Домой? Да никогда! - Радомира Берсень

Что-то ты уже не очень добрый и любящий муж, как я погляжу. Тут Кинжалу на плечо легла чья-то рука и отодвинула его в сторону, в избушку заглянул круглолицый парень.

— Давай я ее осмотрю. Как лекарь, не больше, — настойчиво сказал он, но Кинжал схватил руку и раздраженно скинул со своего плеча. — Послушай, но она же явно слаба еще. Вам не обязательно так торопиться, побудьте здесь еще пару дней.

— Я не собираюсь …, — начал было Кинжал, но вдруг как-то странно, с присвистом, выдохнул и замолчал. Я в это время спокойно, без спешки, ощупывала повязку в поисках узла.

— Уже уходите? — Прозвучал еще один знакомый голос. О, а вот и белоснежка с бородой подтянулся. Этому-то чего нужно? — Я не отпущу вас без сопровождения. Или с вами идет Сайнтон, или она остается здесь. Как жрец Светлых Богов я имею право оставлять в храмовой деревне человека, болеющего от проклятия. Конечно, мы жрецы, а не лекари, но кое-что тоже умеем.

И он тоже заглянул в дом. Я помахала жрецу рукой. Доброго утра всем, как насчет вернуть мне голос и право голоса? Хотя что-то мне подсказывает, что женщин здесь не особо слушают, если только они не феи. Старик сурово сдвинул брови и заглянул в лицо Кинжалу.

— Она все еще не говорит? Пусть скажет что-нибудь прямо сейчас, я хочу услышать ее голос.

— Нууу, под действием проклятия она ослабевает, — начал мямлить тот, — и тогда бывает подолгу не разговаривает. Иногда даже целую неделю.

— Сколько же вы тогда в пути и из какой дали идете? — Удивился старик, но Кинжал не ответил ему. — Сайнтон, иди собирай свои вещи. Вы идете все вместе.

Тот моментально исчез, Кинжал самым невежливым образом отвернулся от старика и направился ко мне. Старик смотрел на Кинжала. Я вяло ковыряла замысловатый узел, пытаясь развязать его. Да уж, картинка маслом, хлебом, колбасой. Присев у кровати, Кинжал принялся развязывать узел и тихо прошептал:

— Не вздумай выдуриваться или пытаться остаться здесь. Если белые жрецы почувствуют тьму в тебе … впрочем, вчера ты ее показала довольно отчетливо. Так что в твоих же интересах покинуть это место. А без меня ты далеко не уйдешь, вся такая тихая и молчаливая. — Он усмехнулся и ласково погладил меня по голове, затем пригладил выбившийся локон, склонился к моему уху и прошептал, — а еще мне очень хочется знать куда ты дела кусок карты. Если засунула себе в задницу — поверь, я и оттуда его достану. Так что лучше тебе отдать его мне добровольно.

Он показательно чмокнул меня в висок, явно демонстрируя старцу неземную страсть и наконец позволил мне спуститься с кровати.

— Помочь тебе? — Нежно спросил он, поддерживая меня под локоть. Я едва сдержала желание дать ему этим локтем по уху, выдернула руку и выскочила из домика для кое-чего, что лучше делать в одиночестве. Однако уже поправляя юбку, я обнаружила Кинжала, стоящего у меня за спиной и ухмыляющегося с предовольной рожей.

— Шикарный вид сзади, — одобрил он, я схватила здоровенный ком земли и швырнула в него, но Кинжал уклонился. — Между прочим это ты зря. Здесь тебе оставаться нельзя, это ясно, потому что обряд очищения ты вполне возможно не переживешь. Говорят, он до невозможности болезненный, именно поэтому темные жрецы в большинстве своем предпочли покончить с жизнью, а не пройти очищение. А как только ты покинешь храмовую территорию, лишишься безопасности. Пока я рядом с тобой и изображаю твоего мужа, тебе ничего не угрожает. Но ты можешь попробовать уйти одна. Посмотрим, как далеко ты зайдешь, прежде чем тебя присвоит кто-нибудь другой. Менее добрый чем я.

Ох, если б я могла убивать взглядом, я бы издырявила и испепелила этого наглеца. Но он, к сожалению, прав. По крайней мере, нам придется провести бок о бок хотя бы день-другой, прежде чем я разберусь в хитросплетениях этого мира. С одной стороны — он, возможно, преувеличивает, с другой — молодой девушке с шикарным видом сзади и спереди действительно не стоит бродить по дорогам в одиночку. И, как доказательство этого, рядом со мной уже торчит один настырный разбойник. Кстати, а куда делись его дружки? Пойдут ли они с нами или этот хитрец решил разбогатеть строго в одну рожу?

ГЛАВА 10.

На мое счастье, нас покормили еще раз (хотя девушка, которая принесла завтрак, была искренне удивлена тем, что мы опустошили целую корзину снеди. Если б это еще были «мы»!). Сайнтон ждал нас у храма. Оказывается, деревенька тянулась позади него. Поднявшись по ступеням, пройдя мимо книги, которую Сайнтон не преминул почтительно поцеловать, мы спустились с другой стороны храма и оказались на городской улице. Кинжал держался с ним настороженно, не отпуская мою руку ни на мгновение. А я сильно надеялась, что этот лекарь-послушник — или кто он там? — сможет опознать артефакт в обычной безделушке и избавит меня от него. Мы миновали уже начинающий просыпаться город и свернули в сторону противоположную той, откуда мы с Кинжалом вчера пришли. Кинжал до боли сжимал мою руку чуть повыше плеча и непрерывно оглядывался с видом нервным и подозрительным. Ага, дружков своих похоже боится увидеть, догадалась я. Все-таки верной была моя догадка о том, что обогащаться сокровищами темных он решил сольно. Поди еще и от меня думает избавиться, как только мы доберемся до сокровищ. Да только — вот незадача! — Сайнтон считает, что мы идем к Восточной Заставе, Кинжал — что к сокровищам, а я так и вовсе не представляю в каком направлении нам следует двигаться. Что ж, посмотрим как бандюган решит эту головоломку.

После полудня, когда воздух прогрелся до невозможности, став обжигающим и вязким от жара, мы добрались до невысокой горной гряды и стали взбираться по тропиночке вверх по предгорью. Я силилась не отставать от Кинжала, который пер вперед с видом мрачным и свирепым, не оглядываясь на нас с Сайнтоном. Отлично, похоже он там мысленно уже то ли сокровища пересчитывает, то ли нас двоих мелко крошит и это его весьма глубоко занимает. Я подобралась поближе к Сайнтону, споткнулась и доверчиво ухватила его за руку. Он оказался парнем сообразительным, поддержав меня, за что удостоился самого нежного взгляда на какой я только была способна.

— Ты устала, да? — Спросил он, слегка склонившись ко мне. — Ничего, потерпи,