Праздничная гора - Алиса Ганиева

Шамиль проскочил глазами несколько абзацев.

«Целая толпа мужчин, напялив черные бурки, отправилась куролесить вокруг села, тряся пред собою священным тряпьем, в котором якобы явились к ним в село первые исламские проповедники. Впереди шли старейшины, дальше – более молодые, а следом бежали мальчики, которых научили петь молитвы и покорно гнуть шеи. Неистовей всех, выставив кудлатую рыжую бороду, бубнил священные строчки отец Насыра Али, который, как поговаривали, не один сах{Мера, приблизительно равная 4 кг.} муки утаил от колхоза!

– Да что же это такое делается! – кричал председатель Гаджи. – Воротите всех на рабочие места! Объявите выговор! Нет дождя – так не у Аллаха же просить его!

Но сельчане словно ополоумели. После полудня никого уж не было в селе, кроме нескольких десятков человек. Женщины побросали плуги-окучники, заперли недодоенных коров и кинулись на скалистый утес, громоздившийся над летучими облаками.

– Мама, не иди, стыдно будет, – говорила Маржана матери, теребя шелковистую косу.

– Нет дождя, Маржана! Я с женщинами пойду в горы, – отвечала взволнованная мать, – почитаем молитвы. Это всегда помогало!

– Да как же это так! – рыдала Маржана, смаргивая слезы с длинных ресниц. – Сначала за Насыра меня прочите, а потом на все село стыдите своими молитвами. Папа вон вокруг села с какой-то тряпкой носится, мужчины там всю ночь собираются молитвы шептать, а ты на гору полезла! Не для того освобождала тебя советская власть!

– Молчи, девчонка! – разозлилась мать. – Это все председательские штучки! Это он портит молодежь! Поприбери-ка хозяйство, а я спешу.

Женщины, в том числе и старухи, сбились в кучу и отправились на вершину якобы священной кручи. И пока мужчины просили своего Аллаха, эти улещивали языческих богов, чьи имена уже забылись почти в Дагестане.

– Мухтар, нужно прекратить это безобразие! Работа простаивает! Я им не зачту трудодни! – восклицал статный председатель, меря кирзовыми сапогами дощатый пол светлого колхозного кабинета.

– Конечно, Гаджи, давай разгоним их! Я уговорю молодых чабанов, чтобы они не слушали старших! Нет дождя – не беда. Товарищ Лысенко в Москве говорил, что скоро появятся такие сорта ячменя, которые можно засевать хоть у нас, хоть за полярным кругом!

Прибежала из школы Раиса Петровна.

– Товарищи, эти старики и детей потащили молиться! Как же так?

– Успокойтесь, Раиса Петровна, – уверил ее крепкоплечий Мухтар, – я скоро.

И вышел, накинув пиджак.

– Эх, хороший парень! – причмокнул председатель.

– Да, вот какого жениха нужно Маржане, – задумчиво промолвила Раиса Петровна. – Ой, не будет ей счастья с Насыром…»

Шамиль пропустил еще страниц пятьдесят.

«Горцы набились в клуб, готовясь слушать речь председателя. Недоверчиво зыркали прозрачные глаза стариков. Злобно щерились они на висевший над сценой красный плакат, откуда звал и манил широкий призыв: “Мы со скарбом и скотиной переедем на равнину!” Рядом с плакатом на сцене толпились дети с алеющими пионерскими галстуками. Рота будущих тружеников против вымирающей глыбы прошлого. В руках у них – светящаяся гирлянда электрических лампочек, на лицах – мальчишеское ликование. Вот и в горах есть свет! Без всяких молитв и глупых круглосуточных бдений. Рядом в крепдешиновом платье стояла довольная Раиса Петровна. Увидев Маржану, пробирающуюся с задних рядов, Раиса Петровна махнула ей рукой.

– Товарищи, – выступил вперед председатель Гаджи, закладывая руки за спину, – мы сегодня не просто так собрались в клубе. Нам нужно решить самый насущный вопрос. Вы веками, не видя белого света, жили в этих неплодородных скалах. Каждый миг, чуть вспыхнет огонь на сигнальной башне, хватали связку сушеной горской колбасы, а кто победнее – куль толокна и скакали верхом на боевую вылазку. Ваши дома веками крепились друг к другу, как крепостные твердыни, а ваши жены каждую минуту готовы были бросить очаг и обманом взять подступающего неприятеля. Ваши отцы жили почти что одной войной, одними лишь стычками с соседями или с царскими оккупантами. С утра до ночи они держались на годекане, в постоянном ожидании тревоги. Но теперь настал мир. Теперь мы живем в нерушимой и свободной Стране Советов! Теперь нам не обязательно цепляться жадными руками за бойницы и уступы этих темных утесов. Над нами не тяготеет слово какого-нибудь муллы или своенравного кадия! Нас не притесняют ханы и шамхалы. Мы сбросили оковы тысячелетних адатов, которые мешали нам дышать! Оглянитесь вокруг, оглянитесь на молодежь! Наши молодые чабаны и колхозники одеты в светлые рубашки и в современные брюки, нет у них на поясе отточенных кинжалов, которыми некогда вершилась кровная месть. Посмотрите на этих пионеров…

– К делу, председатель! – нахально прокричал Насыр, с усмешкой оглядываясь на дружков.

– А вот и дело. У нас большая радость, товарищи! Кончились наши мучения. Вспомните, как недавно мы кувшинами таскали землю на террасы своих бедных полей. Вспомните, как здесь тоскливо зимой, когда снега нас отрезают от мира, а чабаны спускаются на зимние пастбища. Разве не так?

– Так! – задорно крикнула красавица Раиса Петровна.

– Теперь мы можем сказать этому «нет!». Нам уже приготовили кутанские земли, завтра же можем переезжать.

– Куда переезжать? – нахмурился старый Кебед, опираясь на узловатую палку.

– На равнину! – радостно прокричал председатель.

– На равнину! – засмеялась Раиса Петровна.

Но зал молчал. Лица сельчан выражали только немое упорство. Один Мухтар встрепенулся весело да Маржана мечтательно закатила глаза. Неужто они переедут? Неужто вместо многоярусного каменного села, сливающегося с окружающими горами, вместо узких крытых переходов и тупиков она увидит просторные кирпичные дома с островерхими крышами, широкие улицы, почувствует запах новой вольной жизни? Ах, если бы так! И она горящими глазами посмотрела на Мухтара.

– Нет, мы не можем оставить наши дома и нашу землю, – ответил Кебед.

– Ни за что не оставим, – заговорили вдруг все разом, а пуще всех рыжебородый отец Насыра Али. – Вы нас погубить хотите! Все, кто переехал на равнину, от малярии умерли!

– Дайте слово Гаджи Мурадовичу! Дайте слово! – умоляла Раиса Петровна.

Наконец говоруны умолкли и уставились на лысого председателя, неподвижно упершегося в лакированный стол пухлыми ручками.

– Вы все, тут присутствующие, покупаетесь на провокации, – строго сказал он, сглатывая окончания. – Откуда, слушайте, вообще поступила эта непроверенная информация? Вместо того чтобы сеять панику в народе, нужно разбираться с зачинщиками, клеветниками, интриганами. А ты, Али, не сбивай других, у тебя, мы знаем, остались еще несданные бараны. Ты их завтра же отдай в колхоз, пока не забрали силой!

– Так этими баранами я тебя же собираюсь угощать, Гаджи, – возразил Али, ехидно ухмыляясь, – на свадьбе моего сына. Он ведь женится на дочке Османа, на Маржане.

Все посмотрели на Маржану. Губы девушки задрожали, и она выбежала из клуба, за ней – Раиса Петровна.

– Не беги, не беги, Маржана! – кричала молодая учительница. Наконец они обе запыхались и остановились у родника.

– Ах, Раиса Петровна! – воскликнула Маржана и зарыдала на плече у своей утешительницы. Черные косы и русые косы сплелись, как разноцветные потоки двух водопадов.

– Я знаю, ты любишь Мухтара, – говорила Раиса Петровна, поглаживая ученицу по спине. – Ты не должна выходить за Насыра, если не хочешь.

– Не хочу! – прошептала Маржана. – С моста брошусь, а не пойду.

– Молодец, – похвалила ее Раиса Петровна. – Я вижу, как вас тут унижают мужчины, я вижу, как тяжело горянкам. Горянки сами таскают воду. Не повторяй ошибки несчастной Калимат, стой на своем…»

Шамиль тяжело вздохнул, еще раз взглянул на часы и открыл одну из последних страниц:

«На горизонте вставало выпукло-красное солнце, летний воздух полнился щебетом птиц. Маржана, счастливая, высунулась из окна, ловя первые признаки наступающего утра. Позади оставалась трудная жизнь в мрачных горах, позади оставался наглый Насыр с праздной ухмылкой, позади оставались сплетни и осуждения кумушек. Ах, как визгливо смеялись они, передавая с крыши на крышу: “А дочку Османа видели с Мухтаром”. Видели, и что же! Маржана сама пошла к нему. Сама легла на скошеную траву у трактора и объявила: “Не мулла обвенчает нас, а тот, кто дороже муллы и отца”. И показала ошеломленному Мухтару фотокарточку, с которой ласково щурился Ленин.

Теперь, встречая этот свежий степной рассвет, она даже не вспоминала, как Насыр грозился, что убьет ее, как бывшие подруги стали вдруг отворачиваться при встрече, как отец облачился в траур и объявил, что дочь для него умерла, как беззвучно рыдала мать. Сегодня все будет иначе. Она вырвалась из вековых ущелий и шагнула навстречу морскому ветру и смеющемуся трактористу Мухтару.