Сердце Аспида: Жена поневоле (СИ) - Ермакова Александра Сергеевна "ermas"

— Нелюдь, — процедила, опять дёрнувшись, словно полагала, что могла из моего хвата вырваться. — Что б тебя…

Сдавленно всхлипнула, когда в кольцо рук её зажал, да в себя впечатал.

— Что меня? — улыбнулся криво. Она продолжала меня пилить лютым взглядом, и я, дабы не показаться ещё большим чудовищем, решил спешно ретироваться. Но так, чтобы она не поняла, что я на грани на неё наброситься и опять снасильничать.

— Ужин стынет! — выпустил из объятий, но очухаться не дал. К выходу шагнул, её за собой утягивая.

— Я не голодна, — ещё пыхтела недовольно Вольха, едва за мной поспевая.

— Посидишь подле, ежели мне того хочется, — отрезал, торопливо соображая, взаправду, на кой её за собой тащил? Убедился что жива, и пусть бы дальше сидела в своей комнате, ежели так нравится!

За спиной гневной фыркнула жена, и я расщедрился на разъяснение:

— Не убудет с тебя, мне компанию составить, — зубами проскрипел, по ступеням спускаясь.

Уже внизу, в зале главной, рывком девицу к её стулу подтолкнул. А когда понял, что она и не собиралась по-хорошему уступить, насильно усадил, руками на плечи надавив:

— Сядь, — до своего места размашистым шагом прошёл.

Руки на стол водрузил, глазами обшаривая убранство. На столе уже ужин остывал. Шанури и Татуа, как всегда, накрыли столько, словно у меня гостей полный дом.

— Ешь, — проскрипел зубами, пригвоздив Вольху пристальным взглядом.

— Я же сказала… — начало было, но умолкла, опустив голову. На смиренность не походило, скорее… от бессилия, нежелания попусту ругаться. Как же она меня дико раздражала.

Ежели вначале купился на кроткий нрав, то опосля того, как её застал со Светозаром, больше не верил в её благочестивый образ воспитанной княжны. И смущение, когда увидел её в доме и пещере, лишь из-за непривычки, а не потому, что стыд девичий испытывала. И даже то, что невинна оказалась, моего мнения о ней уж не изменит! С характером жена досталась. Кровушки моей попьёт!

Уже начала… сначала взорвала терпение Аспида, а вот теперь есть отказывалась, дабы Дамира побесить.

— Ежели хочешь вернуться живой и невредимой домой через год, тебе придётся выполнять мои требования. Они у меня простые, но невыполнение, ослушание… вынудит и меня отказаться от своих обещаний!

— Думаешь, поверю, что ты меня живой собирался отпустить? — не подымая головы, вскинула на меня холодные глаза из-под бровей широких. — Ежели так продолжишь, либо порвёшь, либо сожрёшь…

Умная девка.

— Вот видишь, стало быть, усекла, что неугодных Аспиду он уничтожает, убивает, съедает… мучает. Не мне решать, что делать с жертвой, но меня не советую раздражать. Чем злее я, тем опаснее Аспид, — бросил вкрадчиво, приступив к трапезе.

Девица взгляд в тарелку перед собой упёрла и сидела молча. Меня не напрягала тишина, наоборот хорошо было, спокойно…

— Ежели до утра доживёшь, — минутами погодя решил немного молчание разбавить, — покажу тебе крепость. Расскажу, куда можно ходить, куда нет. А также решим, что ты будешь делать.

— А я не могу просто сидеть в комнате, дабы мы виделись пореже? — уточнила Вольха, чем вывела из себя.

— Ежели думаешь, что я горю желанием тебя созерцать с утра до вечера, не тешь себя такой надеждой. Мне всё равно до тебя!

— Тогда зачем? — заморгала часто, словно в растерянности пребывала. — Блажь? Просто, чтобы вернуть то, что родители обещали… — задохнулась предположениями. — Это же глупо… — помялась несколько мгновений. — Аль сердце тебе моё нужно? — шепотом обронила догадку.

Не ожидал от неё такого. Даже жевать перестал. Так резко вперил взгляд в жену, что она сбилась с мысли на миг:

— Занято оно…

— Мне всё равно, кем занято твоё сердце, Вольха. Мне не нужна твоя любовь, потому что это чувство мне чуждо, как и сострадание.

— Тогда зачем?

— Хочу.

— Я тебя ненавижу…

— Мне плевать, что ты ко мне чувствуешь, — вернул «любовь» с той же искренностью: — Главное, ублажай по моему велению и хотению, и год быстро пролетит. А там долгожданная свобода… — сам не ожидал от себя столько ядовитой насмешки.

— Так тебя вроде и ублажать не надобно. Ты же, как животное. Возжелал — взял.

— Это право не животного, а сильного, — покоробило такое замечание, хотя чего греха таить, сам на звериную похоть пенял.

— От животного человека отличает умение себя в руках держать и не кидаться на слабых. Нет чести в том, кто силу супротив заведомо его слабее применяет, — огорошила едкой мыслью, в коей была разумность.

— Так я и не кидаюсь. Ты жива, здорова, хотя порки заслужила, пока обжималась с княжичем. Аль я чего-то не понял? Пропустил? Нравы тепереча свободней стали, и замужние девки с кем непогоди могут любиться?

Вольха покраснела, рот открыла было, но так и выдохнула, явно слов не найдя.

— Вот и придумай себе за это наказание! Дабы я не переборщил, а то… душа у тебя ранимая, плоть слабая. Не то скажу аль сделаю, а ты и не переживёшь… Как я потом оправдываться перед батюшкой твоим буду? И Княжич твой любый роптать на меня станет. А так. Воротишься домой… Светозар у порога аль под окошком ожидать тебя будет, — растягивал слова, пристально следя за женой, — аль у дерева?.. Тебе же так боле нравится, верно?..

Обмолвиться о том, что задело меня их общение, негоже было. Слабость мою показывало. Но дорогА реакция Вольхи на то, что мне ведомо и о чувствах её трепетных, и о женихе из другого княжества, кто давненько пороги их дома обивал, желая заполучить княжну Грозненскую.

И о том, что видел их…

Пусть не всё слышал, но глазам доверять привык.

Вольха со Светозаром под ивой долго обжимались, шушукались, а до этого в доме княжьем княжнич за ней хвостом ходил, следил, момент поджидал, чтобы её заловить… И что важнее всего, а для Аспида раздражительней — она не против была!

А чутьё Аспида под стать звериному — не ошибался Змий на сей счёт… легко считывал эмоции людишек. Остро ощущал, потому и распирало его от неуёмного желания порвать княжича и проучить за то, что посмела сердце другому отдать!

— Видал, стало быть, — шумно выдохнула. — Ты прав, — кивнула в стол, — недопустимо то было, — в тихом тоне вина плескалась.

— И потому ему не отказала в разговоре наедине? — не ведал, что во мне так ревность сильна и слепа. И никак не ожидал, что признание Вольхи не маслом смягчит рану, а солью окажется. Терял я себя… А жена не понимала того, продолжала исповедь:

— Да, то, что не искала с ним встречи, оправданием не может служить. И то, что… — опять сглотнула, слова подбирая, — позволила в разговор утянуть… виновата. Не в лучшем свете выставила, но… клянусь, что ничего не было меж нами. И я… готова обещанное и родителями, и мной исполнить. Но не уверена, что хватит меня на год… ежели так и будешь… — запиналась на мыслях, — порвёшь скорее…

— А ты не провоцируй, и Аспид будет смирение ящерки на солнышке, — отчеканил как можно ровнее. Не думал, не гадал, что придётся объясняться с девицей. Не собирался упрекать и себя принижать, обиды выговаривая. И вообще, было, уже послать её хотел. Пусть в опочивальню шурует, да взгляд на вырезе её платья залип.

Забыла Вольха о стыде, смущении… руки под столом заминала, вот и открылся доступ к телу. Белоснежная кожа, коей солнце не касалось. Высокая, упругая грудь. Тонкая ткань так её облизала, что я всю красоту созерцал. И оголять без надобности, но руки чесались… огонь в животе зародился, кровушка буйно побежала.

— Из тебя ящерка… — явно мои непотребные мысли прочитала Вольха и зло запахнула вырез платья, скрывая от меня красоту своего девичьего тела.

Надоел бессмысленный спор и поливание друг друга нелюбовью.

Было рыкнул, чтоб немедля ушла, да Аспид первее меня до жены добрался. А когда я за рассудок человеческий удержался, смаргивая наваждение, Вольха уже распластанная на столе, повизгивала от ужаса.

Тонкая, вёрткая, а я меж ног её был.

Кровь лавой вены изжигала, во мне пожар бушевал.