Хуже некуда…
— Как она сейчас?
— Все кончено.
— Что ты хочешь сказать?
— Она умерла.
Эндрю пожалел, что никак не может реагировать. Кричать, плакать, делать хоть что-нибудь… Он молчал, не проявляя никаких чувств. Дэнни лежал неподвижно, повернувшись лицом к стене.
— Почему ты так поступил?
— Как?
— Они говорят, что это ты виноват.
— Я не сделал ничего дурного.
— Тетя Элла все рассказала.
— Честное слово, я не сделал ничего дурного.
— Ты ударил миссис Хайдеманн.
— Это неправда.
— С ней была истерика.
— А Джеймс дома?
— Да, наверное, в столовой.
— А ма?
— Ее отвезли в морг.
— Можешь мне поверить, Дэнни, я не сделал ничего дурного.
— Она просила тебя сходить в Касл-Бридж.
— Я и пошел.
— Потом.
— Но я же собирался идти.
— Теперь уже слишком поздно.
Эндрю сидел не двигаясь. Дэнни лежал лицом к стене, упорно не желая повернуться к нему. А он должен был убедить хоть кого-нибудь в своей невиновности. Его охватила какая-то расслабленность, страх; он боялся осмыслить весь ужас происшедшего. В животе, казалось, образовался какой-то тугой ком. Почему-то его сильно раздражало это несправедливое обвинение, будто бы он ударил миссис Хайдеманн.
— Я не бил ее, — слабо протестовал он. — Правда, Дэнни!
Ответа не было.
— Я не бил ее.
Снаружи, на площадке, послышался голос Джеймса:
— Дэниель, Эндрю не вернулся?
Эндрю задрожал, и рот его внезапно наполнился слюной. Повернулась дверная ручка, а затем чиркнула спичка. Зажав ее в сложенной лодочкой ладони, брат стал искать свечу. Фитиль сперва тлел еле-еле, затем вспыхнул ярче.
Джеймс смотрел на него сверху вниз.
— Где ты пропадал?
— Ходил.
— Куда?
— На Грэнд-Парейд.
— В то время как твоя мать умирала?
На этот вопрос он не мог придумать никакого ответа. Знал только одно: не бил он миссис Хайдеманн, вот и все.
— В то время как твоя мать умирала?
Эндрю, словно загипнотизированный, смотрел на свечу.
— Почему ты не пошел вместе с ма?
— Я пошел.
— Не ври, черная морда!
— Но я пошел.
— Почему же тогда она сама ходила?
И на этот вопрос он не нашел ответа. Только неловко сглотнул слюну и почувствовал, что ком в животе стал еще крепче.
— Почему ты не пошел?
Эндрю не смел поднять глаза. Джеймс схватил его за ворот рубашки и одним рывком вскинул на ноги.
— Почему ты сам не пошел, черная морда?
Прежде чем он успел увернуться, Джеймс залепил ему тяжелую пощечину. Щека заныла.
— Почему ты ударил миссис Хайдеманн?
— Клянусь богом, я ее не бил.
— Опять врешь, черная свинья!
Он попытался отклонить лицо, но не смог избежать сильного удара.
— Не трогал я ее, Джеймс.
Брат ударил снова, на этот раз еще сильнее, так что пошла кровь. Дэнни сидел, широко раскрыв глаза, не смея вмешаться.