Обещания - Мари Секстон

— Ты о чем? Солнце уже два часа как встало.

— Ненавижу жаворонков! — Я прошел на кухню, чтоб приготовить кофе. — По-моему, «пораньше» значит «до обеда».

Тут он по-настоящему рассмеялся. Я слышал его смех второй раз в жизни. И да — я считал.

Позавтракав, мы стали упаковываться.

— Ты взял теплые вещи? — спросил я.

— Зачем? Сейчас же лето, довольно тепло.

— Мы поднимемся на три километра, а то и выше. Когда солнце сядет, похолодает, уж поверь.

— А где расположен кемпинг? — В голосе проскользнула подозрительность.

— Что? — усмехнулся я.

— Мы не остановимся в кемпинге? — Его озадаченный взгляд заставил меня откровенно развеселиться.

— Черт, нет! Мы остановимся кое-где получше.

Отправились мы около одиннадцати.

Следуя моим указаниям, Мэтт проехал через национальный парк, свернул на грунтовку, а оттуда на скалистый проселок.

С сомнением оглядев округу — мы практически добрались до вершины холма, но дорога шла по серпантину, поэтому слева возвышался отвесный склон, а справа был резкий обрыв, — Мэтт пожал печами и спросил:

— Ты уверен, что мы приехали куда нужно?

— Уж поверь.

Я улыбнулся и показал, где лучше всего припарковать джип. Вытаскивая вещи, Мэтт скептически поглядывал по сторонам.

— Вероятно, придется делать две ходки, — сказал я, передавая ему переносной холодильник.

— Далеко?

— Нет, но уклон довольно крутой, так что не загружайся под завязку. А вот возвращаться в воскресенье сюда будет хреново.

Мэтт поспешил за мной вниз по склону через кустарник и подлесок. Мы спустились метров на сто на небольшое плато, затем повернули направо и прошли еще метров тридцать, пока не вышли на поляну.

Немногие знали об этом месте. Еще ребенком я приезжал сюда с семьей. Мы ревниво охраняли наш тайный уголок, а когда Брайан в первые пригласил сюда Лиззи, стали поддразнивать, что он действительно решил на ней жениться.

В центре располагалось кострище, которое мы с Брайаном обложили высокими булыжниками, а вокруг стояли скамейки, сколоченные из неотесанной древесины еще отцом и дедом. У некоторых семей есть второй дом. Наш был здесь.

Я бросил на землю свое снаряжение и застыл, упиваясь спокойствием. Позади справа возвышался один из скальных устоев, на который мы поднимались с Мэттом в день нашей встречи, а прямо перед нами протекала река. Ну, в Колорадо это называется рекой. Большинство американцев назвали бы это потоком, дед называл ручьем. Шириной около четырех метров, не больше метра глубиной, река весело бежала по каменистому дну. Кое-где вы могли запросто ее перескочить, если, конечно, не боялись поскользнуться на мокром валуне. Сквозь листву пробивались солнечные блики, над водой то тут, то там появлялись маленькие радуги. На нашей стороне в основном произрастали ели и сосны, а на противоположной шумели кронами осины и березы.

Я стоял, стараясь впитать в себя красоту и покой этого места, и задавался вопросом, похожи ли мои чувства на те, что испытывают религиозные люди во время молитвы. Благоговение и трепет, умиротворение и сопричастность. Легкий ветерок, запах леса, журчание воды. Все это наполняло меня, открывая и очищая душу. Только такая вера жила во мне.

— Джаред, это удивительно, — выдохнул позади меня Мэтт.

— Мое самое любимое место. — Истинная правда, хотя звучало по-детски.

— Ты прав — здесь намного лучше, чем в любом кемпинге.

Мы разбили лагерь, немного пошлись по лесу, покатались на велосипедах и развели костер, чтобы приготовить хот-доги на ужин.

Когда солнце зашло, мы подбросили в огонь дров и потеплее оделись. Казалось, нашим разговорам не будет конца. С наступлением темноты костер полностью выгорел, и воцарилась тишина, прерываемая лишь потрескиванием тлеющих рубиновых углей. На небе сверкали миллиарды звезд, которые не видны в городе, ярко серебрилась луна, а над всем этим светлой полосой завис Млечный Путь.

Мэтт прервал безмолвие:

— Спасибо, что привез меня сюда.

— Тебе спасибо, что согласился приехать.

Пришло время ставить палатку. Поначалу мы хотели взять каждый свою, но обе в джип не влезли, поэтому договорились, что устроимся в одной.

— А сейчас самая худшая часть, — заметил я, обнажаясь до трусов. — Главное, раздеться в темноте как можно быстрее.

— Ты с ума сошел? Холодно же.

— В спальнике теплее без одежды. — Я залез в мешок. — Ты греешь его, он греет тебя. Одежда будет только мешать. Но особенно паршиво — это если ночью приспичит отлить. Хотя все равно лучше раздеться, поверь. — Я уже застегнул молнию и тут же согрелся, чувствуя сонливость и позевывая. — Можешь оставить белье, если хочешь. Ты разве не бойскаут?

— Нет. Мы постоянно переезжали, я нигде не оставался достаточно долго. — Он снял свитер, а затем игриво изогнул бровь: — Наверное, это твоя уловка, чтобы увидеть меня голым.

Я усмехнулся:

— Ага. Нам предстоит такая студеная ночь, что единственная надежда согреться — залезть вдвоем в один спальник.

Мэтт рассмеялся и, по-моему, несколько натужно, хотя все же стащил через голову футболку. Мне оставалось только таращится. Все как я представлял: сильное мускулистое тело. Почти голая грудь без волос, но от пупка вниз по животу спускалась темная дорожка, исчезая под боксерами. Я мысленно представил, к чему вели эти густые заросли, и тут же вспомнил свою шутку про общий спальник. Гладкая кожа Мэтта прикасается к моей, я веду пальцами по волоскам на животе… К моему ужасу тело тут же отреагировало на эти фантазии соответствующим образом. Слава богу, я забрался в мешок до того, как Мэтт начал раздеваться.

Зачем продолжать себя мучить? Закрыв глаза, я услышал, как он, загасив фонарь, устраивается поудобней.

В тишине прошло несколько минут.

— Джаред.

— У?

— Спокойной ночи.

Пробудился я с каменным стояком — всю ночь мне снился Мэтт в ошеломляюще эротических сценах. Он уже вышел из палатки, поэтому я воспользовался уединением, чтобы как можно быстрее и тише облегчить столь затруднительное положение.

Одевшись и выбравшись наружу, я с удовольствием увидел, что Мэтт уже сварил кофе. Со своей знаменитой почти-улыбкой он протянул мне горячую кружку.

— Чему радуешься? — спросил я.

— Ты болтаешь во сне.

Черт. Конечно, я знал, что иногда говорю во сне. Стараясь выглядеть как можно спокойнее, поинтересовался:

— И что я сказал? — Господи, только бы не о нем.

— Ты сказал: «Хотелось бы пройтись…»

— Пройтись? По чему?

— По какой-то «дорожке».