Стальные цветы - Эрнест Орнелл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Видишь? Объяснения того, что происходит в мире, законы, которые в нём действуют, происходящие в нём события имеют слишком малое значение – главное, чтобы был человек, который дойдёт до конца. И не важно, кем он будет, кто ему поможет и кем ему придётся пожертвовать – единственное, что действительно важно, – это содержимое, свет внутри, который он донесёт до конца, – хладнокровно сказал Светоч, смотря в глаза Фаррелла тремя белыми, слепыми дырами в его черепе, – Всегда, несмотря ни на что, Фаррелл, – ударил Светоч человека напоследок непререкаемым тоном. Человек ощутил, как его «я» расторгается внутри себя, говоря бесчисленными голосами, душами и лицами одну и ту же фразу поперёк и повдоль времени.
– Я всё равно люблю её, – непокорно ответил Фаррелл и с трудом приподнялся, положив локоть на бестелесное бедро Светоча и ответив на безжалостный взгляд Бога горящей яростью. Тот неожиданно добродушно рассмеялся, прикрыв на пару секунд свои глаза. Когда он открыл их, они уже были мягкого пурпурного цвета.
– Я не вижу её рядом с нами, – колко отозвался Светоч, заставив Фаррелла побледнеть, – Ты знаешь, – по-дружески продолжил он, – Даже параллельные дороги твоей роли пересекаются в некоторых точках, и эта – одна из них. Каждый ты, который доходит сюда, говорит мне это, и каждый соглашается раствориться во мне после того, как видит своё наследие, – успокоил человека бог и показал рукой куда-то вдаль, – В конце концов, главный инстинкт наполненного сосуда – вновь раствориться в абсолютном.
Когда Фаррелл отвёл взгляд от Бога, он обнаружил, что они со Светочем находились в безграничном поле, из каждого клочка земли которого медленно росли переливающиеся белизной металлические цветы. Исполненный восторгом, Фаррелл наблюдал, как они изящно вились вверх, к безграничному свету; как распускались цветки, вились мягкие стальные стебли и волновались, шелестя нежным перезвоном на тихом ветру, их лепестки.
Человек ощутил, как что-то вьётся вокруг его запястья, не давая его руке исчезнуть в пропасти Белизны. Когда Фаррелл взглянул на свою левую руку – свою человеческую руку – он увидел, как её поддерживают своими стеблями стальные ирис и лотос. По лепесткам ириса время от времени пробегали светло-зелёные искры; лотос же попеременно переливался всеми оттенками между синим и пурпурным. Два цветка заставляли Фаррелла терять себя в своей красоте, последовавшей за ним за предел жизни.
– Интересно, что ты каждый раз видишь их именно цветами, – заметил Светоч, не сумев, тем не менее, оторвать Фаррелла от любования своими творениями.
– У меня было много времени, чтобы запомнить, что значит каждый из них, – ответил Фаррелл и, немного перекатившись и повернувшись спиной к Светочу, погладил сотканной из света рукой два своих любимых творения, – После её смерти и двух недель взаперти я провёл больше года в её магазине, уходя после закрытия и возвращаясь ранним утром – иногда даже ночевал там, как помнится. Когда Эмили переоборудовала его в магазин цветов, она стала рассказывать мне о том, что обозначает каждый из них – заново учила меня эмоциям и чувствам, – поделился Фаррелл и ненадолго замолчал, посвятив всё своё внимание Фидесу и Центру, – Поначалу я пытался доказать себе бессмертие её души, но через годы, когда мир уже бился в предсмертной агонии, главным значением стала её чистота, – печально закончил Фаррелл.
– Почему ты позволяешь такому человеку, как я, раствориться в себе? – серьёзно спросил человек, вновь повернувшись к Светочу, – Я обрёк весь мир на мучения, искорежил его лицо, и ты готов предоставить мне спасение лишь потому, что в самом конце я решил сделать что-то по-настоящему верное? – начал он допытывать бога. Фаррелл опешил, когда тот в очередной раз заливисто засмеялся, закинув назад голову.
– Господи, Фаррелл! – воскликнул Светоч, всё ещё не прекратив смеяться, – Слишком горделиво с твоей стороны возлагать на себя вину за смерть целого мира, – заметил он и снова потерялся в своём хохоте. Наконец успокоившись, он продолжил: – Но я не могу тебя порицать за твою гордыню – в конце концов, именно она привела нас сюда. Если бы ты не считал себя вершителем судеб всего мира, он не смог бы стать лучше. Я не оправдываю тебя – ты действительно иногда перегибал палку – но, как ты уже понимаешь, всё это в конечном итоге вело именно сюда.
– Ты хочешь сказать, что цель всё-таки оправдала средства? – спросил Фаррелл, и тон Светоча снова похолодел.
– Я хочу сказать, что цель оправдывает средства, если её достижение – событие абсолютное, – ответил он сурово, – Это не то, что может быть известно людям, и поэтому я могу поделиться с тобой этим только теперь.
– Ты прав, – ответил Фаррелл, ненадолго задумавшись, – Вряд ли я уже смогу что-то сделать.
Замолчав и повесив голову, Фаррелл уже начал было бессознательно растворяться в Белизне, но слабое движение заставило его вернуться: из его груди прорвался плотный стальной стебель, две половины которого змеями вились вокруг друг друга, вытягиваясь вверх. Продолжая тянуться всё выше и выше, половинки начали расходиться, увеличивая дистанцию между собой; вскоре общий стебель всё больше и больше напоминал схему ДНК. Когда стебли наконец окончательно разомкнулись, на вершине каждого из них нежным взрывом распустились цветы: серебряная лилия и золотая хризантема.
– Кто это? – спросил удивлённый Фаррелл, – Почему они росли вместе?
– Так всё работало с вами, людьми; так всё будет работать с роботами, вашими наследниками, – начал объяснять Светоч, – Сейчас ты увидел, как сознание, порождённое из твоей памяти, впервые встретилось с тяжёлым вопросом, побуждающим трансформацию сознания. Как и тогда, рядом с обелиском, сознание приняло два решения одновременно: одно стало хризантемой, второе – лилией, и оба будут расти дальше независимо друг от друга.
– Но ведь может существовать только один цветок, разве нет? – по-детски просто спросил человек. Светоч вновь обвёл рукой поле стальных цветов:
– Посмотри вокруг, Фаррелл, и ты поймёшь, что такое настоящая жизнь.
Осмотревшись вокруг, Фаррелл заметил, как стальные цветы дробились на бесчисленные стебли и цветки; некоторые из них расходились несильно и срастались вновь, другие продолжали расти независимо друг от друга, создавая новые, невиданные комбинации.
– Это твоё настоящее наследие, Фаррелл, – с восхищением и любовью сказал Светоч, – Человеческое органическое сознание, которым ты всё ещё воспринимаешь этот мир, велит двум разным «я» бороться за выживание, каждую секунду убивать другого «я», который что-то решает иначе. Однако в Белизне существуют одновременно все «я» каждого человека, и общий мир
