Случайный свидетель Паша Петрова. Ироничный детектив - Сергей Глазков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Докладываю, майор. Криминалиста привёз. Пошёл колдовать над уликами.
Увидев, что в кабинете вместо Реввы за столом сидит Никифоров, Любушкин теряется.
– Ой, извините! Я думал…
Никифоров раздосадованный на Любушкина за то, что тот помешал допросу. Он строго смотрит на оперативника.
– Капитан, где вас учили без стука врываться в кабинет начальника?
Любушкин вытягивается перед прокурором:
– Виноват. Такого больше не повторится.
– А больше и не надо!
Паша сникает. Никифоров видит это и расстраивается ещё больше.
– Я надеюсь, что ближайшие пол часа я вас не буду видеть!
Паша снова закрывается, видя, как беснуется Никифоров. Тот понимает, что сорвался, поэтому решает смягчить ситуацию. Делает это для Паши.
– Ваш любимый руководитель находиться в кабинете, напротив. Идите.
– Есть.
Любушкин ретируется, плотно закрыв за собой дверь. Никифоров поворачивается к Паше.
– Давайте еще раз попытаемся вспомнить, что говорил перед смертью Емельянов?
– Не могу… Я устала…
Никифоров разочаровано вздыхает.
29
В коридоре Любушкин крестится, поворачивается и натыкается на стоящего перед дверью Бражника.
– Что, встрял по самые «нехочу»? – Интересуется дежурный.
– Ага, – кивает Любушкин, – Чего ты не сказал, что там сидит чучело из прокуратуры.
– Я сказал, только чем ты слушал?
– А ты чего здесь? Подслушиваешь?
– Больно мне надо вас подслушивать. Мне просто захотелось своими глазами увидеть, как ты от Никифорова выгребешь под первое число.
– Увидел?
– А как же! И получил несказанное удовольствие.
Бражник уходит к себе, а Любушкин стучится в дверь кабинета, напротив.
30
Никифоров недоволен, но не знает, что делать. Он поднимается и подходит к подоконнику. Там залпом выпивает весь чай из чашки.
– Значит, больше мы сегодня ничего не вспомним?
– Я очень сожалею… – пожимает плечами Паша.
Никифоров возвращается на свой стул напротив Паши.
– Значит, договоримся следующим образом. Сегодня мы прекращаем говорить о делах. Вы едете домой, и ложитесь спать. Утро вечера мудренее. А завтра мы с вами обязательно встретимся.
– Хорошо, – кивает Паша.
31
После стука Любушкин заглядывает в кабинет оперативников.
– Разрешите войти?
Ревва обескуражен вопросом.
– Ты что, заболел?
– С чего ты взял? – Спрашивает Любушкин.
– А почему вдруг разрешение войти у меня спросил?
Любушкин пожимает плечами:
– Так по уставу положено, когда в кабинет к начальнику заходишь.
– Так это ты и в дверь только что стучал? – Ещё больше удивляется Ревва.
Глава третья
1
Коридор РУВД широкий, просторный и светлый. С одной стороны – находятся большие окна, освещавшие днём всё помещение, а с другой располагаются двери в кабинеты. Свободное пространство стен занимают стенды со схемами, инструкциями, объявлениями и фотографиями. Кроме облезлых театральных кресел, приставленных к обшитым деревом панелям, в коридоре ничего нет. На некоторых отсутствуют седушки. Пыльный фикус, растущий в толстой бочке, одиноко стоит в нише.
Темные в этот час ночи окна, выходящие на улицу, закованы в решётки. Двери, обитые дешёвым дерматином, на которых висят цифры 1, 2, 3, наглухо закрыты. В отличие от всех, дверь с табличкой «Начальник РУВД майор РЕВВА С.А.», приоткрыта. Рядом с ней прилип капитан Бражник, подслушивая разговор, который ведут Никифоров и Паша. А в соседнем кабинете оперов беседуют Ревва, Любушкин и Капустина.
– Да. Я стучал, – отвечает Любушкин.
Ревва подходит к нему.
– А-ну, дыхни.
Любушкин выполняет его просьбу. Тот задумчиво трёт лоб.
– Ничего не понимаю.
– Виноват, товарищ начальник.
– Что ты комедию передо мной ломаешь?
– Начальство прокурорское приказало.
Ревва с облегчение выдыхает, найдя объяснение странному поведению Любушкина, и машет рукой.
– А я уже подумал, что Люба после такой ночи мозгами поехал. Не обращай внимания. У них свои заморочки, у нас свои. Садись, докладывай.
– А ты повелся… – хитро улыбается Любушкин.
– Это же не в тебя гранатами бросались.
– Можно подумать, что ты испугался.
– Если честно, Люба, то – да.
– Бывает…
Ревва садится рядом с ним.
– Докладывай.
– Всё сделали. Криминалисты пошли к себе колдовать.
– Мерлин что-нибудь говорил?
– Послал.
– Понятно. Звонил? – Спрашивает Ревва.
Любушкин кивает.
– А как же.
– Ну?
– Ёлки гну. Сказали: «Спасибо!»
– И всё?
– А что ты ещё хотел? Благодарности?
– Ладно. Проехали.
2
Из здания выходит врач. К нему сразу же подбегает Егоркин.
– Ну, как он?
– А-а! Вы ещё здесь? – Устало произносит врач.
– А куда я мог деться?
– Ну, не знаю.
– Как он? – Спрашивает журналист.
– Выживет, – сообщает врач, – Несколько осколочных ранений и ушиб грудной клетки.
Врач роется в кармане, выуживает несколько металлических осколков и протягивает их журналисту.
– Вот, отдадите ему на память.
Егоркин прячет осколки в карман.
– С ним можно поговорить?
– Можно… – отвечает врач.
Егоркин направляется в приемный покой.
– Идемте?
Врач остается на месте. Он спокойно закуривает.
– Потом покурите! – Просит журналист.
Врач выпускает кольцо дыма.
– Раньше утра поговорить с ним не получится. Он ещё спит… под наркозом.
Егоркин топчется на месте, не зная, что делать?
– Спасибо, доктор.
– Пожалуйста.
Егоркин разворачивается и решительно идет к машине, на которой написано «Пресса».
3
Никифоров ходит по кабинету из угла в угол. Иногда останавливается, чтобы попить крепкий чай.
– Только у меня к вам просьба, Паша. Всё, что я сейчас вам скажу, должно остаться сугубо между нами. Вы мне можете обещать это?
– Почему?
– Понимаете, Паша, Емельянов занимался очень, очень серьёзным делом, о котором знали считанные люди. Я предполагаю, что информация об этом просочилась тем, кого это дело касалась.
Он подходит к Паше и продолжает говорить полушёпотом.
– Вот потому я вас и прошу, не распространятся об этом деле.
Паша кивает.
– Да.
– Во-первых, никому не говорите, что Емельянов бредил и что-то говорил. Запомните: он ничего вам не говорил. Ясно?
– Да.
– Во-вторых, всё, что вы вспомните, вы расскажите только мне и больше никому. Договорились?
– Да.
Дверь в кабинет снова распахивается без стука. Никифоров поворачивается, чтобы разразится бранью, но в дверном проёме видит Сыромятину. За ней маячит бледный Бражник.
– Работаете? – Спрашивает Сыромятина скорее для проформы, чем от профессиональной заинтересованности.
Никифоров встаёт. Сыромятина входит в кабинет. Бражник остаётся в коридоре у двери. Она усаживается за стол напротив Паши.
– Работаем, – отвечает Никифоров.
– Почему не позвонили и не доложили о том, что произошло?
– Не успел, Галина Борисовна.
Никифоров становится за спиной Сыромятиной и во все глаза смотрит на Пашу. Бражник топчется у раскрытой двери, не зная, что делать? Толи выйти и закрыть дверь, толи войти и закрыть дверь? Решив всё сделать наполовину, он выходит в коридор и прикрывает дверь, оставив зазор, в который постоянно заглядывает, чтобы по первому требованию показаться на глаза руководству.
– Это вы видели, как убили Емельянова? – Обращается Сыромятина к Паше.
– Да, – отвечает та.
– Он ничего не говорил вам перед смертью? – Интересуется Сыромятина.
Паша смотрит на Никифорова. Тот глазами показывает, что говорить ничего не нужно.
– Ничего не говорил. Он просто умер у меня на руках.
– Я попрошу вас не покидать город без нашего разрешения. Вас сейчас отвезут домой. Мы ещё встретимся и побеседуем с вами.
Сыромятина поворачивается к своему заместителю.
– Никифоров, возьмите у гражданки подписку о невыезде.
Никифоров хочет возразить, но вовремя решает промолчать. Он, молча, вынимает из папки документы и ручку. Протягивает Паше.
– Распишитесь.
– Где?
– Внизу.
Паша расписывается.
– Согласно статье 102 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации, – сухо говорит Сыромятина, – подписка о невыезде и надлежащем поведении «состоит в письменном обязательстве подозреваемого или обвиняемого…
– Я подозреваемая? – Испуганно спрашивает Паша, – Или обвиняемая?
– Не перебивайте, а слушайте…
Никифоров решает вмешаться.
– Паша, так положено.
– Вам не разрешается покидать постоянное или временное место жительства без разрешения дознавателя, следователя, прокурора или суда; – продолжает Сыромятина, – в назначенный срок являться по вызовам; иным путём не препятствовать производству по уголовному делу». Вам все понятно?