Побег - Ольга Лаврова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Теперь добраться до Новинска. Разыскать Загорского там. Решение отмене не подлежит. Стену надо проломить! Где-то найти силы и довести дело до конца.
Сейчас бы дедова меду. И с водкой.
Дед Василий!.. Он же послан в город за Майей! Увидеться с ней "после" единственное, о чем думал Багров, дальше он не заглядывал. И хотя "после" не наступило, отодвинулось, заградилось массой возможных препятствий, - мысль о встрече с женой затомила горькой и жгучей усладой. Даже сердце захолонуло, когда представилось, что она, может быть, уже ждет. Сколько бы ни ярился он на изменницу, разлюбить ее не мог.
Багров скрылся в тени дома и стоял, раздираясь надвое между необходимостью спешить в Новинск и желанием увидеть Майю. Вернуться к ней из Новинска надежды почти не было. Всякому везению есть предел...
* * *
Томину давно пора бы мчаться в Москву, а он все торчал в еловской дежурке, обговаривая с Гусевым - замначем по оперативной части - детали и тонкости предстоящей ловли Багрова. Мечту о чистой рубашке и душе пришлось похоронить. Побрился он, пока пытались дозвониться до Загорского. Не мешало предупредить человека. Раз они знали, где директор школы, то и Багров легко мог узнать. Два часа на попутке - вот тебе и Новинск. Но Загорский еще не возвращался в гостиницу.
Томин начал прощаться.
- Ладно, думаю, сегодня событий не предвидится. Утром вернусь.
Было условлено, что его добросят до магистрального шоссе и там Гусев водворит его в ходкую машину, держащую курс на столицу. Томин уже разговаривал со Знаменским - извинился, что опоздает.
- Ну, пожелаю вам... - протянул руку дежурный. - Шофер давно мотор греет.
- Да-да, гоните меня... - в воображении призывно возник праздничный стол; но неутихающая смутная тревога опять пересилила: - Только еще попробуйте Новинск, а?
Дежурный не стал спорить, проще набрать номер. На сей раз Загорский оказался на месте.
- Пожалуй, лучше мне, - решил Томин. - С посторонним человеком легче о таких деликатных... Семен Григорьевич? Здравствуйте, с вами говорит старший инспектор Томин из Московского уголовного розыска.
Загорский удивился. Выслушав томинскую версию причин и целей побега Багрова, произнес с отвращением:
- Какая дикость!
Но дальнейшие рекомендации встретил в штыки:
- Простите, это для меня неприемлемо. Вероятно, вам рисуется робкий интеллигент, который побежит отсиживаться в милиции... Никаких "но"! Завтра же я возвращаюсь в Еловск!
- Разъединился, - досадливо пожал плечами Томин. - Ну почему люди так упрямы?
Они с Гусевым направились к выходу, столкнулись с Виктором.
- Новостей не принес? - спросил Томин.
- Нет. Майя Петровна минут пятнадцать как домой пошла... Матвей Зубатый шмыгнул, тихонький такой, даже трезвый вроде... Старый пасечник в город приплелся.
- Дед Василий? - недоуменно сощурился Гусев. - По зимнему времени его никогда не видно.
- Что за дед? - перестраховки ради поинтересовался Томин.
- Савелия Багрова закадычный был друг. Зачем это он из берлоги вылез?.. А-а, у Алабиных нынче сороковины справляют, должно, к ним... Да поедем мы, товарищ майор, или нет? - шутливо притопнул Гусев на Томина.
- Едем, едем.
Они вышли, дежурный зевнул, поболтал термосом - пустой.
- Витек, организуй кипяточку. Допек этот старший инспектор. Больно моторный.
Затрещал телефон.
- Дежурный Еловского горотдела милиции... - сказал он. - Телефонограмму? Давайте.
Принялся записывать, внезапно изменился в лице, продолжая писать, вывернул трубку микрофоном вверх и одышливо запричитал:
- Витя! Виктор! Вороти его! Вороти скорей!..
Тот чудом успел задержать машину в последний момент.
- Вот, товарищ майор, - сокрушенно показал дежурный запись в книге.
Гусев наклонился через плечо Томина, и оба прочли:
"По вашему запросу No 132/п о розыске совершившего побег из мест лишения свободы Багрова Михаила Терентьевича сообщаем: фотография Багрова предъявлялась работникам междугородных рейсовых перевозок. Шофером автобазы No 4 Тульского стройкомбината Сердюком разыскиваемый опознан как попутный пассажир, который сошел с автомашины Сердюка, не доезжая до Еловска 12-ти километров, сегодня около 11-ти часов..."
Эх! Они напридумывали с три короба хитростей, но - в расчете на завтра-послезавтра. Багров же стал реальностью сегодня.
Требовался полный пересмотр планов. Какой вечер у Томина погорел! Какие пельмени! Какой тост пропал ни за грош!
* * *
Кто не едал пельменей Маргариты Николаевны Знаменской, тому бесполезно расписывать достоинства оных. Достаточно сказать, что их никогда не бывало много, хотя, случалось, намораживала Маргарита Николаевна по целому ведру. И неизменно они перешибали любое другое угощение и делались гвоздем стола. Количество едоков значения не имело: пельмени съедались подчистую что впятером, что вдесятером - всегда.
Порой она даже в гости ходила с кульком пельменей, как другие несут в подарок собственной выпечки торт или бутыль домашней наливки.
От Маргариты Николаевны домогались рецепта, секрета. Она охотно делилась опытом. Хозяйки выполняли все в точности. Получалось вкусно - и только. А у Маргариты Николаевны - потрясающе. Но она сама не знала, отчего ей так удавались эти маленькие полумесяцы с мясной начинкой...
В последние годы многолюдные сборища у Знаменских бывали редки. Отошли в прошлое со смертью главы дома. К тому по выходным вечно набегали друзья и сослуживцы, в основном почему-то молодежь. Теперь отмечался лишь Новый год и семейные даты, да и то в узком кругу.
Но нынче день выдался особенный, и Знаменские задумали его широко. На кухне с утра хлопотали институтские подружки Маргариты Николаевны. Пал Палыча снаряжали то в булочную, то на рынок. Колька сдвигал столы и бегал занимать у дворовых приятелей стулья.
Кибрит тоже пришла загодя, с намерением помочь. Но ее Маргарита Николаевна на кухню не пустила; посадила прометывать петельки и пришивать пуговицы к новой кофточке, которую намеревалась надеть. Белая кофточка, черная вразлет юбка и гранатовая брошь в форме бантика у горла - вот и весь наряд. Да свежевымытые, пышной волной уложенные волосы без намека на седину. Такая хорошенькая, моложавая юбилярша - хоть замуж выдавай!
Зиночка увлеклась, заставила ее накрасить ресницы, тронуть губы.
- Ну хоть чуточку! Слегка!
- Да у меня и помада-то засохла...
Но минимум косметики действительно придал лицу праздничность и яркость.
Потом они препирались о туфлях: Маргарита Николаевна предпочитала более разношенные, Зиночка настаивала на изящных коричнево-красных.
- Один час вы стерпите, а там можно сменить, никто не заметит. И, пожалуйста, не выскакивайте в переднюю! Вы должны принимать торжественно, посреди комнаты... А теперь хотите не хотите, маникюр.
- Не до него мне было со стряпней. А сейчас уже поздно, буду вонять ацетоном.
- Не будете! Фен у вас есть? Высушим мгновенно! Где лак?
Маргарита Николаевна, смеясь, покорялась. Когда кто-то заглядывал, спрашивая инструкций, Кибрит заслоняла ее, оберегая предстоящий эффект.
- Поздравительная телеграмма! - возвещал из коридора Колька и щелчком отправлял листок под дверь.
- Коля, скажи Павлику, пусть...
- Он ненадолго отбыл.
- Неужели на работу вызвали?! - испугалась Маргарита Николаевна.
- Нет-нет, - успокоила Кибрит. - Это он за подарком. Я знаю.
Подарок добывался при ее участии, и было немножко неспокойно - как-то еще Маргарита Николаевна примет подобное подношение.
- Поздновато он что-то спохватился, скоро народ пойдет... Зиночка, почему я вас так редко вижу? Одно время, честно говоря, мне казалось... Я была почти уверена.
- Одно время мне тоже казалось, Маргарита Николаевна, - без обиняков созналась та.
- А теперь?
- Как-то... заглохло.
- У вас или у него?
- По-видимому, у обоих...
- Как жаль!
- Мама, тебя Шурик просит к телефону!
- Ты вернулся, Павлик! Очень хорошо, но подойти не могу, маникюр делаю... Нет, Зиночка, мало сказать, жаль! Боюсь, он без вас останется бобылем.
- Вот этого допускать нельзя, - подняла Кибрит серьезные глаза. - При его работе нужно очень много домашнего тепла. В противовес.
- Разве я не понимаю! Семейные заботы, семейные радости. Может, это временное охлаждение? Ведь вы так друг другу подходите, Зиночка!
Кибрит тронуло искреннее огорчение Маргариты Николаевны. Непростительно расстраивать человека в такой день.
- Все может быть! - бодро согласилась она и загудела феном.
Начали прибывать гости. Первый плотный косяк составили старые друзья. Тех, что с отцовой стороны, легко было отличить по цветам в руках. Все они так или иначе занимались физиологией растений, биологией растений и массой иных "логий" (а попросту говоря, ботаникой), и букет в феврале не представлял для них проблемы. Причем не базарной покупки, разумеется; не полумертвые, из южных краев доставленные гвоздики подносили они юбилярше, но нарциссы и ландыши, примулы и гиацинты, тюльпаны и розы - все, что способно цвести и благоухать в подмосковных оранжереях хоть круглый год, когда приложены труд и умение.