Дорога без возврата - Марик Лернер

— А не слишком ему жирно будет?

— Нормально. И процент божеский, и тебе ничего делать не надо. Там сначала нужно хорошие деньги вложить, чтобы что-то поиметь, а у тебя все равно ничего нет. Так что дело твое, но мой совет — соглашайся. В таких вещах он не обманывает. Кулак — это… — она замялась, подыскивая слова, — бренд. Все его знают, и, чтоб не портить себе репутацию, он иногда в твою пользу сыграет, не только себе в карман.

— Кулак — это мафия, — вмешалась Художница. — Мы все от него зависим так или иначе. Производство почти все его или доля в нем, лошади его, магазин тоже его. И полсотни головорезов, готовых сделать все что угодно по его слову, включая этого самого Волка. И старосту с шерифом в Нахаловке выбирают только с его одобрения, и суд наш, самый «справедливый» в Зоне, сделает, что он скажет. Скажешь, не так?

— Так. Только в Городе гораздо хуже. Там все давно поделили, и заводской клан с речным постоянно отношения выясняют, в основном за счет посторонних. А крестьян в округе всех давно долгами опутали, так что они и пикнуть боятся. Не видела ты, что там творится. А в Новой Варшаве самую настоящую инквизицию для меченых и неправильно верующих организовали. А в Болоте человечину почти в открытую едят. А на Дунае пираты балуют. И еще много всякого разного по темным углам творится. Мы в сравнении с ними всеми ангелы небесные. Борис в тарелки не лазит с целью проверки содержимого по катехизису и долю от прибыли не требует.

— Вот дождемся, что Волк кого-нибудь убьет без причины, и будем любоваться, как Кулак его отмазывать начнет.

— Поживем, посмотрим…

Глава 4

Первый поход

Я ехал сразу за последним фургоном, крытым парусиной, на специально подобранном для меня Рафиком спокойном мерине. За месяц почти втянулся и вечером уже не ходил враскорячку, хотя допускать меня до серьезной скачки пока не стоило. Делали фургоны по образцу американских — времен освоения Запада. Этот был запряжен двумя парами волов, хотя у нескольких других были лошади. Фургон скрипел, раскачивался на больших деревянных колесах и страшно медленно катился за остальными. В караване их было семьдесят два, и проходили они в день не больше двадцати километров.

С обеих сторон, растянувшись длинной цепочкой, ехало по двадцать мужчин и подростков. Большинство имели винтовки, но молодые держали луки и арбалеты. Дорого было не столько огнестрельное оружие, сколько патроны к нему. Да и купить их можно было только в больших поселках, оставшихся далеко сзади. В этих условиях обладание собственной винтовкой было признаком взрослости и достатка.

Параллельно каравану гнали стадо коров и лошадей. Их тоже охраняли и прикрывали всадники с оружием. Так что к обеду обязательно останавливались, чтобы дать животным и людям отдых. Коровы были очень странной породы. Маленькие, лохматые и злые, они вовсе не походили на классических буренок или скот, специально выведенный для доения. Зато прекрасно находили пропитание прямо под ногами, были совершенно неразборчивы в этом смысле и, по утверждениям хозяев, могли весь год прожить на подножном корму. Тем более что трава, росшая в местах, куда они направлялись, легко переносила морозы и даже засуху.

В караване было больше пятисот человек. Это было не просто переселение, они прекрасно знали, куда направляются и чем там будут заниматься. Несколько лет назад в Зоне появился баптист Иван Прохоров. Судя по дальнейшему, он был не просто харизматический лидер, но человек с хорошими мозгами. Он много и агрессивно проповедовал о новой жизни и создал общину, которая очень быстро превратилась в немалую силу, отстаивающую интересы каждого ее члена, а учитывая, что многие баптисты жили на фермах и работали на земле, очень скоро возникли серьезные разногласия с Городом по поводу цен и попыток диктовать условия. Ни властям, ни уже сформировавшимся заводским и торговым кланам подобная деятельность никак не могла прийтись по душе.

Науськивание людей друг на друга под лозунгом борьбы за истинное православие очень скоро переросло в драки, начались серьезные столкновения, а потом и прямые нападения на деревни, где проживали баптисты. К баптистам придирались и сажали их в тюрьму по малейшему поводу и вовсе без повода. После одновременного убийства троих членов общины, приехавших на базар в Славянск, Прохоров поставил вопрос об общем переселении.

Официально Пресвитер (глава общины) не обладал абсолютной властью, наиболее важные вопросы решались на церковных советах и общих собраниях верующих, но авторитет его был так высок, что возражений не последовало. Начался общий исход на север. Запретить это переселение власти не могли. Считается, что в Зоне каждый волен идти, куда ему вздумается, и, хотя палки в колеса ставили с большим удовольствием, отказываясь продавать необходимые вещи, баптисты уходили целыми поселками. Это был последний. За спиной у них остались проблемы. Впереди ждали другие. Обживаться на новом, пустом месте удовольствие не великое. Переселенцы тем не менее считали, что лучше хищные звери и тяжелая работа, чем враждебное окружение.

Идти прямо по реке на баржах было невозможно. Где-то на полдороге караваны сворачивали в приток Дуная и выходили к огромному водопаду. Проще было обойти его стороной, время от времени выходя в здешнюю степь. Впрочем, это была скорее лесостепь с множеством рощ из дуба, липы и каштана. Вот для этого перехода и нанимали проводников вроде Рафика с его отрядиком.

Вообще-то переселенцы в основной массе и сами были с усами, не первый год в Зоне. Многие ходили в Дикое поле, а такие большие караваны, если не натыкались на серьезные аномалии, шли без особых проблем. Хищники старались обходить караваны стороной, бибизяны боялись связываться с таким скопищем народа, но Прохоров сказал, что на то и существуют профессионалы, чтобы подставлять головы под проблемы — вот пусть и делают, что умеют и чему учились. Возражений не прозвучало. Вот мы и шли, время от времени меняясь. Трое на конях спереди, в качестве разведки, трое сзади, прикрывая караван от неведомых опасностей и следя, чтобы никто не отстал. Дорога была пройдена уже не в первый раз, и особых проблем не было, если не считать пары съеденных неизвестно кем телят. Впрочем, особых денег тоже не ожидалось. Миллионов на таких переходах не заработаешь.

На переднем фургоне появился мужик, размахивающий белой тряпкой. Это был сигнал к остановке. Местность как раз подходящая: рядом небольшой лесок и ровное пространство перед ним, способное приютить на время караван. Возчики начали привычно разворачивать фургоны в круг. Множество женщин и целая орда детей с усталыми лицами полезли наружу, как только они остановились.

Пока одни таскали из рощи хворост и волокли его к кострам, другие снимали ярмо с волов и пускали животных к воде. Затем мужчины стали передвигать повозки. Дышло каждого фургона пришлось внутрь круга, и каждая повозка спереди и сзади ставилась в тесном соприкосновении с соседней. Большие тормоза были надежно замкнуты, и колеса всех повозок соединили цепями. Дело было для всех привычное, так поступали на каждой стоянке. Только один фургон ставился вне круга, оставляя вход открытым. Позже, когда все разойдутся на ночь спать, животных загонят внутрь, и повозка встанет в общий круг, сцепленная, как и другие, цепями, и закроет ворота.

Сейчас люди поужинают и соберутся на общую молитву. Поставят посередине стол, накрытый белой скатертью, и начнут благодарить Бога за все хорошее. За неимением телевизора и танцев тоже развлечение, хор подобрался неплохой, исполнял не хуже профессионального. Вот только каждый день — это перебор, без привычки никакого удовольствия.

— Пошли, Боксер, — сказал, обращаясь ко мне, Ежи.

Кличку Боксер мне приклеили сразу после стычки с Волком. Свидетели моментально разнесли по всей Нахаловке подробности, со знанием дела обсуждая каждый удар. На следующий день там появился Рафик со своим отрядом, и после радостной встречи старых друзей последовало знакомство с остальными, плавно переходящее в возлияние в местном кабаке, которое закончилось изрядной головной болью.

Рафик сильно изменился, стал замкнутым и малоразговорчивым, совершенно не напоминая того, из старых времен, когда мы вместе служили. В те времена он любил по каждому поводу рассказывать анекдоты, которых знал великое множество. Теперь он все больше молчал, хотя мне был явно рад. Оттаивал он только дома, в тесном кругу.

Первым делом он попытался отговорить меня от походов в Дикое поле. На мое удивленное пожимание плечами и тыканье пальцем в него самого пробурчал, что сам был такой же дурак и рвался неизвестно куда и зачем. Они все адреналиновые наркоманы, без риска не могут, утверждал он, изрядно выпив. Рейдеры к нормальной жизни не приспособлены и все рано или поздно останутся где-то там. Но лучше погибнуть в драке, чем ходить на нудную работу каждый день.