По законам Дикого поля - Евгений Бажанов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Давай твое. Считай.
Руки зверолова мелькали подобно спицам в прялке и при этом не просыпали ни грамма пороха. Стрелял он, не поднимая приклада.
Васек не досчитал до семидесяти, как прозвучало четыре выстрела.
– Быстрее может только солдат Мамон. Хочу перебить его в скорости. Ты мне зубы не заговаривай. Набивай себе руку.
Скоро паренек устал держать на весу тяжелое ружье. Прицел непослушно прыгал.
– В лес два ружья брать? – спросил Васек.
– В лесу одного хватит, – сказал Вожа. – Лук возьми. Послезавтра поутру пойдем на озера в степные долы. Там всякое может быть. И два ружья будут не лишни. На случай войны и двух мало. Стрелять надо быстро. Ты заряжаешь долго. Одно ружье в руках или за спину, другое в чехле к седлу. Пистолеты тебе добудем. Без этого пропадешь. Я три ствола возил, но однажды порох отсырел, и еле ушел от смертушки. Ты не в Московии.
– Знаю, – сказал Васек.
Вожа снова и снова подвигал паренька к упражнениям. Кувырок через плечо с ружьем – выстрел, кувырок – выстрел, кувырок – выстрел. Прекрасная ориентация в пространстве и быстрое смещение своего тела не однажды выручали зверолова в схватках. Тому и учил. Отрабатывали чистый прицел и пороховой – холостой выстрел.
10
Тем временем киргизы увели Матрену и ее сестер Агафью и Пелагею из воровского кочевья с русской стороны дальше на юго-восток, в ковыльные степи, на пограничье типчаковой[30] степи, за которой все чаще встречались солонцы и пески полупустыни. В этой части Дикого поля не было не только лесов, но и кустарники редкость.
В киргизском улусе собралось около сотни невольников: калмыки, каракалпаки, чуваши, вотяки, мордва, персы, хивинцы… Угнанные из своих кочевий и деревень, перехваченные в набеге и захваченные из торгового каравана. Пригнали и два десятка русичей. Через день пригнали еще полторы дюжины славян от последнего набега.
В основном невольники – люди зрелого возраста и подростки. Детей и стариков ордынцы в полон не брали.
Разграбленные товары и пожитки простые джигиты оставляли себе. Невольников меняли у своих богачей на скот, поступались за долги, за разные услуги. Невольниц кочевники часто оставляли себе женами в услужение. Русских девушек, как правило, продавали в Серединную Азию.
Полоненные русичи, преимущественно женщины и десяток мужчин, сильно горевали, были подавлены, вялы. В кочевье ордынцы невольников, как правило, не трогали. Просто не обращали внимания. Опьяненные добычей и кумысом, находились в возбужденном состоянии. Пиршество сопровождалось плясками, состязаниями в борьбе, стрельбе из лука, скачками на лошадях взапуски.
Гоньба скота, охота, борьба с другими племенами за выживание, разбои и осоловелые пляски до упаду являлись привычным укладом жизни народов, не знавших письменности, земледелия и только-только начавших приобщаться к мусульманской религии. Они не имели мечетей, но пустили к себе мусульманских проповедников, одновременно соблюдали и языческие обряды.
Ближе к вечеру ордынцы очумели от крепкого табака. Курили чисто азиатским способом. Вместо трубки приспособили овечью берцовую кость, у которой отрубили одну шишку и вынули мозг, у другой шишки провертывали дыру до полости. Иногда дыру делали в середине кости. С открытого конца кость набивали табаком или дурманящими наркотическими травами вроде конопли вместе с тлеющим трутом и затыкали тряпкой. Из проверченной дыры вдыхали дым. Забава для более-менее состоятельных ордынцев.
Простые кочевники курили иначе. В земле выкапывали маленькую ямку. Набивали табаком. На табак клали зажженный тлеющий трут. Сверху ямку прикрывали листом лопуха и присыпали тонким слоем земли или песка. Вокруг ямки ордынцы ложились вповалку, втыкали сквозь землю сухие пустотелые травяные стебли. Лежа на животе, втягивали дым.
Обкурившийся кочевник попытался завладеть Мотей. Набросился на нее. Сестры подняли плач, стали дружно сопротивляться. На шум из юрты вышел предводитель улуса и прикрикнул:
– Не трожь юзюрень. За них пятеро воинов не вернулись в улус. Дороже твоей башки стоят.
Сестры не поняли чужого языка, знали только слово юзюрень, обозначавшее невольник. Но увидели, что кочевник от них отошел.
Наблюдавший эту сцену долговязый невольник, который даже в ободранном платье походил на барина или пленного иностранного путешественника высокого звания, философски, без эмоций, даже как-то устало изрек:
– В Америке шайки белых торгуют черными, в Азии шайки черных и желтых торгуют белыми.
На него никто не обратил внимания, вряд ли поняли. Жизнь шла своим ходом.
Среди кочевников свободно обращались невольники, полоненные много лет назад. Они понимали язык, течение кочевой жизни и знали свое место. Дети этих рабов часто становились равноправными воинами племени и сами вели охоту за рабами.
Если невольник неловко попадал под ноги ордынцу, тот мог ожечь его плетью. Но особо невольников не истязали. Как и всякая вещь, невольник должен отслужить свое. Все ждали скорого торга.
Мотя тосковала больше сестер, часто плакала:
– Помру, если больше мамушку не увижу.
Она отказывалась от скудной пищи, которую им предлагали. Исхудала. Старшие сестры ее успокаивали, примиряли с судьбой, что де испытания великие у нее написаны на роду.
Да они и сами содрогались при одной мысли, что вся их жизнь будет зависеть от страшных ордынцев, хотя и старались бодриться. Воротило с души и от ордынской пищи. Хлеба в здешней орде не пекли. Питались мясом, а больше животным жиром и молоком, да забродившим кумысом. Поражало пристрастие ордынцев к жирной пище и крепость желудков. Сало и масло брали руками и ели целыми горстями без всяких приправ. В жару жили, питаясь одним кумысом… К кожаному мешку прикладывались по желанию, раз по двадцать в день.
Привыкших к чистоте девиц коробило от нецеженого молока, в котором плавали волосы и мусор, от вида никогда не мытых брошенных чашек, которые облизывали собаки. Пищу сестры глотали усилием воли.
Поздним вечером Матрена горячо зашептала сестрам:
– Бежим. Как смеркнется, уйдем потихоньку.
– Куда же мы побежим? И дороги не знаем. Сколько дней идти… Пропадем. Догонят в степи и убьют.
В кочевье нет ни забора, ни стены, но уйти из кочевья и впрямь не просто…
11
Еще до восхода солнца Вожа и его названый брат вплавь на лошадях перебрались через Сок и двинулись в сторону реки Самара. Пес Волчок следовал за ними.
В пути им попадались густые колки, овраги, затененные зарослями, небольшие озерца с высоким камышом и множеством дичи. И все же Вожа уводил спутника дальше в богатую степь.
Русские зверобои и казаки-повольники, очарованные природой, назвали северную часть Дикого поля от Черемшана до Иргиза страной тысячи озер.
Среди нетронутой плугом лесостепи и болотистых низин протекало много рек и больших ручьев. Но еще больше озер. Земля, богатая грунтовыми водами, образовала многие тысячи озер.
Озера голубели среди лесной чащи и в открытой степи. Большие, длиной в десяток верст, и совсем крошечные, в десять саженей. Подпитываемые подземными родниками, они вспаивали густую луговую растительность, давали корм птице и водопой всему живому.
Однажды Васек услышал зычный вскрик красавца лебедя и достал стрелу для лука. Вожа нахмурился и положил руку на плечо юному зверолову.
– Мужики из деревни балуются пальбой по лебедям. Мы, промышленники, живем по законам Дикого поля. Закон не разрешает без большой нужды бить и потреблять лебедя, аиста и тетерева.
– Почему? – спросил Васек.
– Не бьем лебедя – птица верной любви, даже под пули возвращается к своей подстреленной любаве. Священная птица. Долгоносого, долговязого аиста небо и так обидело. И глухого тетерева не бей. Его легко добыть. Грех обижать блаженного и больного. Меня так учили. И ты так живи. Не нарушай закон, если хочешь, чтобы удача была у тебя частой гостьей. Поле и так нас кормит досыта. Не бери лишнего.
На взгорке среди чутких пасущихся тарпанов Васек увидел большое двугорбое существо:
– Смотри.
– Верблюд, – сказал Вожа. – Двадцать ден назад корсаки разграбили торговый караван хивинцев, идущих на торги в Самару. Верблюды и ослы разбежались. Длинный караван был. Триста верблюдов и ослов. Верблюд – хорошая животина. Ест мало, несет много. Давай заарканим.
К верблюду звероловы ехали не спеша. Старались не спугнуть. И все же за полусотню саженей двугорбый великан чего-то испугался и побежал так, что пришлось его преследовать вскачь, прежде чем аркан, брошенный меткой рукой, стянул шею великана пустыни. Но даже после этого с упрямцем пришлось повозиться.
Двугорбого привязали к дереву и решили забрать с собой на обратном пути.
– Зимой у нас пропадет животина, – вздохнул Васек. – К теплу привыкший.
– Выдюжит, – уверенно сказал Вожа. – Он выносливый. Холод переносит. Верблюды вместе с лошадьми и тарпанами тебенюют[31] зимой на буграх и гривах, где ветер снег почти сдувает. Там много засохшей травы. Лошади копытами разбивают наст, за ними идут верблюды, остальное подбирают овцы. Верблюд только сырости боится. Копыта заболевают.