Общаяя тетрадь - Григорий Власов

Дверь открыла пожилая женщина лет шестидесяти пяти. Язык не поворачивался назвать ее старухой, одевалась она аккуратно, с небольшой долей былой элегантности и продолжала пользоваться макияжем. Молодящаяся внешность и косметика в условиях полутемного подъезда поначалу обманули мой близорукий взгляд.

- Милиция, - представился я. - Гражданка Войцеховская?

- Да, - тут я разглядел, что передо мной хорошо оштукатуренная старуха. Я достал блокнот и сделал вид, что сверяюсь со своими записями:

- Ваше имя, отчество?

- Мария Михайловна.

- Я к вам по поводу смерти Полонского. Вы знали Полонского Бориса Яковлевича?

- Знала. Проходите, - она шире открыла дверь.

Я протиснулся в тесную прихожую.

- Мама, кто там? - услышал я знакомый голос. Пора было удирать!

- Из милиции, по поводу убийства.

В узких дверях комнаты появился Андрей. Я почувствовал себя как кот, застуканный за испражнением в домашние тапочки.

- Мама, пойди к соседке. Я сам поговорю с представителем власти.

Женщина переводила ничего не понимающий взгляд с меня на сына и обратно.

- Да, - сказал я, - побудьте у соседки. Мне действительно лучше поговорить с вашим сыном.

Меня словно кто в сухую потер мочалкой и посыпал перцем. Все тело горело огнем и чесалось. Чисто рефлекторно я почесал кулаки и размял суставы. Возмущенно фыркнув и пожав плечами, Мария Михайловна удалилась.

- Hу, проходи, мент!

Hа деревянных ногах я вошел в комнату, вплотную заставленную мебелью. Для драки плацдарм был неудачный: сервант с посудой, телевизор, фарфоровая ваза - не хватало мне потом возмещать ущерб. Хотя я был напряжен и готов к драке, я чувствовал это по движениям и голосу Андрея, первый удар я пропустил. Андрей заехал мне в ухо, голова дернулась и стукнулась об стенку. Иногда полезно быть твердолобым, пропущенный удар обозлил меня и, забыв всякую осторожность, я ответил левой в челюсть.

Угроза по-разному действует на людей. Одни убегают, другие безвольно валятся с ног, у меня другая реакция - я сначала действую, а страх приходит потом. Четверть казачьей крови, полученная даже по женской линии, пробуждает во мне воинские инстинкты и бойцовские качества. Однажды, когда я служил в армии, будучи поначкаром, я разводил посты. Была безлунная ночь, конец июля. Маршрут пролегал мимо гарнизонного сада и моим караульным захотелось полакомиться яблоками. Мы отклонились от маршрута, на ощупь рвали яблоки и вдруг мои подчиненные побежали к дороге. Я оглянулся и увидел, даже не увидел, а почувствовал приближение караульной собаки. Рефлекс сработал мгновенно - я бросил яблоки и сорвал с плеча автомат. Здоровая овчарка прыгнула и мне пришлось проткнуть её штыком. Из-за этого глупого пса, слишком рьяно выполняющего свои обязанности, я получил десять суток гауптвахты и лишился сержантских погон.

Читатель напрасно ждет от меня подробного описания поединка. Драка непрофессионалов слишком убогое зрелище, чтобы его досконально живописать. Андрею удалось несколько ударов, они достигли цели, но только раззадорили меня. У меня тоже получилась пара славных ударов - от моего прямого правого в челюсть повалился на диван, но я не был готов к такой удаче и не воспользовался моментом беспомощности. Бестолковая возня прекратилась, когда я осознал важное тактическое преимущество - я схватил Андрея за бороду. (Как прав был Александр Македонский, приказавший своим бойцам брить бороду, дабы персы в сражении не могли схватиться за нее). После этого я пару раз безответно двинул ему в ухо, а потом ударил ногой в пах. Удар получился не сильный, да и бить было неудобно, но цели достиг. Андрей ойкнул, схватился за яйца и упал на колени. Мысленно я уже нанес ему хук справа, от которого он повалился бы на бок, но моя рука не шелохнулась. Совершенно невероятно, но ни одного хрупкого предмета мы не повредили и обошлось без членовредительства. Кстати, в юности это слово я понимал весьма ущербно, как вред лишь детородному члену. То, что мы не повредили хрупких предметов лишний раз доказывает, что эта история чистая правда. Вымысел вынужден придерживаться границ вероятия, правда не нуждается в этом. Мысль, между прочим, не моя, а Марка Твена.

Все-таки, чистую правду из соображений этики, собственной безопасности изображать невозможно. Прочитает Тестин эту повесть, подойдет ко мне и скажет: "Паша, ты изобразил меня каким-то рохлей, лысым, робким и нигде не сказал о том, что у меня первый разряд по боксу". Или достанется Лопатину эта книга, узнает он, что я все же был неравнодушен к Инге, то поднимет на ноги всю свою афганскую мафию. Есть два пути избежать его мести: не писать вообще или скрыться за границей, как автор "Сатанинских стихов" от праведного гнева последователей Магомета. Однако отвлекся я.

- Отпусти, - застонал Андрей.

- Драться будешь? - приятно было осознавать себя сильным и крутым.

- Hет.

Крутизна во мне совмещалась с великодушием. Я сел на диван, осмотрел поверженного противника и счел нужным пояснить:

- Литвин не виноват, я, кстати, тоже. Я вот у тебя есть веский мотив. Ты ненавидел своего отца!

Бил я наугад. Откуда мне знать любил он его или ненавидел. Я бы такого отца ненавидел.

- Hу и что? Это ничего не доказывает. У меня алиби!

- Алиби у всех кроме Литвина, поэтому его и взяли. Зато у тебя хорошенький мотив. С самого детства ты его ненавидишь, проклинаешь и вдруг является добрый старичок, в институт устраивает, кандидатскую пишет...

Я перестал дразнить Андрея, потому что он начал явно накаляться. Он хоть и дал слово не драться, но вдруг?

- Я не убивал! - четко, с разбивкой на слоги, произнес Андрей и вдруг зарыдал. - Я не убивал, не убивал, не убивал...

Его, похоже, зациклило. И, похоже, он говорил правду. Это, обычно, сразу чувствуешь. Он плакал, размазывая сопли по усам, и был настолько жалок, что я поторопился уйти. Одним подозреваемым стало меньше.

Запах мочи в тот день, определенно, преследовал меня. Hесмотря на совершенно пустой трамвай, возле вокзала ко мне подсела пьяная женщина. Она была одета в лохмотья и от нее пахло мочой. Я интеллигентно молчал, недоумевая, почему она уселась рядом. Женщина что бормотала, мой слух улавливал отдельные слова, в основном матерные. Hаконец, поняв безосновательность своих претензий, бомжиха встала и, шатаясь, ушла в конец вагона.

Я спокойно смог раскрыть трофейную тетрадку.

Войцеховского в этой тетради я не нашел. Впрочем, я это ожидал. У Тестина, оказывается, сына отчислили со второго курса за неуспеваемость, а сам он в командировке в Ленинграде так сильно впал в запой, что для того чтобы вернуться домой вынужден был занимать деньги. Про Литвина никакого компромата не было, кроме того, что он вернулся из командировки на два дня раньше и на работу не появлялся. Соленый и Харитоныч на своей совести имели множество негативных высказываний в адрес начальства: похоже, они стучали друг на друга. А вот про Ингу и Лопатина были совершенно неожиданные сведения. Инга с мужем не живет, но не разведена. Лопатин разведен, но продолжает жить с женой в одной квартире. Инга и Лопатин - любовники. У обоих стояла пометка: "принять меры". Так вот какие меры принимал Полонский! С его точки зрения такое положение вещей не нормально. Что он от них требовал? Принуждал жениться? Или требовал прекратить отношения? А я дурак, психоанализа начитался! Это для меня Инга sex appeal, а для Полонского она обычный сотрудник и её поведение не укладывается в рамки морального кодекса строителя коммунизма.