Моя коллекция - Лев Разумовский

— Ни хрена себе!.. А у вас никого пониже рангом не нашлось? Что я должен делать?

— Ничего. Ребята в комнате предупреждены, до остальных слух дойдет. А с начальством мы справимся сами.

Юрка помедлил немного, помолчал, потом расплылся в улыбке:

— Ладно. Валяйте!..

Мы повели его в дом через сад. Несколько человек, работавших в саду на пленэре, повернули головы в нашу сторону с любопытством. Слух о прибытии референта из Москвы расползался все шире, к нашему удовольствию.

Койку для Юрки удалось втиснуть рядом с моей, с помощью друзей. Мы пообедали и пошли показывать ему город. Было что показать!

Город Переславль как нельзя лучше соответствует своему имени. Расположенный на высоких берегах знаменитого Плещеева озера, того самого, где юный Петр начинал создание русского флота, этот славный городок состоит из деревянных домов, а также множества старых монастырей, построенных в 16-м веке на высоких зеленых холмах. Старые архитекторы хорошо знали свое дело!

Первым делом мы повели Юрку к Горицкому белокаменному собору. Он стоял на самой высокой точке Переславля, от которой простиралась вся долина до Плещеева озера и с любой точки открывалась широкая панорама с огромным выбором сюжетов. А впереди еще Юрку ждало знакомство с Даниловым монастырем, с шатровой церковью и другими красотами старорусской архитектуры, устоявшей в основных габаритах от полного разрушения и разорения за последние пятьдесят лет. Облупленные, зашарканные снаружи и заплеванные, загаженные внутри, старые соборы сохранили свои благородные пропорции и память о бывшем величии.

Ни минуты не теряя, Юрка раскрыл папку для рисования и пропал для нас как собеседник. Мы ему не мешали и тоже занялись делом, умножая быстрые наброски в наших рабочих альбомах.

После ужина мы вернулись в комнату и разлеглись на койках. Пора была отдохнуть после насыщенного событиями дня.

— А помнишь, как Иванов влепил тебе двойку за контрольную по математике? Помнишь, как я произнес пламенную речь в твою защиту?

— Конечно, помню! Еще помню, как он в ответ на твою речь сказал: «Разумовский! Я бы прислушался ко всем вашим доводам, если бы у вас за семестр высшей оценкой за математику не стояло три с минусом».

— А помнишь, как ты меня подначил «на слабó» пройтись от училища до Русского музея босиком? Я сказал тогда, что мне не слабó, никто, мол, и не заметит, что я иду по улице босиком, если, конечно, не привлекать внимания граждан. Ты согласился. А что дальше было, помнишь?

— Нет.

— Так я тебе напомню. Как только вышли на Садовую, ты завопил, как сумасшедший: «Граждане! Смотрите, какой большой дурак идет! Босиком идет по центру культуры! По славному городу Ленина! И ботиночки свои за шнурки несет!..»

— А помнишь, как ты незабвенные стихи написал:

Я      не хочу            играть                  в искусство!Если      не можешь,            сиди                  и цыц!Если      таланта            имеешь                  негусто,Ямы      копай!            А к искусству                  не вись!

В дверь постучали.

Звук удивил нас. Стучать перед входом не было принято в нашей бесшабашной братской вольнице. Поэтому никто не ответил.

Дверь открылась. Вошел Чапаев. И прямо направился к Юркиной койке.

Мы замерли. Нас застали врасплох. Юрка, также как и мы, лежал в одежде, выставив ноги в носках на нижнюю раму кровати. Сейчас начнется крик.

— Ну, как вы тут устроились? — с очаровательной улыбкой спросил Чапаев.

— Нормально, — ответил Юрка, не меняя позы.

— У нас тут все по-простому, — заглядывая Юрке в глаза, заявил Чапаев. — Мы не смогли обеспечить вам отдельную комнату, но уж — он хихикнул, — как говорят, в тесноте да не в обиде! Зато с друзьями рядом… — кивок головой в мою сторону. — Уж извините…

— Я доволен, — процедил Юрка, не моргнув глазом.

— Вот и хорошо! — обрадовался Чапаев. — Мы тут стараемся… Если что, так обращайтесь прямо ко мне. А сейчас отдыхайте.

И вышел на цыпочках.

Не успела дверь закрыться, как вся палата грохнула разом. Задрав ноги кверху, схватившись за голову, ржал Толик Веселов; зарывшись в подушку, трясся Вася; неудержимо хохотал Леонард; мелко смеялся наш йог из республики Коми. Не ржал в палате только один человек — Юрка. Он невозмутимо лежал с каменным лицом, то ли войдя в роль, то ли задумавшись о последствиях.

Утром мы обычно вставали в семь часов — берегли рабочее время. Юрки в палате не было.

Я спросил у Васи:

— Ты не видел Юрку?

— Наверное, сидит где-нибудь уже два часа, рисует. Что ты, Юрку не знаешь? А вот и он, пропащий.

Пропащий, не отвечая, собирал свои вещи из тумбочки и укладывал их в дорожную сумку.

— Юра, ты что?

— Где у вас тут сады-огороды?

— В чем дело?

— Дорожки посыпали песком…

Мы выскочили в сад и ахнули. Все дорожки, а также вытоптанная площадка перед столовой были посыпаны мелким декоративным красным песком!

Такого эффекта мы не ожидали. Сад стал праздничным. Царила необычная для этого времени тишина. Даже галки от удивления смолкли, разглядывая незнакомый пейзаж.

— Юра, ну погоди, ничего не будет…

— Ну вас к едрене фене! — кратко изрек референт, пролез через дырку в заднем заборе и быстрыми шагами направился к автобусной остановке.

Будь здоров, папа!

Есть у меня две доченьки. Одна красавица и умница. Зато вторая — умница и красавица.

И каждая любит меня лечить.

Та красавица, которая умница, мелкими шариками меня потчует. Эти шарики очень быстро от всех болезней вылечивают.

Зато умница, которая красавица, в порядке соревнования принесла мне капсулы со странным названием «тиагамма».

Взял я прочесть аннотацию. Дальше строго по тексту:

Описание: мягкие желатиновые капсулы продолговатой формы без запаха. Фармакологические свойства: липоевая кислота эндогенно присутствует в организме. Токсикологические свойства: острая токсичность в экспериментах на животных низкая. Смертельная доза после внутривенного введения составляет около 400 мг/кг на крысах и 400–500 мг/кг на собаках при приеме внутрь. Высокие дозы препарата вызывают рвоту, слюноотделение и торможение. Смерти предшествуют тонико-клонические конвульсии.

Прочитал я эту бумагу и слегка призадумался.

Радует, конечно, что появился шанс. Все-таки, некоторые отдельные крысы выживают. После бурного слюнотечения и торможения.