Хороша была Катюша - Мария Федорова

— Здравствуйте!

На пороге стояла Анечка, одна из таких постоянных посетительниц. Девочка выглядела младше всех в своем девятом «Б» классе. Собственно, так оно и было. Кроху отдали в школу, когда ей едва исполнилось шесть лет, — так она рвалась к учебе. С четырех лет умела читать и писать, обожала книги про животных, а с восьмого класса стала искать литературу по психологии и философии, которой, понятно, в школьной библиотеке не было. Сюда она забредала по старой памяти — полистать подшивки старых журналов, посмотреть новинки. Одноклассники ее любили, но девчонка сторонилась шумных компаний. Говорила, что в художественной школе у нее есть одна любимая подруга. В последнее время она заходила в школьную библиотеку довольно часто — похоже, ей нравилось общаться со Светланой.

— Привет, Анна. Каникулы со дня на день, а тебя все к книжкам тянет! Не надоели за год?

— Учебники — во где у меня! — Аня провела себе по шее ребром ладони. — Но то учебники. А что-нибудь хорошее почитать я всегда рада.

— Да у меня новенького-то ничего нет, а все старое ты уже видела.

— Я знаю. Слушай, спросить хотела: может быть, вы мне что-нибудь посоветуете почитать на каникулах?

— Да ты уже лучше меня в литературе разбираешься. Что я тебе посоветую? Сходи в областную библиотеку, с родителями посоветуйся…

— Не с кем мне советоваться…

Аня тяжело вздохнула и прошла к дальним книжным шкафам. Светлана вернулась к своим цветам и забыла про девочку. Уже убрав лейку и собираясь сесть за стол поработать, она вспомнила про горшок с «денежным деревом», который стоял в самом дальнем углу комнаты. Даже это неприхотливое растение грозило вот-вот зачахнуть, потому что Светлана вспоминала про него не чаще раза в месяц. Она снова набрала воды и пошла к бедняге. Возле шкафа стояла Аня, опершись о него плечом. По ее лицу текли слезы. Света испугалась не на шутку — такое взрослое горе было написано на совсем еще детском лице.

— Анечка, что случилось?

— Оля, ты скоро домой пойдешь? — Светлана робко заглянула в учительскую. Она терпеть не могла лишний раз попадаться на глаза коллегам. С воцарением в их школе Надежды Александровны школьный коллектив, и прежде не самый дружный на свете, стал окончательно походить на классический террариум единомышленников. Подавляющее большинство училок приняли новые правила игры: приходили в восторг, слушая начальницу, и негодовали, встречаясь с «козлами отпущения». В число последних попала Ольга — учительница математики и информатики и Светланина единственная приятельница. Ольгу «съесть» было непросто — лучшая учительница в школе, она единственная готовила победителей городских и областных олимпиад, неоднократно побеждала в разнообразных педагогических конкурсах и официально была признана «звездой».

Стало ясно, что еще год-два — и ее обязательно пригласят в лицей или гимназию, но и теперь желающие «порепетироваться» у нее выстраивались в очередь. Самодурство нового руководства Ольга терпела лишь постольку, поскольку у нее был маленький ребенок, и пока она не могла целиком посвятить себя карьере. Ее устраивало, что школа в двух шагах от дома, завучи составляют расписание с учетом ее интересов, а ученики обожают свою математичку. На Надежду Александровну она демонстративно плевала. Для той это было особенно мучительно — Ольга отличалась не только умом и педагогическим талантом, но и ослепительной красотой, которую умело подчеркивала.

На ней всегда были строгие, но очень модные и современные костюмы, стриглась она в самом дорогом салоне, регулярно посещала косметолога — благо положение жены коммерческого директора крупного завода позволяло ей это делать. В сером учительском коллективе она смотрелась ослепительной жар-птицей. Что в очередной раз продемонстрировала, надевая темно-зеленый пиджак из тончайшей замши (такого же цвета были туфли и сумочка).

— Да, Свет, уже собираюсь. — Она сложила в стопку бумаги на своем столе, достала пудреницу, взглянула на себя в зеркало и осталась вполне довольна. — Всем пока.

Ответом ей было гробовое молчание.

— У меня сегодня такой момент был тяжелый… — Молодые женщины медленно шли по школьному двору, млея под ярким майским солнцем. Светлане приходилось все время щуриться, а Ольга надела стильные темные очки, отчего приобрела окончательно неучительский вид. — Давай по магазинам пройдемся, поговорим. А то мне посоветоваться надо, а не с кем…

— Пошли, конечно. Такая погода — грех не прогуляться. Что у тебя случилось? Опять эта змея приматывается?

— Да нет — змея уже неделю про меня не вспоминает… У меня сегодня в библиотеке Анечка Юркова разрыдалась. В чем дело — так и не сказала, но, похоже, там что-то серьезное. Ты ведь у них классная?

— Да, это мои спиногрызы… А у Анечки действительно беда. Ее ведь мама одна воспитывает — отец ушел, когда она еще грудная была, никаких связей не поддерживает, ничем не помогает. А мама сейчас в больнице, в онкологии лежит. Ей уже вторую операцию делают, химию назначили. — Ольга тяжело вздохнула. — Ума не приложу, чем им помочь. Аня изо всех сил держится, не хочет, чтобы в классе ее жалели. Но я-то представляю себе, что у нее на душе. Пыталась поговорить, может быть, денег предложить или врача какого-нибудь еще поискать — она замкнулась. «Нам ничего не надо». Бедная гордая девочка…

— Ох-ох-ох, — невольно вырвался у Светланы какой-то бабий стон. Ей до слез стало жалко девочку, воспитанную на классической литературе. Жизнь почему-то всегда особенно жестока именно к таким.

Света готовила ужин, рассеянно взглядывала на Пашкины рисунки, которые он каждые пять минут таскал ей на кухню, а из головы у нее никак не шла маленькая худенькая фигурка, за спиной которой уже стоял призрак горького сиротства. Что с ней будет?..

Вокруг ног Светланы вилась Дуська, которая окончательно осмелела и считала всех членов семьи своей родной стаей. С Павликом она самозабвенно носилась по двору, оглашая окрестности звонким лаем, к Ольге Ивановне старалась залезть на колени, едва та присаживалась хоть на минуту, Свету встречала с работы, подпрыгивая чуть не до потолка. Но собаку будто подменяли, когда в дом входила Катерина. Дуська моментально забивалась под диван и сидела там, пока кто-нибудь не звал ее на прогулку.

Правду говоря, желание забиться под диван, когда Катя возвращалась с работы, возникало не только у Дуськи. Павлушка старался не попадаться ей на глаза и тихо страдал из-за того, что теперь ему очень редко удавалось посмотреть по вечерам свои любимые «спокушки». Светлана думала, как бы купить второй телевизор, — договориться с сестрой о том, что Павлику или ей иногда хочется что-то посмотреть, было совершенно невозможно. Катерина уходила на кухню, хлопнув дверью, и злобилась потом несколько часов. Отсутствие своего неприкосновенного пространства стало у нее навязчивой идеей. Выходные она привыкла валяться в постели до обеда, а Ольга Ивановна, следуя многолетней привычке, поднималась в семь и отправлялась на кухню готовить на всех завтрак. Катя натягивала подушку на голову, пыталась затыкать уши ватой — все напрасно. Пашкин звонкий смех, собачий лай, бодрое пение радиоприемника проникали через любые препоны…

Скандалы возникали каждый день. В конце концов Светлана не выдержала:

— Ты уже всех с ума свела. Ни с кем считаться не желаешь, орешь как резаная. Мать по три раза в день бегает валерьянку пить, плачет в ванной. Надоело. Вот что, сестрица, не можешь жить с нами — ищи другие варианты. Хватит издеваться над стариками и детьми. Мы с Пашкой на все лето уезжаем в деревню. Постарайся за это время как-то решить проблему.

— Из дома, значит, выгоняешь… Да, хороша тихоня. Все молчишь, терпишь, а теперь, значит, ультиматум ставишь. Не бойся — уйду я от вас. Меня давно от этого дома тошнит.

Глава 11

Катерина разложила перед собой четыре новые газеты с объявлениями о знакомстве. На первый взгляд — поле непаханое. А всерьез глазу зацепиться не за что. Самые добрые, понимающие и умные, как всегда, пребывают в местах не столь отдаленных. Она давно подозревала, что, как и она в свое время, эти искатели женской ласки где-то сдувают свои романтические послания. Но читать все равно было приятно — есть еще на свете настоящие мужчины, готовые понять, принять, любить и на руках носить… Другая многочисленная категория объявлений принадлежала закомплексованным неудачникам, которые при росте полтора метра, комнате в коммуналке, минимальной зарплате и хроническом алкоголизме гордо именуют себя «сильными мужчинами без ж/п и м/п». Этих она научилась вычислять по стандартным формулировкам и обещаниям ответить на все письма. Все чаще давали объявления откровенные молодые альфонсы, готовые «скрасить досуг состоятельной даме». А в желтых еженедельниках эти ребята пошли еще дальше — они могли скрасить досуг и господам. Читая такие тексты, Катерина озлоблялась: еще не хватало ей состязаться с геями… Состоятельные господа были предназначены только ей, да не для досуга — с этим проблем не предвиделось, — а для честного супружества и совместного владения всем имуществом.