Энциклопедия русских суеверий - Марина Власова

С образом духа, «хозяина леса в белом», вероятно, связан и образ предсказателя в белом, появляющегося в быличках. Можно предположить, что образ «властителя в белом» возник на перекрестье образов, характерных для поверий, заговоров, легенд. Так, в заговорах упоминается «белый муж», или «белый царь», нередко ассоциируемый со святым Егорием: «Едет святой Егорий, сам бел, конь бел, шапка бела и рукавицы белы» (Арх.); «Помолись истинному Христу, Белому царю Егорью Храброму» (Костр.). Как и леший, святой Егорий — «хозяин» леса, зверей, «волчий пастырь». Многозначный белый цвет характеризует сверхъестественных существ не только как «иных, потусторонних», но и как «истинных, всесильных».

О лешем — «старике в белом» — рассказывают повсеместно. Свидетельства о лешем как об исключительно добром белом дедушке немногочисленны и нуждаются в уточнении, изучении. Обычно леший двойствен, он может быть и добрым, и злым.

БЕРЕГИНИ, БЕРЕГЫНИ — мифические существа, которые упоминаются в древнерусских историко-литературных памятниках.

Вера в берегинь («живущих на берегу»? «оберегающих»?) была, по-видимому, достаточно распространена в Древней Руси. Об этом неоднократно (и конечно, с осуждением) говорится в различных сочинениях отцов церкви: «Одна из вставок в „Слове о том, како первое погани кланялись идолам“ приписывает восточным славянам веру в берегынь. В слове, носящем сходное заглавие, но обозначенном именем Иоанна Златоуста, говорится: и начата жрети… упирем и берегыням… — и далее: и рекам, и источникам, и берегыням» <Кагаров, 1913>. Е. В. Аничков считал «требы упырям и берегиням» «ядром древнерусских верований» <Аничков, 1914>. Судить о том, что представляли собой берегини, по достаточно отрывочным свидетельствам трудно. Часть исследователей видит в них «предшественниц» русалок или отождествляет их с русалками. Действительно, берегини определенно связаны с водой; им, по-видимому, подвластны и некоторые существенные стороны жизни людей. Поэтому предположение о связи берегинь и русалок небезосновательно (см. РУСАЛКИ).

Одна из наиболее оригинальных трактовок образа берегини принадлежит Д. К. Зеленину: «Поскольку русалки часто появляются на берегах рек, постольку название берегинь было бы к ним приложимо. Но в народных говорах название это неизвестно. Судя же по контексту речи, под „берегинями“ в слове (т. е. в двух древнерусских поучениях, известных по рукописям XIV–XV вв. — М. В.) разумеются скорее не русалки, а весьма близкие к русалкам сестры-лихорадки. „Оупирем и берегыням, их же нарицают тридевять сестриниц“ (Слово св. Иоанна Златоустого). „И берегеням, их же нарицают семь сестрениц“ (Слово св. Григория). В числе семи и тридцати сестер представляются русскому народу весьма близкие по всему к русалкам лихорадки, коим приносят жертвы в реку» <Зеленин, 1916>.

Согласно народным верованиям, вода — традиционное местообитание не только лихорадок, но и многих болезней. Поэтому, следуя логике Д. К. Зеленина, можно допустить, что связанные с водной стихией берегини были не столько «непосредственными прообразами» сестер-лихорадок, сколько наделялись властью над болезнями (возможно, были и персонификациями болезней).

БЕС — нечистый дух, демон; черт.

БЕСИХА, БЕСОВКА — нечистый дух в облике женщины; ведьма, колдунья.

«Ходят слушать на перекрестки дорог; чертят около себя сковородником круг три раза со словами: „Черти чертите, бесы бесите, нам весть принесите“» (Новг., Белозер.); «Солдат был не робкого десятка — не только согласился лечь спать в этом доме, а обещал барину совсем выгнать бесов и дом очистить» (Влад.); «Ну, потом послал хозяин Захара к своему приятелю волку-бесу просить скрипку из букового лесу» (Тамб.); «Что ты дудишь? Точно бесенок!» (Вятск.); «Беден бес, а богат Бог милостью» (Курск.); «Старого черта да подпер бес»; «Силен бес: и горами качает, и людьми, что вениками, трясет»; «Радостен бес, что отпущен инок в лес»; «Беден бес, что у него Бога нет»; «Навели на беса, как бес на болото»; «Все бесы в воду, да и пузырья вверх»; «Инна напиться — бесу предаться»; «От беса крестом, а от свиньи пестом» <Даль, 1880>; «Кой бес вомчал, тот и вымчит»; «Шутил бы черт с бесом, а водяной с лешим» <Даль, 1984>.

Бесами в народных поверьях могут именоваться различные представители нечистой силы — это их родовое, обобщающее название. Однако чаще всего бесы — черти.

Как и черт, бес темного, черного или синего цвета, он мохнат, имеет хвост, рожки, когти на руках и ногах (иногда — петушиные шпоры), копытца, иногда крылья и т. п., т. е. «представляет фантастическое животное со всеми отправлениями» <Рязановский, 1915>. У беса «нос крюком ноги крючьями» (Вятск.). Более ранний, по мнению ряда исследователей, облик беса-черта — женоподобный юноша с густыми, всклокоченными, как бы приподнятыми над головой («шишом») волосами, с крыльями и хвостиком.

Бес может быть хром, крив («об едином глазе»). Он особо склонен к оборотничеству, «ходит в личинах», превращается в жабу, мышь, пса, кота, волка, медведя, льва, змея (на картинах Страшного Суда «ангелы света извергают в ад духов тьмы, превратившихся в козлов, свиней и других животных»).

Бес появляется в облике иноземцев (эфиопа — «черного мурина (мюрина)», поляка, литовца), разбойника, воина и даже монаха, «войска в белом» и самого Иисуса Христа. В иконографии, впитавшей представления народа и, в свою очередь, влиявшей на них, облик беса нередко объединяет черты человека и животного. «Довольно обычно изображение в виде „псиголовца“ (кинокефала) — человека в цветном скоморошьем или польском жупане и сафьяновых сапогах, но с собачьей головой на плечах, покрытой длинной кудластой шерстью, с собачьими ушами и красным высунутым собачьим языком. Еще обычнее изображение беса в виде „мюрина“ — человекообразной фигурки черного, темного или грязно-зеленого цвета, мохнатой, с длинными всклокоченными как бы женскими волосами, с длинным высунутым языком, как у запыхавшейся собаки, с длинными когтями на руках и ногах, <…> с зубчатыми крыльями за плечами, как у летучей мыши, и маленьким хвостиком, как у поросенка. Позднее, не ранее XVII в., на голове появились рожки. В руках иногда сжат железный крюк или какое-нибудь другое подобное орудие, а на животе изображается другое лицо. Это не столько „мюрин“, сколько классический фавн или сатир» <Рязановский, 1915>.

В «Повести о Савве Грудцыне» бесы — крылатые юноши с синими, багряными, черными лицами.

Бесы, одетые наподобие скоморохов, могут перемещаться шумной толпой, приплясывая и играя на музыкальных инструментах. В Киево-Печорском Патерике Сатана, явившись святому Исаакию в образе Христа, приказывает бесам «ударять в сопели, бубны и гусли», подыгрывая пляшущему Исаакию. В этом заимствованном, по замечанию Ф. Рязановского, сюжете «подробность о музыке и пляске в келии Исаакия — чисто русская прибавка» <Рязановский, 1915>.

Среди бесов есть и существа женского пола, бесихи, и юркие малыши-бесенята, характеризуемые в общем сходно с чертовками и чертенятами (см. ЧЕРТ); кроме того, бесихой, бесовкой могли именовать и водяниху, лешачиху, а также ведьму, колдунью.

Этимология слова «бес» (старославянское Бѣсъ) не вполне ясна. Бес возводится и к индоевропейскому bhoi-dho-s — «вызывающий страх, ужас», и к санскритскому б’ас (bhas) — «светить», и к санскритскому же bes — «бурно, стремительно двигаться». В славянской Библии слову «бес» равнозначно слово «демон».

Представления о вездесущих, легко изменяющих облик духах есть в поверьях многих народов. Демон — это и неясного обличья «налетающая» на человека злая сила, и насылающее беды существо, «приравниваемое к судьбе» <Лосев, 1982(1)>. Изредка вмешательство демона-беса в человеческую жизнь может быть благодетельным. Демонами назывались и низшие божества, посредники между богами и людьми.

Ф. Рязановский справедливо подчеркивает, что библейский бес восходит к Библии не столько логически, сколько «творческо-психологически». Образ всепроникающего, двойственного в своих проявлениях духа, демона, беса, который становится в Священном Писании врагом Христа, «старше» христианства и получил своеобразную окраску в воззрениях народа: «Бесы — духи. Священное Писание часто называет их духами, которые костей и плоти не имеют. Но представления о злых духах еще в первохристианстве приняли грубо-материальные черты. „Каждый дух крылат, а также ангелы и демоны“, — говорит Тертуллиан, который самое существо Божие и человеческую душу представлял материальной. Демоны произошли от смешения сынов Божьих с сынами человеческими, почему они не могут не быть существами материальными. Материализм в представлении демонов поддерживался в первохристианстве отождествлением их с языческими богами… <…> В древнерусской литературе бесы рисуются в чувственных чертах» <Рязановский, 1915>.