Невероятное преступление Худи Розена - Исаак Блум
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Расстроившись, я прежде всего пытаюсь завести разговор с Богом. Тут проблема в том, что ответы его не так-то просто расшифровать. Приходится спрашивать Зиппи или Мойше-Цви – из всех известных мне людей они лучше всего умеют толковать слова и поучения Господа.
Посидев сколько надо без слез, я уже собрался было спуститься обратно и поговорить с Зиппи – вот только не знал, можно уже или нет. Тогда я решил было позвонить Мойше-Цви, но тут понял, что с ним мне совсем не хочется про все это разговаривать. Он не поймет. Чтобы разделить мои чувства, нужно, например, обладать эмпатией, а у него с этим плохо.
На самом деле мне хотелось поговорить с Анной-Мари. У нее эмпатии сколько хочешь. Улыбка понимающая. Она ни на кого не смотрит сверху вниз. Если бы она оказалась здесь, положила бы ладонь мне на локоть, подбодрила бы. Она ведь была со мной на кладбище, и нам обоим совершенно ясно, что мы поступили правильно.
Я уставился на потолок своей комнаты, пытаясь разглядеть среди трещин в штукатурке ее лицо. Может, и она испытывает то же самое? Может, и ей влетело от мамаши за то, что она связалась невесть с кем, пошла на свидание с врагом? Может, моя новая приятельница – моя новая подруга – тоже сейчас смотрит в потолок, и в глазах у нее ни слезинки, и она гадает, как там я, как жаль, что меня нет рядом, вдвоем было бы легче – как вот легче оказалось вдвоем отчистить надгробия.
Пришло время ложиться, но мне не спалось. День выдался длинный. Силы кончились. Я прикрыл глаза руками, произнес «Шма»[45], залез про одеяло, стал ждать. Сон не шел.
В результате я встал и прошлепал в кухню, туда, где спит сыр. И Зиппи. Ее я заметил только после того, как открыл холодильник и свет из него осветил помещение. Зиппи спала на деревянном кухонном стуле, закинув назад голову, закрыв глаза. Она слегка посвистывала носом в тон жужжанию холодильника. Пальцы правой руки обвились вокруг ручки кофейной чашки, а левая лежала на клавиатуре ноутбука.
Я набрал из ящиков разных сыров, положил на стол.
А сам продолжал думать про Анну-Мари. Я понимал, почему ребе запретил мне подобные мысли. Они как чипсы: начал – и уже не оторваться. Прямо наваждение. Сразу ясно, что дело плохо, потому что даже сыр не помогает отвлечься.
От этих некошерных мыслей я потянулся к компьютеру. Осторожно вытащил его у Зиппи из-под руки. Она подняла руку, почесала себя за ухом, но так и не проснулась.
Вайфай у нас появился только в прошлом году. А до того папа все твердил:
– Какой прок от этого вайфая? Столько лет у нас не было никакого вайфая. Зачем он нам теперь сдался, этот вайфай? Этот вайфай – проводник к мирской скверне. Не собираюсь я сидеть и молча смотреть, как дети мои пропитываются скверной.
Тогда Зиппи ответила, что интернет ей нужен для учебы.
– Сдается мне, ты не в тот колледж поступила, – заявил папа.
Зиппи объяснила – вежливо, как это ей свойственно, – что, если мы не установим дома вайфай, ей придется съехать.
На следующий день папа явился с работы с новеньким ноутбуком и мужиком, который проложил нам кабель.
И вот я вытащил у Зиппи из рук компьютер, разбудил его и приготовился пропитываться скверной. Открыл интернет-браузер, нажал несколько клавиш. Результат появился незамедлительно. Я поблагодарил Бога за то, что он дал Анне-Мари приметное, необычное имя.
Первой строчкой всплыл ее инстаграм, но посмотреть фотографии не удалось. Они оказались скрытыми, потому что я не был ее «подписчиком».
Дальше шло какое-то видеоприложение, называется «ТикТок». Тут ее видео не были скрыты. Я щелкнул мышью – и вот она здесь, у меня в кухне.
В первом видео она смотрела прямо в камеру. Прямо мне в глаза. Улыбалась мне. Я знал, что она меня не видит, и все-таки улыбнулся в ответ. Она произносила слова какой-то песни, губы двигались в такт с голосом рэпера. В самом конце видео она усмехнулась и посмотрела робко, смущенно. Взмахнув волосами, отключила камеру, как будто ей вдруг стало неловко смотреть мне в глаза. Видео закончилось – и тут же началось заново. Я посмотрел его много раз, сколько – не будем даже задумываться.
Второе видео было не таким крупным планом. Анна-Мари стояла посреди аккуратной спаленки в зеленых тонах. Видимо, своей собственной. Она как бы запустила меня прямо к себе в спальню.
На ней были спортивные брюки с какой-то вертикальной надписью и футболка, такая короткая, что виден был пояс брюк. Волосы влажные – похоже, только что из душа. Начала она с какой-то фразы. Пришлось запустить заново, и только тогда я услышал: «Для девчонок из Дерева-11». Зазвучала песня, и Анна-Мари начала танцевать. Танцуя, она часто делала сложные движения руками. Вытягивала длинные руки то в одну сторону, то в другую, потом сгибала их над головой, а еще опускала на бедра. И вот начала этими бедрами покачивать.
Я резко захлопнул компьютер. Стукнул крышкой на всю кухню.
Зиппи вздрогнула, прищурилась.
– Худи? – спросила она.
Я промолчал в надежде, что она реагирует только на движение: если я замру на месте, она меня не заметит. Прошел долгий миг, а потом она слегка поерзала на стуле и опять принялась похрапывать.
Я медленно поднял крышку ноутбука. Не надо бы. От этого танца в голову полезли самые разные неудобные и незаконные мысли.
Я знал, что не стоит еще раз смотреть это видео. Знал, что насчет скверны из интернета папа совершенно прав. Хорошим еврейским мальчикам ни к чему смотреть такие видео.
Но почему же моя рука тогда подняла крышку? Почему я перезагрузил страницу и снова нажал на видео кнопку «воспроизвести»? Почему смотрел его снова и снова, пока не заснул прямо за столом?
Проснулся я, когда Зиппи пнула мой стул ногой.
– Худи. Худи. Иехуда. Давай наверх, я тебя там разбужу.
Я переводил глаза с нее на компьютер и обратно – компьютер так и стоял включенным передо мной на столе.
– А чего это твой компьютер на меня пялится? У этих штук собственная голова…
Зиппи, щелкнув пальцами, приказала мне заткнуться и указала наверх – там, судя по звукам, уже просыпались родители.
Я на цыпочках поднялся по лестнице и как раз вовремя закрыл за собой дверь. Через несколько минут Зиппи «разбудила» меня, пнув эту самую дверь как обычно.
Глава 5,
написанная от лица ириски «Старберст», в которой мы с Мойше-Цви помогаем другу в беде
Дальше рассказ будет вести «Старберст», официальная ириска Академии Торы Московица. В силу своих юридических обязательств имею сообщить, что не имею никакого отношения к компании «Ригли», которая производит сладости «Старберст», равно как и к компании «Марс», дочерним предприятием которой является «Ригли». Для ясности поясню, что, в принципе, мы открыты любым предложениям – с нашим представителем можно связаться в [вычеркнуто], ибо мы считаем, что тесное сотрудничество может оказаться взаимовыгодным.
Сказать я, собственно, пытаюсь вот что: нам, учащимся Академии Московица, очень нравятся наши ириски. Вкусные – сил нет, а как прилипают к зубам! В результате наслаждаться ими можно очень долго. То есть съел одну, а через полчаса, когда ты уже и помнить не помнишь, что ел ириску, обнаруживаешь у себя между клыками крошечный кусочек – и нет сюрприза приятнее.
Мудрые головы из «Старберста» только что придумали «загадочную» упаковку. И обертка, и сама ириска – одного нежно-пастельного цвета, а фантик весь в крошечных вопросительных знаках. Некоторые ириски очень хороши, с фруктовым вкусом. Другие никуда не годятся, без всякого фруктового вкуса. Мойше-Цви, по его словам, один раз попалась «со вкусом собачьей мочи» – впрочем, он отказался от своих слов после вопроса, откуда он знает, какова на вкус собачья моча.
Ребе читал нам лекцию, вышагивая взад-вперед вдоль доски.
