Дорога в апельсиновый рай - Натали Н. Гагарина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Катерина безумно волновалась за Юлькины роды. Когда сестру отвезли на каталке в родильную палату, ощущение было такое: будто не Юлька, а она, Катя, сейчас рожает. Она даже чувствовала тянущую боль внизу живота. А когда акушерка Клавдия Ивановна спустилась вниз в вестибюль и объявила, что у Юльки родился замечательный мальчик, Катерина едва не потеряла сознание. Она не уходила из больницы и чуть ли не каждую минуту интересовалась состоянием сестры и ребенка.
Ангелина все это время тоже была на связи, готовая прилететь в любой момент.
В день выписки Катю просто трясло от волнения… В старом, с облупившейся краской здании родильного дома пахло хлоркой, мочой и кипяченым молоком. Этот «букет» запахов кружил голову дежурившим здесь мужчинам, а Катю он просто сводил с ума. Часами, просиживая в этом «инкубаторе», она думала: «Вот он, незаконнорожденный ребенок, который никогда не узнает своего настоящего отца и который не нужен своей матери! И, скорее всего, эта кроха, впервые увидев свет, уже понимает, что она никому не нужна! Никому…» Хотелось куда-то свернуть, что-то изменить, сделать такое, чтобы все увидели, что происходит. «Мы теряем нравственность, – думала Катерина, – теряем ее с самого момента своего рождения. Республика “Шкид” возвращается».
Двери лифта открылись, и Катерина увидела выходившую Юльку с большими пакетами в обеих руках. За ней, сгорбившись, шла Клавдия Ивановна, державшая на руках ребенка в голубом кружевном конверте.
– Кать, возьми его, – тихо сказала Юлька и, обернувшись к акушерке, совсем по-детски пролепетала: – Спасибо большое, теть Клав.
– Катюш, не простудите ребеночка-то, а то намаетесь! Я тут Юляшке молока материнского в бутылочки налила, вам на три дня хватит, а там уж сами решайте, чем кормить будете. Справки на ребенка врач подписал, тут все в полном порядке.
– Спасибо вам, спасибо, Клавдия Ивановна, – сдерживая слезы, надрывно говорила Катерина, принимая ребенка из ее рук.
В распахнувшиеся двери, как ураган, ворвалась Ангелина:
– Боже мой! Чуть не опоздала! Таксист, урод! Как первый раз за рулем! Не знал, как подъехать к роддому! Урод! А?! Ну что?! Дайте посмотреть-то. А что?! Красавчик! – строчила Ангелина, как из пулемета, любуясь крошечным личиком, торчащим из кружевных пеленок. – Клавдия Ивановна, это вам, – плюхнула она букет на грудь акушерки. – И это тоже, – сунула она плотный почтовый конверт в карман халата акушерки. – Спасибо, что за Юлькой приглядели. Что бы мы без вас делали?!
– Да то же самое и сделали бы, – улыбаясь отвечала старая акушерка, неловко теребя в кармане конверт.
– Ну что, девочки? Все взяли? Ничего не забыли? Давайте, давайте, быстренько в такси. Катерина, не урони ребенка. Смотри под ноги. Давай-ка я тебя поддерживать буду. Юля, садись на переднее сиденье, а мы с ребенком все сзади. Вот так… разместились? Ну, поехали!
Подъехав к дому на Литейном и, выйдя из машины, все женщины сразу заметили в окне Ешечку. Она улыбалась и махала им белым платочком. Это было так трогательно, что все трое остановились и тоже стали махать ей руками, будто возвращались из какого-то дальнего путешествия вокруг света.
Посреди гостиной был накрыт праздничный стол. Об этом позаботилась Ангелина, объехав на такси крупные магазины и потратив кучу денег на продукты и вещи, необходимые для малыша.
– Ой, ешечки мои! Ну давайте, показывайте свое сокровище, – радовалась Вера Ивановна. – Да и кормить, наверное, пора.
Катерина бережно распеленала малыша, и все увидели крохотное, скрюченное тельце, красное и морщинистое.
– Фу! Маленький уродец, – брезгливо бросила Юлька и тут же отошла в сторону.
Женщины посмотрели на нее с укором и болью.
– Ты такая же была, когда родилась, – сказала Ангелина.
– Ты дура, Юлька! Была дурой, дурой и осталась! – твердо сказала сестра.
– Ангел! Чистый ангел! – не обращая внимания на возникшую перепалку, восхищалась Вера Ивановна.
– У-у-у… мокренький… и не только мокренький, обкакался маленький… обкакунился… обидели мальчика… обидели, – ласково ворковала Катерина, перепеленывая малыша. – Мама, достань бутылочку в пакете, надо чуть подогреть ее, – и, глядя на маленькое тельце, тихонько продолжала: – Сейчас будешь кушать… Будешь спать… Будешь расти большим, большим… И сильным, сильным, как папа Валера… – прижимая ребенка к себе, и, покачивая его, нежно приговаривала Катерина. – А плохим тетям и дядям мы не дадим нашего Глебушку обидеть, – косясь на Юльку, говорила она.
– Кать, да клади ты этого засранца и давайте уже кушать. Я есть хочу! Я такая голодная! С самого утра ничего не ела! Мам! Мы будем отмечать или как?! – злилась Юлька.
Ангелина принесла с кухни теплую бутылочку с молоком, и Катерина, прижимая к груди малыша, терпеливо кормила ребенка.
– Гляди, как чмокает, – умилялась Вера Ивановна, – верный признак, что здоровый малыш.
– Первый мальчик в нашем роду, – гордо заявила Ангелина.
Малыш, отсосав свою порцию «праздничного обеда», засопел и уснул. Катерина бережно уложила его в коляску и поставила рядом с собой. Все сели за стол, отмечать свершившееся событие. Четыре женщины. Четыре разных поколения. Что было в мыслях у каждой сидящей за этим столом?
– Боже мой! – улыбалась Катерина, – у меня сын! Какое счастье!
«Наконец-то, вся эта “байда” кончилась, – злилась Юлька. – Радуются они… А то, что я тут главная, ноль эмоций», – думала она, но вслух сказать не посмела.
– Ну девочки мои, дай Бог, вырастить вам этого ребенка здоровеньким, – радовалась Вера Ивановна.
– За нового человека! – подняла бокал Ангелина. – Как хорошо, что все разрешилось благополучно.
И комната наполнилась мелодичным звоном, будто колокола звонили в честь маленького человечка, встречая его и приветствуя.
Все было оговорено, решено и оплачено заранее, задолго до того, как появился на свет этот малыш. В свидетельстве о рождении матерью была записана Катерина Гошева, а отцом ребенка – Валерий Гошев. Имя тоже выбрали давно на семейном совете, и единогласно решено было назвать мальчика Глебом. Глеб Гошев.
Юлька же не проявляла никакого интереса к малышу. Ее душила злость и обида: она так мучилась, так страдала! Она перенесла сильнейшее потрясение, и сейчас у нее все болит внутри, а никому нет никакого дела до нее. Все заняты этим маленьким уродцем. Она так жалела себя! Почти год коту под хвост! Ни друзей, ни дискотек, ни… И опять она винила всех вокруг себя, и опять она завидовала подружкам и рвалась быть лучшей среди них. Только вот в чем?
Глава
