Алиби Алисы - Скьюс К. Дж.

— Привет, Джонни, — отвечаю я. — Как дела?

— Я видел тебя несколько дней назад и предлагал дырки от бубликов. Помнишь?

— Да? Прости, видимо, я тебя не услышала.

— Да. Ты куда-то очень торопилась. А где твоя дочка?

— У няньки. Сегодня утром я ходила на похороны.

— О господи! Кто-нибудь из близких?

— К счастью, нет. А теперь мне надо закончить мой роман. Только вот сначала захотелось угоститься.

— Отличная идея, — говорит он, опуская корзинку в кипящее масло. — Дай мне три минуты. Нажарю тебе свежих.

Он отворачивается к миске с тестом, а я переключаюсь на роль Шарлотты — перекидываю через плечо шарф и чувствую, как мой позвоночник в мгновение ока удлиняется.

— Спасибо. Мне сегодня потребуется много сахара. Придется почти все переписать.

— Прискорбно слышать, — говорит Джонни. — Что, редактору не понравилось?

— Увы. Я сама все испортила, и мне пришлось сократить сорок тысяч слов. Но это ничего, бывало и похуже. Мне кажется, что с каждым разом писать становится все сложнее и сложнее.

— Сорок тысяч слов! Как же быстро ты пишешь?

— Да я могу снова настучать их за неделю. Да, Джонни, дай мне еще соку.

— Нет проблем, — говорит он, прихватывая из холодильника банку. — Давненько я тебя не видал, Шарлотта. Начал уже подумывать, что ты нашла другого продавца пончиков.

Он дружески подмигивает, и мне становится приятно.

— Закопалась в делах, только и всего. Я только что вернулась из большого турне, а тут еще на неделе у некоторых из моих приятелей вышли новые книги. Короче, сплошной кавардак, — я улыбаюсь и тяжело вздыхаю, чтобы показать, как я устала.

— Ох-хо-хо, — понимающе говорит он, подбрасывая пончики в корзинке. И тут мое внимание привлекает мелькание белой бумажки — на столбе позади Джонни трепещет на ветру объявление о пропаже кота. Какой-то Жуки. Пропал в июле. Это мой Принц Роланд. Пончики уже готовы. Джонни вываливает их на противень и посыпает сахаром.

— Пять за фунт или — специально для тебя — четыре за сто пенсов и один в придачу даром.

— Спасибо, Джонни. Я возьму пять.

Он ссыпает пончики в бумажный пакет, завязывает его узлом и кладет теплый пакет мне на ладонь. Я протягиваю ему два фунта, и он достает сдачу из прикрепленной к поясу сумочки.

— Пахнет просто великолепно. Спасибо, Джонни, — я порываюсь взять один пончик, но они такие горячие, что обжигают мне пальцы.

— Как продается твой последний роман? — спрашивает он, облокачиваясь на прилавок.

— Ты знаешь, неплохо. Пристроила его в Грецию и… в Бельгию. Вот прямо сегодня утром.

К фургону приближаются два подростка, читая плакаты, висящие на его боку.

— Это здорово! А ты уже встретилась с Дэвидом Швиммером?

Несколько недель назад я сказала ему, что Дэвид Швиммер согласился на роль в фильме, который будет сниматься по моему роману «Любовники на войне».

— Еще нет, но, кажется, он скоро должен приехать. Может быть, тогда. Спасибо за пончики, Джонни, — говорю я, прихватывая холодную банку с соком, которая остужает мои чересчур прыткие пальцы.

— Окей, не исчезай надолго, Шарлотта. — И Джонни поворачивается к двум подросткам. — Привет, парни. Чем могу вам помочь?

Признаюсь, я использую продавца пончиков. Мне приходится использовать его, чтобы почувствовать себя нормально. Иногда это срабатывает, но не сегодня. Пончики слишком горячи, а Джонни слишком занят, чтобы мой флирт мог достичь того уровня, когда я начинаю чувствовать себя уверенно. Мне хочется пойти в квартиру, сесть на кровать, зарыться в одеяло и скрыться от всех, поглощая пончики.

Но приходится идти на работу — у меня ведь сегодня послеобеденная смена.

Мне удается подслушать разговор нашего менеджера Кимберли с сержантом полиции.

Оказывается, руки Тессы Шарп были связаны синей кабельной стяжкой. Однако Кимберли утверждает, что Тревор всегда пользуется только черными. Значит, тот, кто убил Тессу Шарп, принес их с собой.

Двадцать девятый номер все еще опечатан, и полиция все утро опрашивала персонал отеля. Ко мне, однако, никто не проявляет никакого внимания. Я начинаю беспокоиться, но Тревор информирует меня, что они опрашивают только тех, кто работал в тот вечер между семью вечера и полуночью.

— Ты уже закончила? — спрашивает Вацда, когда я просовываю голову в дверь подсобки, чтобы услышать то, что она отвечает детективу.

— Нет. Хотела спросить, где салфетки для протирки. Не могу их найти.

Закончились. Придется открыть новую упаковку. И закрой уже дверь, а?

Так я и поступаю. Никто не говорит мне, что происходит — ни Сабрина, ни Мэдж, ни временно работающая у нас Клер, — а все, что мне удается выжать из Тревора, это только: «Все теперь в руках полиции. Дай им закончить свою работу».

А что, разве это я не даю им закончить работу? Я только хотела спросить, выяснили ли они уже, кто это сделал. Что ему, трудно сказать?

Когда моя смена заканчивается, я нахожу его в столовой починяющим кофе-машину.

— Не знаешь, проверяли ли они, не заходил ли в отель кто-нибудь посторонний? — спрашиваю я.

— Не знаю. Та женщина-детектив, которая приходила вчера, упоминала ее бывшего парня. Я думаю, его теперь ищут. Но они не будут слишком распространяться, потому что все это нас не касается.

— Еще как касается. Это произошло в месте, где мы работаем.

— Ну и что? Ведь мы никак с этим не связаны.

— Может, и связаны… — говорю я, прикусив губу.

— Как же?

— А что, если это серийный убийца и Тесса Шарп — его первая жертва?

— Чушь! Я ведь сказал тебе, что они занимаются ее парнем.

— А что, если это не он?

Тревор перестает ковыряться в кофе-машине и пристально смотрит на меня.

— Ты хочешь сказать, Жен, что убийца где-то рядом и только и ждет-подходящего момента, чтобы нанести следующий удар?

— Возможно.

— Ну и кто же это тогда, мисс Марпл? Кого ты держишь на примете? Одного из поваров, мужика, который приходит чистить канализацию, или, может быть, меня?

— Я не знаю. Никто не знает. Я только говорю, что не чувствую себя в безопасности. Ты не знаешь, ее… изнасиловали?

Он оборачивается ко мне и указывает на меня отверткой.

— Эта девушка умерла ужасной смертью. Всем и так не по себе. А тут еще ты со своими вопросами и подозрениями. Ты всех пугаешь.

— Не собиралась я никого пугать, Тревор. Я просто говорю то, что чувствую.

— Не лезь не в свое дело. Дай полиции во всем разобраться. Завтра приезжают члены ее семьи, чтобы поговорить с полицией. Нам тут не нужны истерички.

— Я не истеричка, Тревор. Я просто беспокоюсь.

«— Угу. А ты думаешь, я не беспокоюсь? Еще как беспокоюсь, потому что не хочу потерять эту чертову работу.

Больше ему нечего мне сказать. Не знаю, почему он так ведет себя со мной я ведь не обвиняю его. Наверное, это Ванда и остальные настроили его против меня. Они все думают, что я странная. Говорю странные вещи. Странно ем печенье во время перерыва на чай: сначала счищаю зубами крем, потом складываю печеньки вместе и обгрызаю по кругу. Я видела, как все они смотрят на меня — так стая львиц смотрит на обреченного львенка, преподе чем оставить его умирать под деревом. Но я их за это не виню.

Прохожу через стоянку и вижу Лолу и Кики, стоящих возле машины, нагруженной чемоданами и сдутыми надувными матрасами. Машу им рукой, но они не замечают меня. На моем безымянном пальце все еще надето кольцо, которое они мне подарили. Если бы кто-нибудь спросил, я бы ответила, что обручена, но никто, к сожалению, не спрашивает.

Забираю Эмили и, прижимая ее к себе, чувствую себя лучше. Мы начинаем долгий путь домой. Возле тренажерного зала, где работает Кейден, я задерживаюсь, чтобы посмотреть, не видно ли его. Он занят с какой-то, судя по виду, новенькой девушкой в купальнике с тонкими, как спички, руками. Они сидят друг напротив друга и заполняют какие-то документы. Он флиртует с ней, а она улыбается и поправляет волосы. Мое сердце болезненно сжимается, и я прохожу мимо.