Степан Разин - Андрей Николаевич Сахаров

На Войсковом кругу в Черкасске Корнило Яковлев зачитал две грамоты государевы с приказом ловить и выдавать тех яицких воров и сыскать их где ни будет — либо на Волге и Яике, либо на Хвалынском[19] море. И на самом подходе к донским городкам встретил Разин знакомых казаков — Василия Никитина и Фрола Минаева с казаками. Послал их Войсковой круг искать яицких казаков и отговаривать их от воровства, чтобы принесли они свои вины великому государю и шли бы к нему на службу. С неохотой двинулись донцы на этот поиск. Говорили они Разину, что и сами бы пошли казаковать по Волге, потому что прочно запер султан своими крепостцами выход в Черное и Азовское моря и разжиться зипунами более негде. А с ногайских татар много ли возьмешь? Впервые встретился здесь Разин с Фролом. Понравился ему сотник.

25 октября из Посольского приказа войсковому атаману Яковлеву была прислана грамота: великий государь выказал казакам свое одобрение за то, что ходили они на приступы под крымскую крепость и за переговоры казацких посланцев Разина и Будана с калмыцкими тайшами. А через несколько дней после того, как грамота была зачитана на кругу, Разин подал войсковому атаману челобитную об отпуске его, Степана, на новое богомолье в Соловецкий монастырь. И снова отписал войсковой атаман в Посольский приказ о Степановом челобитье, и попросил от имени всего Войска Донского отпустить казаков — Степана Разина и Прокопия Кондратьева — помолиться соловецким чудотворцам.

Собирался Степан на богомолье против обыкновения медленно. И сборы эти были необычные. Войсковой дьяк изготовил ему речи о переговорах с калмыками, дали Степану и проезжую грамоту от Войскового круга и отпустили. В Черкасске говорили, что вовсе не на богомолье ушли Разин и Кондратьев, а послали их в Посольский приказ с тайным докладом о калмыцких делах.

Вернулся Степан быстро. В такие сроки никто до Соловков и обратно не доходил. Разин ни словом не обмолвился о богомолье. Но о Москве снова рассказывал много. В те дни в городе был мятеж большой. Из-за нехватки денег ввели государевы люди в обиход медную монету вместо серебряной. Быстро повысились цены, новые тяготы обрушились на простых людей, и забунтовала Москва. 25 июля 1662 года посадские начали, как и в 1648 году, громить дворы больших людей — бояр и дьяков. И хотя великий государь сурово наказал бунтовщиков, но деньги медные отменил. Залегли посадские по своим дворам, но не смирились.

— Бунтует вся земля русская, — говорил Разин, — куда ни придешь, все недовольны, и везде мы, казаки, — желанные люди.

А вскоре стало известно, что собирается Стенька в новое посольство и снова к калмыкам.

В начале февраля легкая казачья станица двинулась к калмыцким тайшам. Во главе станицы круг поставил старого казака Ивана Исакова и определил с ним Василия Гладкова, а вторым — Степана Разина. Также шли в составе станицы запорожские казаки Еремей Тимофеев с товарищами.

Дело у станицы к калмыкам было великой важности. Везли казаки к тайшам государеву грамоту и свои просьбы. Войсковой круг просил тайшей ударить по крымским улусам вместе с донскими и запорожскими казаками, перекрыть Муравский шлях, по которому обычаем ходит хан на русские земли, и двинуться в иные места, откуда, чают, может прийти хан. Везли также казацкие посланцы великие обещания тайшам — премно-гого государева жалованья и ласки.

28 февраля казачья станица пришла на подводах в Астрахань, и Иван Исаков подал в приказной избе астраханскому воеводе Григорию Черкасскому проезжую грамоту, наказную память, отдал и государеву грамоту к тайшам. В наказной памяти из Москвы Григорию строго наказывалось — немедля отпустить посольства с Астрахани, дать, не задержав, казакам в дорогу корм, подводы, а также подьячего для всякого письма, толмача доброго и смышленого и служилых людей, сколько будет пригоже. Однако ничего этого не потребовалось. Через торговых и всяких заезжих людей воевода Черкасский хорошо знал жизнь в калмыцких улусах. Вычитав царскую грамоту и наказную память, он тут же ответил казакам, что ныне отпустить их к калмыкам никак невозможно: и Дайчин-тайша и Мончак-тайша со всеми своими ратными людьми пошли на реку Яик воевать с яицкими дальними калмыками. А Манжик-тайша изменил великому государю и нападает на его служилых людей на реке Терек и под Астраханью и всякое разорение чинит. Воевода сообщил также казакам, что калмыцкие тайши Дайчин и Мончак уже воевали крымские улусы и сейчас обещались прийти под Царицын, чтобы двинуться оттуда воевать вместе с казаками, а он, воевода, обнадеживает их государевым жалованьем и милостью.

Все, с чем ехала к калмыкам казацкая станица, уже сделал астраханский воевода, и теперь отпала нужда идти искать по степи калмыцких тайшей.

Казаки пробыли несколько дней в Астрахани. Степан Разин любил этот полурусский-полутатарский город. Любил за пестрый шумливый люд, за бойкую и богатую торговлю, за разноязыкую речь. Здесь уже прочно обосновались московские люди. Вся Астрахань знала братьев Калмыковых, на чьих соляных учугах работали сотни людей. Сами Калмыковы сидели в Москве, а здесь выжимали соки из работных людей их приказчики и гнали, гнали соль в насадах на Север, до Казани и дальше до Нижнего Новгорода, а оттуда поднимали подводами по разным русским городам. Знали в Астрахани и богатого гостя Василия Шорина. Каждый год, едва вскрывалась Волга, шоринские караваны, где под парусами, где бечевой тянулись по Волге: вверх — с рыбой, солью, виноградом, арбузами, разными восточными товарами, на низ — с хлебом, толокном, крупой, оружейным и пороховым запасом, казной. Сотни людей работали на Шорина за корм, за две-три деньги в день.

В Астрахань с каждым годом прибывало все больше беглых и всяких неизвестных людей. Они хоронились по соляным учугам, спасались среди бурлаков и грузчиков, сселились по астраханским окраинам. Копилась там злоба на бояр, воевод, дьяков, богатых иноземцев, прижимистых гостей. Зато казаки здесь были своими людьми. Разин по обыкновению бродил по астраханским слободам, искал старых друзей, с которыми встречался еще во время Своего первого посольства к калмыкам, слушал, как кляли слободские люди воеводские да боярские тяготы, как просились в казаки, за зипунами, за море погулять, на воле потешиться. Но Степан ничего не обещал им, Лишь пил со слободчанами дешевое виноградное вино да велел ждать, а как выйдет срок, то будут и зипуны, будет и заморье.

Если что и было затаенное у него на уме, то помалкивал он: