Пара дракона (СИ) - Мартин Миранда

Я закрываю глаза и глубоко вдыхаю аромат цветов. Приятные воспоминания шевелятся под туманом биджаса, но ничего не всплывает на поверхность. Я отпустил их. Воспоминания — это вчерашний день. Комната выглядит более уютной, и я уверен, что она оценит это, когда проснется. Теперь перейдем к следующей части моего плана. У меня нет эписа для нее, но у меня есть небольшой запас мяса гастера. Гастеры откладывают яйца в тех же пещерах, где растет эпис, и питаются живущими в них сисми. Мясо гастера пропитано эписом и, по крайней мере, поможет ей чувствовать себя лучше. Это не то же самое, что принять эпис напрямую, но это может помочь ее метаболизму справиться с жарой.

Часть моей коллекции занимает место костровой ямы. Я не часто ею пользуюсь. Я копчу много мяса после того, как убиваю добычу, и мне не нужно беспокоиться об этом в течение нескольких недель. Очистив яму, я выдыхаю, выпуская пламя из желез глубоко в горле. Пока потрескивает огонь, я роюсь в своем сундуке и нахожу мясо гастера. Я завернул его в промасленную ткань, чтобы оно не испортилось, но все равно проверяю, чтобы убедиться, что оно не начало протухать.

Пахнет хорошо, и это здорово, потому что я не знаю, каким образом обезопасить ее, если бы мне пришлось пойти на охоту. Затем я выковыриваю маленький плоский кусок металла, чтобы приготовить на нем мясо. Я достаю мешочек с травами и приступаю к готовке. Металл нагревается, и в это время я приправляю мясо, а затем кладу его на раскаленную поверхность. Запах специй и мяса наполняет комнату, соперничая с ароматом цветов. На моем лице расползается улыбка, когда я слышу, как она шевелится за занавеской.

Я обжариваю мясо с обеих сторон, часто переворачивая, пока оно не прожарится. Это не исцелит Джоли, но поможет выиграть время, пока я найду решение. Ей нужен эпис, и я должен как-то раздобыть его для нее. Я разберусь с этой проблемой позже. Теперь мне нужно исправить то, как я с ней обращался. Она не заслуживает моей агрессии. Я был неправ, и мне нужно, чтобы она знала, что я это понимаю.

Я вытаскиваю мясо из сковороды, когда занавес скользит в сторону. Она свешивает ноги с койки, и я смотрю, как она оглядывается по сторонам. Ее глаза расширяются, а рот расплывается в широкой улыбке. Она вертит головой из стороны в сторону, рассматривая все цветы и украшения, которые я собрал для нее. Она что-то быстро говорит, и я не понимаю слов, но от звука ее голоса у меня распирания в груди. Я улыбаюсь, она кивает и встает с кровати. Она подходит ко мне вплотную, затем протягивает руку и кладет руку мне на грудь.

Мир замирает, когда она прикасается ко мне. Все застыло в этом мгновении. Тепло ее кожи согревает меня через ткань моей рубашки. Покалывание исходит от того места, где кончики ее пальцев касаются меня, и мой член напрягается в замедленном движении, двигаясь с той же скоростью, что и время. Мои сердца делают по удару. Я не хочу, чтобы этот момент заканчивался. Она прикасается ко мне по собственной воле. Насыщенные, кремово-карие омуты ее глаз смотрят глубоко в мои, и мне хочется поцеловать ее.

Я останавливаю себя, когда наклоняюсь ближе с намерением, чтобы наши губы встретились. Она не дала мне на это согласие. Прикосновение не является приглашением к большему. Страх быть отвергнутым, а более того, страх зайти слишком далеко, убивает радость и ощущения от ее прикосновений. Я уже совершал с ней ошибки — больше я их совершать не буду. Она должна видеть во мне мужчину, которым я являюсь. Она — сокровище, которое нужно любить, уважать и заботиться о нем, а не то, к чему следует относиться легкомысленно.

Больше всего на свете мне сейчас хочется услышать свое имя из ее уст. Услышать, как она произносит мое имя своим музыкальным голосом, как оно слетает с ее языка… Предвкушение наполняет меня легкостью.

— Сверре, — говорю я, постукивая себя по груди. Я повторяю три раза, медленно произнося свое имя.

Она наблюдает, изучая мои губы, поэтому я повторяю свое имя, пытаясь разбить его на составляющие звуки.

— Серррррр, — пробует она, но неправильно.

Улыбаясь, как я надеюсь, ободряюще, я повторяю еще несколько раз, и она повторяет за мной.

— Сверре, — говорит она, осторожно произнося мое имя, в то время как ее пальцы все еще слегка касаются моей груди.

— Джж-ооо-ли, — говорю я, изо всех сил стараясь правильно произнести мягкие звуки.

Ее улыбка — это все, о чем я мог просить. Ее лицо превращается в нечто изысканное, нежное, яркое, поглощающее все мои мысли и внимание. Ее тупые зубы сияют ярко и белоснежно, ее полные губы приоткрыты, мой член пульсирует от желания, и желание поцеловать ее снова наполняет меня, но я сопротивляюсь.

Я указываю на стол. Она кивает, но ее пальцы остаются на моей груди. Она хочет, чтобы я поцеловал ее? Хочет ли она большего? Жаль, что я не понимаю ее языка. Смутные воспоминания пробуждаются, и я с уверенностью знаю, что до опустошения я мог бы понять ее. Раньше, когда у нас были технологии, когда старые вещи еще работали, язык не был препятствием. Теперь нас разделяет пропасть, ограничивающая наше общение примитивными жестами и отчаянными попытками быть понятыми. Гнев вспыхивает глубоко внутри меня от бессилия, и смутного ощущения того, что я потерял. Наблюдая за тем, как она движется к столу, за тем, как она идет, как покачиваются ее бедра, я сосредотачиваюсь на лучших чувствах. Она немного наклоняется, чтобы отодвинуть стул, и округлая мягкость ее ягодиц затмевает все остальные мысли. Я вспоминаю, каково ее тело там сзади, и какое оно мягкое на ощупь. Мой член неприятно пульсирует, и мне приходится встряхнуться.

Еда. Сосредоточься на еде. Она садится, пока я сосредотачиваюсь на раскладывании мяса по тарелкам, затем ставлю тарелки на стол, по одной перед каждым из нас. Она наклоняется над своей, и я слышу, как она глубоко вдыхает.

— М-м-м, — говорит она.

Это мягкий, чувственный звук, который никак не помогает мне сосредоточиться на еде. Мой член шевелится, и это акт испытание силой воли, чтобы сосредоточиться на чем-то еще. Я ставлю две чашки с полки на стол, а затем роюсь в сундуке. Я нахожу нужный мне мешок, который сшит так, что в нем есть маленький наконечник, который закрывается крышкой на конце. Я наливаю немного белой жидкости из мешка в чашки и вешаю его на стену.

— Ешь, — говорю я, указывая ей на тарелку.

Она смотрит вниз, потом на меня, но не начинает есть. Я снова делаю движение, и она пожимает плечами, ожидая чего-то, но я понятия не имею, чего. Нарастает разочарование, и возвращается мягкий гнев из-за нашей неспособности общаться. Мне нравится звук ее голоса, но я могу только представить, как было бы замечательно, если бы его музыкальность передавала концепции и идеи. Я беру кусок мяса со своей тарелки, кладу его в рот и пережевываю. После этого я предлагаю ей сделать то же самое, на этот раз более решительно. Она должна есть; следы эписа в мясе заставят ее чувствовать себя лучше. Мне нужно, чтобы она его съела.

Грусть пробегает по ее лицу, но она берет кусок мяса, даже если при этом ее плечи опускаются, а улыбка исчезает. Мясо минует ее губы. Полные, сладкие губы, которые я страстно желаю исследовать на вкус. Неприятно смотреть, как она начинает жевать. На ее лице написано смирение, когда она это делает, и я вижу, что она готовится к чему-то плохому. Я знаю с уверенностью, что она ожидает, что мясо вызовет у нее тошноту, но сейчас все будет по-другому. Так и должно быть, потому что у меня нет других вариантов.

Эпис был источником жизненной силы нашей планеты. Галактика пришла к нам за ним. Это и стало нашим падение. Мне нужно, чтобы он снова стал спасением. Он должен спасти ее, обратить вспять тот вред, который наносит ее телу суровость моей планеты. Она поднимает глаза и встречается со мной взглядом, пока жует. Это работает. Я вижу это по тому, как светится ее лицо, по блеску в глазах, по тому, что она быстрее начинает жевать. Это работает, слава звездам. Я киваю, подбадривая ее, и указываю на тарелку, показывая, что она должна съесть еще.