Алиби Алисы - Скьюс К. Дж.

Алиби Алисы: [роман] 

К. Дж. Скьюс

Посвящается Александре, Джозефине и Джошуа

Глава первая

Салон красоты на главной улице, Спуррингтон, Северо-Запад Англии

Я уже не могу видеть этот выпуск «ХЕЛЛО!». Ну сколько, скажите, раз можно разглядывать левую подмышку Бруклина Бекхэма? Правда, больше читать все равно нечего. Есть только «Вог» со склеенным соплями содержанием да «Космо» с Шарлиз Терон на обложке. К нему я даже прикасаться не хочу. После «Белоснежки» я ее боюсь. Не могу избавиться от ощущения, что она вот-вот выпрыгнет со страницы и укусит меня.

Поскольку читать нечего, искоса поглядываю на спешащего через комнату таракана с пучком чьих-то остриженных волос на спине. Мои собственные волосы gee еще свисают мне на уши. Я не могу ждать еще один день. Если через пять минут никто не появится, просто пойду домой и сама покрашу их над ванной.

А тут еще Эмили все время хнычет. Я попыталась засунуть ей в рот палец, однако это не помогает — она хочет есть. Но я не буду ее тут кормить.

Как вы это себе представляете: сидит дама, ведет светскую беседу с совершенно незнакомыми людьми и вдруг достает у всех на виду свою титьку? Вот как другие женщины это делают? И как в это время поступают незнакомые люди? Стараются не смотреть? Между прочим, титьки — это мое третье самое интимное место после ступней и вульвы. Я бы наверняка посмотрела. Мельком, но все же посмотрела бы.

Через целых пятнадцать с половиной минут из-за занавески из бисера шаркающей походкой появляется какая-то толстуха. Ее огромные, как у хоббита, ступни втиснуты в зеленоватые шлепки, а обе руки снизу доверху покрыты татуировками: на правой — Том Хиддл — кто-то в образе Тора, а на левой — тот же Тор в виде Криса Хем-как-его-там.

— Привет, я Стефи. А вы Мэри? — В ее глазах ни тени улыбки.

— Да. Мэри Брокеншайр.

На Стефи застиранная футболка с Гриффиндором, а ее розовато-серые волосы зачесаны на одну сторону и полностью выбриты с другой.

— Проходите, пожалуйста, сюда…

Стефи проводит меня через завешенную бисером грязноватую арку и ведет по блестящим черным плиткам пола к раковинам. Не доходя до них, мы сворачиваем к боковому креслу с висящим перед ним зеркалом. Она усаживает меня, кладет мне на плечи свои горячие руки и начинает обычную, но ненужную в данном случае болтовню о моих предпочтениях: она уже и так все знает, потому что на прошлой неделе я приходила к ней на пробу.

— Так, значит, черный. Вам предлагали чай или кофе?

— Нет. — Я не люблю ни чай, ни кофе. Предпочитаю сок, но они не держат сок, только какую-то бурду, при одном виде которой мне кажется, что мои зубы начинают гнить. И даже я знаю, что молока от них тоже не дождешься, но, чтобы соблюсти приличия, говорю: — Пожалуй, чай. Спасибо.

Стефи исчезает и вскоре возвращается с накидкой, но без чая. Пока я достаю Эмили из коляски и усаживаю ее в детское кресло-качалку, она стоит рядом, надеясь увидеть что-нибудь интересное. Да, конечно, люди любят смотреть на младенцев. Я усаживаю Эмили и задергиваю занавеску. Мне не нравится, когда ее разглядывают слишком пристально. Кстати, и меня тоже. Просто так, на всякий случай.

Стефи оборачивает накидкой мое тело, оставляя открытой только голову. Раньше я любила набрасывать на себя накидку. Или большое полотенце. Ничто нельзя сравнить с тем чувством полета, когда бежишь после горячей ванны по коридору, завернутый в большое полотенце, а его края развеваются сзади как крылья. Мы с моей кузиной Фой так всегда и поступали. Или, может быть, это было только один раз?

— Как вы управляетесь с малышкой? — спрашивает Стефи.

— Ничего, спасибо. Она у нас пятая, так что мы привыкли к постоянной усталости. Да вы, конечно, и сами знаете!

— О да! — Ее лицо озаряет улыбка. — У нас четверо, и это просто сплошной хаос. Но нам это нравится. Нам нравится этот хаос!

Мы улыбаемся друг другу счастливой улыбкой родителей, и она начинает намазывать мои волосы краской.

— Что вы собираетесь делать сегодня вечером? — Судя по голосу, она задает этот вопрос уже в десятитысячный раз. В ее лишенных интонации словах не слышится ни малейшего намека на интерес, но я отвечаю все равно:

— Еще не знаю. Поброжу по магазинам. Потом заберу детей. Я все еще в декрете, так что мне не надо все время укладываться в график, как во время работы.

— А чем вы занимаетесь?

— Я врач. Терапевт.

— Понимаю. А где все они сейчас? У друзей?

— Мои дети? — спрашиваю я, захваченная врасплох. — Они все в школе.

— Разве сейчас не каникулы?

— Они учатся в частной школе. У них каникулы были на прошлой неделе.

— Да? — спрашивает она с кислой миной на лице. — Все четверо в частной школе?

— Угу, — гордо отвечаю я, покачивая кресло-качалку. — Папочка просто души в них не чает. Но я уже сказала ему, что пяти нам вполне хватит. В январе мне сделают операцию. Если его не остановить, он наплодит целую футбольную команду.

— Ага, я думаю, что и мой тоже!

— Сегодня годовщина нашей свадьбы, поэтому вечером придут мои родители, чтобы посидеть с ними, пока мы сходим в ресторан.

— О-о-о! А куда вы пойдете? В какое-нибудь уютное местечко?

Что за дурацкий вопрос! Нет, мы пойдем в однозвездочную дыру, где повар подтирает задницу салатом.

— В «Китайский сад». Знаете, там, где с потолка свисает золотой дракон. Хочу сделать ему сюрприз.

— И чем же занимается ваш благоверный?

При этих словах я невольно вспыхиваю. Как бы мне хотелось иметь хотя бы парня!

— Он персональный тренер.

— Как мило! Вот бы мой повел меня куда-нибудь. Вы знаете, с тех самых пор, как родилась Ливи, мы так нигде и не были, а в следующем месяце у нее уже первое причастие.

— Правда?

— Угу. Но мы все равно не можем себе этого позволить. Рика уволили из аэропорта.

— Вот черт, — говорю я с угрюмым видом, которого она от меня ожидает. — А кем он…

— Он работал грузчиком багажа. Отдал им целых двадцать лет. Выходил на работу даже в выходные, и когда они бастовали. А еще он поймал террориста.

— О господи! — Тот же таракан теперь трусцой бежит вдоль плинтуса. Я делаю вид, что поперхнулась. Стефи спрашивает, не дать ли мне воды, и, наконец вспомнив, что не принесла мне обещанный чай, суетливо убегает проверить «Куда это он там запропастился», будто чай мог в это время вести с кем-то светскую беседу.

В конце концов она приносит мне чай и два печенья с кремовой начинкой, у одного из которых обломан край. Я разнимаю печенье и соскребаю зубами крем, а потом начинаю медленно жевать половинки, пока они не растворяются у меня во рту. Только проглотив печенье я замечаю, что Стефи все это время пристально смотрит на меня. Щеки мои покрываются румянцем.

Но тут, на мое счастье, в сумке блямкает телефон, и я начинаю перебирать ее содержимое, якобы пытаясь отыскать его.

— Думаю, это папочка потерял своих девочек.

— А-ах, — вздыхает Стефи, и глаза у нее затуманиваются.

Это, конечно же, никакой не папочка, а мейл с «Ибей», извещающий меня о распродаже канцелярских товаров по случаю окончания семестра.

— Он? — вопрошает Стефи, проводя расческой по намазанным краской волосам.

— Ага. Спрашивает, не надо ли чего принести.

— Какой заботливый!

Я протягиваю ей свой айфон, чтобы продемонстрировать его фото. Она берет его у меня и прищуривается:

— Ну, блин! Какой красавчик!

Не составляет особого труда догадаться, о чем она думает: и как это я смогла подцепить такого парня?

— Мне очень повезло, — говорю я. Она возвращает мне мобильник, и я снова надежно укрываю его в глубине моей сумки. — Мы влюбились друг в друга еще в детстве.