Венеция зимой - Эмманюэль Роблес
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Позже, когда все веселились и Пальеро предложил распить шампанское, Элен вдруг стало страшно, что ее ожидания, основанные на каких-то смутных признаках, обманут ее, не оправдаются.
Часть вторая
Ласснер
1
Уже с первых дней декабря город готовился к праздникам. В витринах многих магазинов появилась иллюминация, а у дверей ресторанов вывешивали рождественское меню. Ласснер уже два раза приглашал Элен и Пальеро в ресторанчик «Венето» у Большого канала. Хозяина ресторанчика звали Бруно, и лучших клиентов он угощал душистыми болгарскими сигаретами. Элен особенно ценила эти встречи с друзьями, потому что по ночам к ней опять возвращались тяжелые воспоминания и образ Ивонны Меррест, истекающей кровью.
В первый раз в «Венето» она вела себя очень сдержанно под впечатлением от рассказа господина Хёльтерхофа. В тот вечер после урока, когда Элен уже собралась уходить, он сказал, хотя она ни о чем его не спрашивала, что военная форма в застекленном шкафу и предметы, на которые она с любопытством поглядывала, принадлежа ли его единственному сыну Вальтеру. В самые последние дни войны его танк подорвался на мине. Тяжелораненого Вальтера вытащили из подбитой машины. К несчастью, ему не успели вовремя оказать медицинскую помощь. Сына похоронили на деревенском кладбище недалеко от Венеции — вот почему Хёльтерхоф обосновался здесь. Элен посмотрела на фотографию: молодое лицо, чуть грустная, как ей показалось, улыбка. Выйдя на улицу, Элен уже не испытывала радости, охватившей ее утром, когда она увидела Ласснера у мастерской Пальеро и он предложил встретиться.
Во время второй встречи в «Венето» она, по выражению Пальеро, «смотрела веселее».
— Вы слишком много работаете, мадемуазель Элен.
Элен пришла после своего первого урока с юным Сарди. Тот в конце концов согласился на ее «условия», приложил к письму план, объясняющий, как пройти к его дому, план он просил «уничтожить после использования», что удивило Элен. Он жил на прелестной старомодной вилле с садом, выходящим на Рио-Нуово и украшенным замшелыми статуями. Бледного и хрупкого юношу окружали безмолвные слуги, Несмотря на замкнутое выражение лица и несколько холодную вежливость, он оказался внимательным учеником.
В «Венето» ей сразу стало как-то весело, она почувствовала себя уверенной, надежно защищенной от ночных тревог. Догадался ли Ласснер, что она к нему неравнодушна? Элен не была в этом уверена, потому что порой ей казалось, что мысли его витают далеко. Они ужинали, и Элен смотрела на Ласснера, на его обожженную руку и представляла себе его полную приключений жизнь.
Они говорили о будущем альбоме.
— Когда вы начнете его делать? — спросила она.
— Хочу сначала покончить с выставкой.
— Ну, это надолго, — заметил Пальеро, не переставая жевать.
— Нет, скоро возьмусь и за него, — продолжал Ласснер. — Такая работа меня увлекает, хотя я понимаю, что сделать альбом будет непросто. Зимой Венеция прекрасна только для влюбленных и наводит тоску на тех, чье сердце пусто.
Может быть, он сказал это не без умысла? Ласснер говорил с улыбкой, но Элен не доверяла словам.
— А потом, меня увлекает все таинственное, а в это время года в Венеции появляются призраки, которых летом отпугивают толпа и солнце. Как выразить в фотографиях эту тайну?
Разговор ему явно нравился. Элен спросила, кто напишет вступительную статью для альбома.
— Издатель хочет попросить Моравиа, но Моравиа терпеть не может Венецию и все, что связано с водой. От одного вида гондолы его тошнит.
— А вы? Кому бы вы хотели заказать статью?
— Мишелю Турнье.
— Почему?
— Этот писатель любит фотографию и умом и сердцем.
В прошлую их встречу в «Венето» Ласснер рассказал, как сам пристрастился к фотографии. Перед службой в армии он работал наборщиком в типографии одного иллюстрированного журнала. Так как он был футбольным болельщиком, ему иногда поручали написать отчет о каком-нибудь матче и сделать несколько снимков, причем публикацию не гарантировали, только предоставляли бесплатный билет на стадион и оплачивали пленку. Когда он вернулся после армии, его место было занято, и одна из газет предложила ему должность фоторепортера. В технической стороне дела он уже разбирался неплохо. Оставалось научиться другому. Однажды утром его отправили в каменоломню, где только что произошел обвал и завалило рабочего. Спасатели откопали его очень быстро, но он умер у них на руках. Ласснер был так потрясен, что не мог фотографировать. За это он получил нагоняй и потом научился хладнокровию, быстрой реакции в любых ситуациях. Последнее тому доказательство — случай со Скабиа. Со временем ему захотелось с помощью фотоаппарата «запечатлевать мгновения вечности» (Ласснер улыбнулся). Отсюда и эти его альбомы — пока их четыре, — которые очень ценились любителями.
2
Рядом с Ласснером Элен поняла, что она вовсе не обречена жить прошлым, оглядываться назад, бежать от самой себя. Она еще не знала, как ей распорядиться вновь обретенной свободой, но пользовалась ею широко и с удовольствием. Силы, дремавшие в ней, проснулись, влекли ее к веселью, к новым событиями встречам.
Однажды утром Элен получила на почте два письма. Рассматривая конверты, заволновалась. Адрес был напечатан на машинке, но отправлены они, судя по штампу, из деревни на Уазе, где у Андре был загородный дом. Элен не удивилась тому, что он узнал ее адрес. Она понимала, что рано или поздно он ее разыщет. Итак, он упорно преследует ее, не считаясь ни с трагедией, пережитой Ивонной, ни с решением Элен порвать с ним. Да и чего она могла ждать от такого человека, как Андре? Что он уступит ей и смирится? С письмами в руках и сумкой под мышкой она направилась к колодцу в центре зала, чтобы там прочитать их. В это время к ней подошли два парня в клеенчатых куртках и джинсах, стянутых ремнем с большой медной пряжкой.
— Что, плохие новости, прекрасная signorina? — насмешливо спросил один.
Элен с досадой отступила в сторону, не зная, идти ли ей дальше к колодцу или вернуться назад. Но парни загородили дорогу. На них никто не обращал внимания. Элен посмотрела на парней, на их гривы и наглые улыбки.
— Оставьте меня в покое, — твердо сказала она.
— Нет, сначала послушайте: вы просто конфетка! — заявил один из них.
— Спасибо.
— Все венецианки…
— Я не венецианка. Пропустите.
Она хотела обойти их. Второй парень, у которого в ухе была серьга из какого-то розоватого камня, наклонился к ней.