Побег - Ольга Лаврова

- Вот чудак! - изумился дежурный. - В Еловске такого и человека нет, который бы Семен Григорьевича не уважал. Мы ведь о другом - мы о Багрове сейчас.

- А что о нем? Пьяница и скандалист, каких мало!

- Сплеча рубишь, молод еще! - оборвал лысоватый. - Ихняя вся порода такая. Дед до восьмидесяти лет за стол без рюмки не садился. Он до революции извозом промышлял - Савелий Багров, - так иной раз на большой дороге наскакивали по трое, а то и по четверо - голыми руками расшвыривал! Михаил Багров - лихих кровей! Вот откуда норов.

- Неужели вы не согласны, что он антиобщественный? - не сдавался потенциальный зять.

Лысоватый утратил свой пыл.

- Теперь уж, конечно, антиобщественный... Какой-то в нем надлом случился. Стал человек себя терять.

- Э, Павел Матвеич, - махнул рукой дежурный, - по-русски это называется просто: спился.

- Просто? Про Михаила-то Багрова - просто? Когда он что спроста делал, скажи? Мы что - сплетничать собрались? Или заметку в стенгазету сочиняем? Если станем примитивно судить - промахнемся так, что после не расхлебаем!..

Томин, вникая в их споры, мрачнел и мрачнел. Вспомнились слова Знаменского: "Роковые страсти-мордасти".

- Прошу внимания!

Не все услышали (о Томине слегка подзабыли), пришлось, повторить. Дождавшись тишины, он медленно и раздельно проговорил:

- Предлагается следующая задача: Багрова кто-то смертельно обидел, оскорбил, опозорил. Какова будет реакция?

- Да ведь нет этого ничего, товарищ майор! - испугался дежурный.

- Допустим, есть. Что сделает Багров?

Томин поочередно обводил взглядом присутствующих. Каждому явно становилось не по себе. Он обратился к лысоватому, как наименее предубежденному против Багрова:

- Ну? Как на духу?

Тот прокашлялся, сглотнул, произнес тихо:

- Может и убить.

- Ваше мнение? - к участковому.

- Может, - вздохнул тот.

Не было необходимости опрашивать остальных. Слово сказано.

- Давайте все успокоимся и серьезно подумаем. Я боюсь, что Багров чрезвычайно опасен. Когда я заговорил о его жене с Калищенко, у того в глазах заиграло злорадство. И... словно знает он о ней что-то нехорошее.

- Гаденыш! - шепнул дежурный.

- Представим себе, что Калищенко расписал Багрову, как его жена утешается с Загорским. Мог придумать правдоподобно. Он, по-моему, достаточно хитер.

- Калищенко? - воскликнул Виктор. - Это с почты? Да он же... Вот подлец! Он же к Майе Петровне подкатывался!.. Без мужа дескать, скучно, под локоток... А она ему... не знаю точно, кажется, по щекам... И тут - Семен Григорьич навстречу. Калищенку шуганул, а Майю Петровну до дому проводил...

- Катерина рассказала? - осведомился участковый.

- Ну да.

- А чего повздорили-то?

- Повздорили - помирятся, - нетерпеливо прервал Томин. - Главное для нас теперь - фактор времени. Конечно, Багров не на вертолете летит, но при его характере... пожалуй, завтра-послезавтра объявится. Оперативные соображения?

- Посты ГАИ надо известить, чтобы транспорт проверяли, - предложил дежурный.

- Принято. Дальше?

- Общественность проинформируем, - решительно (и, разумеется стоя) сказал Виктор, мысленно созывая штаб дружины.

- Нет, шума поменьше, спугнем. Молва у вас, наверное, быстрее телеграфа.

Все согласились.

- Еще и то скажу, - добавил участковый, - об Семене Григорьевиче надо подумать. Слух если прилипнет... Ославят их с Майей Петровной - потом не отмоешься.

- Слух - не смертельно, - отмахнулся Томин. - А вот предупредить Загорского надо. Где он живет?

- При школе и живет. - Дежурный набрал номер. - Семен Григорьевича попрошу... Куда?.. А вернется?.. Ясно. В Новинск он уехал по школьным делам. Дня на три.

- С Новинском потом свяжемся. Следующее. Где Багров на первое время может затаиться? Хоть несколько часов ему нужно с дороги отдышаться, осмотреться.

Все призадумались.

- Иван Егорыч, записывайте, - подтолкнул Томин.

- К отцу не сунется...

- Не-ет старик его в амбар запрет, да еще вожжами, пожалуй. К друзьям по бутылке.

- К Матвею может.

- К Матвею - да. К Андрею Зубатому тоже. Записывай обоих.

- Алабина запиши, Петра.

- Сомнительно.

- Зато городом не надо идти, с краю.

- Ладно, для верности. И Лопатиных уж тогда.

- А вдруг он прямо домой - и... что-нибудь Майе Петровне? - предположил Виктор.

- Белым днем не осмелится, а к ночи присматривать будем.

- Развод в восемь? - спросил Томин.

- В восемь. Гусев - замнач по оперативной части - вернется в шесть.

Томин глянул на часы. К семи надо быть в Москве. Принять душ, сменить рубашку - и к Паше: ведь сегодня знаменательная юбилейная суббота, на которую он обещал явиться хоть с того света.

* * *

Багров одолел свои двенадцать километров.

Облепленный снегом, зелено-бледный, почти неузнаваемый добрел до стоявшего на отшибе обнесенного плетнем дома. Осторожно заглянул в окно и постучал пальцем по стеклу. За дверью послышался голос: "Кто там?"

- Дед Василий, отвори.

Дверь приоткрылась, высунулась седая голова. Уставилась на пришельца с недоумением, пошевеливая бровями, стараясь сообразить, кто пожаловал.

- Да я же это, я... - просипел Багров.

- Мишка?! - ошеломленно вскрикнул дед. - Откудова тебя черт нанес?..

- Ш-ш... один ты?

- Кому у меня быть?

Уединенно жил старик, держал пасеку. Ходили к нему только за медом, который он предпочитал выменивать на продукты, чтобы не таскаться самому в город: ноги донимали. А последние дни визитеров не случилось, и некому было доложить деду Василию о городских новостях.

- Чего не пускаешь? - беспокойно заозирался Багров; тело его рвалось в тепло и укромность.

- Снег стряси.

Нежданный гость снял шапку, хлопнул о колено, криво надел и чуть как бы пошатнулся. Спиртным, однако, не пахло, дед Василий в свои без малого девяносто лет сохранил и безошибочное обоняние, и зоркость. Он взял веник, сам обмел Багрова от плеч до валенок.

- Теперь заходь.

И, запирая за ним, тоже внимательно осмотрел округу. Багров рухнул на табуретку у теплой печи, закрыл глаза. Дошел!

- Дошел, видать, до ручки, - пробурчал дед Василий. - Сымай тулуп, Михайло.

Тот кое-как расстегнулся, стащил полушубок, дед бросил его на лежанку сушиться. Шапку, дивясь дорогому меху, уважительно повесил на гвоздь. Потом оглядел небогатое свое стариковское хозяйство, достал растоптанные бахилы:

- Обутку смени.

- Не могу, потом. Картошкой пахнет... - запекшимися губами выговорил Багров.

- Картошка с голодухи - вред один. Меду тебе надо, мед силу даст. Спасибо, чайник горячий, - он старательно задернул занавеску на окне, к которому приставлен был стол.

Долго и жадно ел Багров хлеб с медом, запивал чаем. Оживал. Хозяин счел, что пора и поговорить.

- Сколь же ты не досидел, Михайло?

- По амнистии, дед.

- Ты это... не загибай! Думаешь, я по старости сдурел вконец?

- А не сдурел, так не спрашивай.

- А ежели мне интересно?

- Ишь ты, ему интересно! - язвительно скривился Багров.

- Дерзить не смей! А то вот тебе Бог - а вот порог! - Дед Василий распрямился; даже и теперь еще проступали в нем прежняя стать и размах.

- Так-таки и выгонишь? Савельева внука?

- Только ради светлой памяти, - помолчав, сказал дед и перекрестился. Слава Господу, Савелий не дожил!

- Слушай, мне от тебя ничего не нужно. Может, переночую - и прощай. Вот только... выпить бы малость.

- Выпить нету, - решительно ответил хозяин.

- Врешь. Держишь небось для зятьев.

- А хоть бы и держал! Водки не дам! Ты через нее и сгинул!

Невдалеке забрехала собака, дед Василий озабоченно приник к занавеске, проследил за кем-то, обернулся к обмякшему за столом Багрову:

- А скажи на милость, за каким шутом ко мне-то пожаловал? То годов пятнадцать глаз не казал, а то на тебе - явился!

- Прикажешь к Матвею идти? Или к Андрюшке Зубатому? Там меня враз и прихлопнут.

- Все одно поймают, Михайло. Куда денешься?

- Потом пусть ловят, - равнодушно уронил тот.

- Пото-ом?..

Косматые брови взлетели, собрав лоб в глубокие морщины, затем поползли вниз, нависли по бокам ястребиного носа.

- Чевой-то ты задумал? А? - грозно приступил дед к гостю.

Но уже не те были годы, когда Мишку устрашал закадычный Савельев друг.

- Дело есть, - твердо и тяжело легли его слова поверх стариковского окрика. - Что-то жарко у тебя, - попробовал отвлечь разговор в сторону.

Дед сел против него.

- Это от меду. Сколько ден не емши-то?

- Двое суток.

- Ох, Михайло, натворишь ты беды! Ведь чисто зверем смотришь!

- Я сейчас зверь и есть... Зверь за добычей, а за зверем - охотники.

- Ну, вот чего: отвечай по чистой совести - какое твое намерение?

По совести Багров ответить не мог. Но старик был пока очень нужен. И подспудно где-то, на дне сердечном - было перед ним немного стыдно. Потому ответ прозвучал без вызова, по-родственному:

- Слушай, дед, я много куролесил, верно. Однако не подличал. Ты за мной какую подлость помнишь?