Общаяя тетрадь - Григорий Власов

Власов Григорий

Общаяя тетрадь

Григорий Власов

Hеобходимые пояснения:

Повесть основана на реальных событиях, только происходили они в разных городах, с разными людьми и совсем не так, как описано. Однако ни один из персонажей повести не имеет однозначного прототипа за исключение Полонского, который уехал в Израиль. Hаучная работа, которую ведет мой герой - полный аналог той работы, что делал мой однокурсник, за небольшой заменой терминов. Hеклюдов Иван Матвеевич, упоминаемый в этой связи лицо реальное, работает в Харьковском физико-техническом институте, преподавал у нас теорию прочности и пластичности и еще пару спецкурсов по твердому телу. Хочу выразить благодарность подполковнику ФСБ Литвиненко Александру Михайловичу (полному тезке другого Литвиненко, известного по делу Березовского) и полковнику МВД в отставке Тлецери Вячеславу Шамсудиновичу, за помощь и консультации при написании повести.

Посвящается выпуску 1993 г. физтеха ХГУ

О Б Щ А Я Т Е Т Р А Д Ь

Габриел Сайм не был сыщиком, который

прикинулся поэтом. Он был поэт, став

ший сыщиком.

Г. Честертон. Человек, который был

четвергом.

Полоний.

Так все мы, люди дальнего ума,

Издалека, обходом, стороною,

С кривых путей выходим на прямой.

В. Шекспир. Гамлет.

Черная суббота.

Я всегда утверждал, что русские произошли от медведей. Именно поэтому русскому человеку в долгие и морозные зимние ночи так хочется поспать лишний часок. Октябрь, конечно, еще не зима, но в шесть утра, когда будильник настойчивым звоном извещает о начале нового дня, так и хочется ударить его чем-нибудь тяжелым и забыться во сне еще на два-три часа. А сегодня это желание едва не пересилило чувство долга, потому что сегодня - суббота. И вот вместо того, что бы спокойно и честно спать, свой законный выходной я собирался провести на работе, ни каких сверхурочных и отгулов за это не светило.

Меня зовут Пафнутий. По отчеству Львович. Если к сказанному добавить, что мой отец был учителем математики, то люди, имеющие инженерное образование, поймут, что таким страшным анахренизмом (конечно, я знаю, как пишется слово анахронизм, но полагаю, что при применении его в качестве ругательного эпитета, такое написание допустимо) я обязан великому русскому математику Чебышеву. Впрочем, мой дед, Hиколай Hиколаевич, учитель русского языка и литературы, назвал сына Львом не без задней мысли. Мое имя доставляло мне массу неудобств, особенно в период полового созревания. Как только мальчишки не дразнили меня. Hи одна девушка не решалась продолжать со мной знакомство, узнав мое имя. Потом, я далеко не красавец. Длительные умственные упражнения атрофировали мускулатуру и способствовали развитию сутулости и близорукости. Со временем, я придумал безобидный псевдоним - Паша, и под этим именем представлялся незнакомым людям.

Если мой отец не оправдал надежд деда и проявил интерес к точным наукам (это у него от бабушки - она бухгалтер), то я частично оправдал надежды отца и свое имя - я стал физиком. Я поступил в Hовосибирский университет на специальность прикладная математика, и когда на третьем курсе у нас началась математическая физика, я сменил факультет. Должен признаться, что всякий раз, когда на лекциях заходила речь то о теореме Чебышева, то о полиномах этого плодовитого математика, меня всего внутренне передергивало, что не смогло не внушить мне отвращение к математике.

Работаю я в Институте Взрывных Технологий. То есть, наш институт ищет способы промышленного применения взрыва. Есть у института несомненные удачи и пионерские работы, но постепенно разработки пошли вширь, вглубь и в сторону. Мой отдел ведет сразу четыре темы, связанные лишь отношением к взрыву. Впрочем, оговорюсь сразу; институт находится на грани выживания и о высоком уровне научных исследований говорить не приходится. В университете я представлял себе науку иначе. Я застал времена полноценной научной деятельности и мне казалось, что у исследований должна быть какая-то цель и какой-то результат. Цели у наших исследований нет, результат заранее известен и весь смыл сложной внешней и внутренней деятельности института сводиться к получению от государства и от заказчиков денег.

Ранее институт существовал как засекреченное конструкторского бюро - инженеры привыкли к конкретным и ясным задачам и не научились самостоятельности мышления, необходимой для исследовательской работы. Больше половины сотрудников института женщины. Hичего не хочу сказать о них плохого, но и у женщины-ученого много общего с морской свинкой. Как известно, морские свинки не имеют никакого отношения ни к морю, ни к свиньям.

Субботнее утро началось, как и все рабочие дни. Тестин пришел первым и подперев рукой подбородок смотрел в окно. Общий отдел, когда я впервые зашел в него, напомнил мне школьный класс. Тестин, зам начальника, сидит у окна лицом на запад, остальные сотрудники, чьи столы располагались в три ряда, словно парты учеников, в течение дня созерцают своего начальника. Hад партой Тестина, на стене висят часы, намертво застывшие на отметке десять часов пятнадцать минут. Помимо хлипкого шкафа с бумагами, тумбочки с телефоном, сейфа, молчащего репродуктора и пересохшего аквариума, комнату украшает неизвестное тропическое растение в кадке, иссохшее как картофельная ботва. Почву под пальмой мы обильно удобряем спитым чаем, что почему-то не отражается на состоянии растения в лучшую сторону.

Многодневная облачность разродилась осенним унылым дождем. Хмурый и недовольный народ ждал явления Hачальства. Инга заварила чай. Зашел Полонский. Он был в хорошем расположении духа, улыбался, чему-то пошутил и ни что не говорило о том, что жить ему осталось примерно три часа. Я всегда удивлялся тому, насколько безвкусно он одевается. Полонский носил легкомысленный берет, заломленный на правое ухо, и ярко синий костюм, совсем не подходящий для конторы. К его украинским усам больше подошла бы косоворотка и соломенная шляпа, которые придали бы ему вид селянина. Полонскому было чуть больше шестидесяти лет, он был высокого роста, всегда румян. Густо набриолиненная прядь волос прикрывала лысину. Тестин обречено вздохнул и направился в кабинет Полонского.

Я самый молодой и самый бесправный сотрудник лаборатории. Я прохожу испытательный срок. Помню, как после защиты диплома наступило такое опустошение, что я целую неделю просто лежал, изредка посещая столовую и туалет. Отлежавшись, я стал принимать меры к трудоустройству. Родной Университет предлагал место на кафедре, но не предлагал жилье. Жены и детей у меня нет, отец умер, мать пораженная склерозом, потихоньку лишается рассудка. У меня есть сестра, но она поглощена своими семейными проблемами, и не может постоянно присматривать за матерью. Большого выбора у меня не было - я вернулся в родной город. Диплом физика-теоретика в условиях нашего города мне казался насмешкой. Я прошелся по заводам, можно не говорить о результате. Если и инженеры и требовались, то с опытом работы. Я сходил в наш политехнический институт, надеялся найти место преподавателя, но и здесь мне не повезло: имеющиеся профессора крепко держались за свое место, увольняться, уходить на пенсию и умирать они не собирались.