Эксклюзив (СИ) - Юнина Наталья

Права была Люся, убьют нас, когда станем ненужными. Надо срочно выбираться. Проблема в том, что мужчины не спешат заходить в дом, вместо этого я слышу звук расстегиваемой ширинки. Ну нашли время. Аккуратно приподнимаюсь, дабы подтвердить свои догадки. Этот неловкий момент, когда ты застаешь писающим другого человека. Двух. Ужас! И ладно бы только это, можно пережить, беда приходит откуда не ждали. В рюкзаке заиграл телефон Василия. Быстро открываю рюкзак и все! Ступор. Я не только классическая девственница, но ещё и телефонная. Ни разу не держала мобильный в руке, не говоря уже о его использовании.

– Ничего не хочешь мне сказать, Элизабет Мата Харявна? – слышу над собой голос ясно зрячего. Прибор, слава тебе Господи, зачехлил. – А? – нехотя поднимаю взгляд на не Достоевского.

– Хочу. Растения лучше поливать разбавленной уриной. Прицел у вас хороший, но лучше не в одно место удобрять.

– Это всё? Или может что-то ещё?

– Две хухры за полчаса – это слишком много для меня. Но я вашу не рассмотрела, не волнуйтесь. Не потому, что он маленький, просто... Он наверняка и не маленький... просто... просто.

– А ты говоришь не справится. Любой дар речи потеряет, – не сдерживая смеха, выдаёт Василий. – Лизок, я в тебя почти влюбился. Ты похлеще Маты Харевны.

– Ну всё, малая, тебе конец, – зло произносит Федор, снова схватив меня за воротник многострадального платья.

– Ой, можно без рук. Вы так-то их не помыли после... полива растений.

– Ещё одно слово, и до своего профессора ты будешь ехать молча, потому что я тебя вырублю. Поняла? - молча киваю, боясь разозлить и без того обозленного мужчину. Он выхватывает из моих рук причину моего провала и вталкивает меня в дом.

Меньше, чем через минуту я отказываюсь привязанной к стулу. Замечательно! Мало того, что обездвижена, так ещё и рукам больно!

– А можно руки не так туго?

–Хорошим девочкам можно. Тебе – нет. У меня есть одно положительное качество – терпение. Но беда в том, что, если оно заканчивается, я превращаюсь в очень плохого дядю. Только попробуй открыть рот при вчерашних товарищах.

– Поняла, только при вас.

Кажется, не это хотел услышать Фёдор. Да и черт с ним. За оставленные следы на руках от верёвки и ебанцы, хорошесть этого бандюка стремительно падает вниз. Через час или около того я оказываюсь по соседству с ясно зрячим на заднем сиденье уже другого автомобиля. Водителем оказывается тот самый урод, ударивший Люсю в живот. Пострадавший от подруги Василий усаживается спереди. Молчать получается само собой, ибо взгляд у этого Валеры говорящий.

Я видела труп, закопала его, стала свидетельницей убийства, но почему-то не испытывала такого страха как сейчас. Особенно, когда в зеркале ловлю взгляды этого урода спереди.

– Тачка брошена в двадцати километрах отсюда, – неожиданно произносит он.

– Ну хоть одна хорошая новость. Я пересяду и поеду в больничку вместе с Елизаветой, вы на поиски рыжей. И давай, Валер, пока без мокрухи. Девчонка нужна мне живой, – пока без мокрухи?! Вот тебе и хороший бандит.

Я испытываю самое настоящее облегчение, когда пересаживаюсь с ясно зрячим в угнанный Люсей автомобиль. Каким бы плохим ни был не Достоевский, с ним почему-то комфортно.

***

– На выход, Элизабет.

– А можно я одна, без вас пойду? Я не сбегу, клянусь.

– Ты только что пальцы скрестила, Е. Банько, – да как он все подмечает?!

– Блин, – чуть ли не топаю ногой от разочарования. – Ну мне будет сложно объяснить кто вы. Не ходите со мной, пожалуйста.

– На ходу придумаешь что-нибудь. С твоими-то способностями.

– Ладно. Но можете сделать лицо попроще? Вы, как бы это сказать... страшный. Не в смысле не красивый, а выглядите устрашающе. Вот это хотя бы разгладьте, – тяну руку к его лбу и надавливаю пальцами на морщину. – Вам тридцать три, а выглядите на все... тридцать четыре. И можете вот так вот не смотреть. Глаза у вас, как бы, короче, не мешало бы…

– Выколоть?

– Господь с вами, с глазами вам лучше. Они очень даже красивые. Просто не смотрите на людей с таким прищуром. Улыбайтесь.

– Меня раздражает твоё выканье. Заканчивай.

- Простите, но я не могу тыкать малознакомым взрослым мужчинам. Ладно, опустим эту тему. Раз не можете быть нормальным, давайте так: сейчас я главная, поэтому вы просто молчите.

На удивление, не Достоевский мне не возражает, молча идёт со мной к профессору, который, увы, оказывается на больничном. Зато тут как тут его заместитель Алексей, мой некогда преподаватель по терапии, не только положивший на меня глаз, но и являющийся моим соседом. На Фёдора он смотрит максимально подозрительно и всем своим видом показывает, что не желает видеть его рядом.

– Можно мы вместе пройдём в кабинет? Я не могу его оставить одного, – указываю взглядом на Фёдора.

– Это кто вообще?

– Это мой... немой больной дядя Федя из Лобка. У него умер опекун и вот я забрала его к себе до тех пор, пока не найдём нового. Он недееспособный, – без заминки выдаю я, смотря на озадаченное лицо на данный момент молчаливого не Достоевского.

– Из Лобка?

– Ну да, Лобок. Маленькая деревня в Псковской области. Так можно с ним зайти?

– Он не может побыть один? Что с ним? Синдром Дауна?

– Какой же он даун? – возмущённо произношу я, смотря на не менее возмущенного Фёдора. – Просто... имбецил. Его нельзя оставлять одного, мало ли чего. Так мы пройдём?

– Ну проходите.

– Садись, Феденька. Не буянь, – словно реально умалишенного Фёдора усаживаю на стул, и сама сажусь рядом. Судя по говорящему взгляду ясно зрячего, жить мне осталось недолго.

Описываю внешность и особенности разыскиваемого нами мужчины и протягиваю рисунок Алексею, на что он многозначительно улыбается.

– Лизунь, а ты с чего решила, что он почечный больной? Почему не печеночный?

– Ну мне так показалось, да и асцита у него не было. Так ты не узнаешь его?

– Допустим, узнаю. И что мне с этого будет? – как минимум, плевок в радостную морду.

– Огромное человеческое спасибо?

– Неа, – усевшись на край стола, улыбаясь выдаёт Алексей. – Как минимум, ещё одно свидание со всеми вытекающими. Сегодня вечером.

– Договорились. Ну так как мне его найти?

– Только после свидания.

– Ну, Лёш, это несерьёзно, хоть фамилию скажи.

Ломается он непозволительно долго, выводя из себя не только меня, но и ясно зрячего.

– Ну так какая фамилия у него?

– Корепанов Вениам..., – договорить Лёша не успевает. Ясно зрячий резко приподнимается со стула и вырубает Алексея одним ударом головы...

Глава 9

Глава 9

Стою шокированная с открытым ртом и наблюдаю за тем, как Федор подхватывает потерявшего сознание Лешу и усаживает на кресло.

– Ты… ты… ты что сделал?!

– Для дееспособной племянницы из Сучкино несколько тупой вопрос, не находишь?

– Сучкино?!

– А ты что запамятовала? Рядом же росли, я с опекуном в Лобке, а ты в деревне Сучкино Псковской области, – «Псковской» ясно калечащий произнес намеренно таким образом, чтобы оставить на мне след.

– А плеваться-то зачем? – вытираю тыльной стороной ладони слюну Федора.

– Считай, что это суженый тебя поцеловал, – сказала на свою голову. – А вообще, нам имбецилам можно все.

– Ну зачем ты его ударил?!

– Ты плохо меня слушаешь. Я, кажется, говорил, что обладаю недюжинным терпением, но, когда оно заканчивается, я превращаюсь в плохого дядю, как оказалось из Лобка. Не переживай, очухается этот долбонавт.

– Но мы же даже не узнали полное имя.

– Серьезно? Думаешь много Корепановых Вениаминов делают этот самый шмонализ и стоят в очередь на пересадку почки?

– Диализ.

– Да похрен. Он поэтому и запомнил его, имя редкое. Вениамин – этого тебе не Лешка-гондошка. Пойдем, – хватает меня за руку и тянет на выход.

– Куда? А как же адрес этого Корепанова?

– По своим источникам пробью.