За 30 милль... на Север (СИ) - Раст Сергей

– Nein, Володя! Ты ошибаешься. Это непростая буря, а очень мощная. Потрясёт нас знатно. Я связался с другими филиалами, ребята обещали всех предупредить.

– Ладно. Значит, аномальная буря? С Севера? И что же на Севере интересного? Это не Центр, от Саркофага с десяток километров, фазированная решётка также в стороне. Янтарь – вот где раки зимуют, и то – мимо!

Ракицки потряс своим пальцем, как дирижёр махает палочкой перед оркестром. Типичный представитель своего племени, Анджей был педантом.

– Володя, не понимаю твой скептицизм. Вы, русские, вечно не обращаете внимание на детали, а мелочи важны. Я на днях проанализировал цикличность Всполохов за последние три года, вычислил силу и количество освобождаемой энергии, составил таблицы. И знаешь, что вышло? Соблюдается строгая закономерность: Вспышки не происходят спонтанно, они подчиняются законам физики и материалистической теории большого Взрыва. А кроме цикличных возмущений, есть и другие изменения, которые влекут за собой микро- и макро-смещения временно́го континуума. К примеру, масштабная военная операция или гон мутантов. Все эти события, несвязанные меж собой, косвенно влияют на ноосферу, раз я её коснулся. Иными словами, предстоящая буря повлечёт за собой гипотетически структурные перестановки. Она необычная.

Питюшин выжидал момент, когда немец закроет рот. Конечно, это всё безумно увлекательно – гипотезы и доказательства, но он хотел отдохнуть после будничного труда. Как-никак, недавно вернулся из полевого выхода, где мог погибнуть от случайной пули, аномалии или разъярённого мутанта. А не слушать очередные бредни Ракицки.

– Ноосфера, Выбросы. Мне бы выспаться. Анджей, лучше займись датчиками, я огромную гору притащил. Там всё, труд целого дня.

Ракицки кивнул и замолк, занявшись делом. Вова вздохнул и направился в туалет, подумать над смыслом жизни.

Через десять минут он снова вернулся. И в этот раз застал немца в растерянности. Рядом с ним шушукался Мануэль.

– Володя, приборы не работают, все показатели «уровень красный».

– Как? Быть не может! А ну-ка, дай посмотрю!

Питюшин склонился над приборами, что пищали, сигналили красными светодиодами, – словом, сходили с ума. Влажность, температура, электростатичность, индуктивность силового поля: эти параметры показывали критический максимум. А этого априори не могло произойти!

– Бред! Час назад оборудование работало нормально.

– Видимо, грозовой фронт к нам пришёл раньше графика! Володя, скажи ребятам, пусть идут в укрытие. И живо! Es ist sehr schlecht![1] Мануэль! Проверь ещё раз параметры.

Питюшин буркнул «хорошо», и нехотя попёрся обратно на улицу. Он так и не смог поужинать!

На улице, к вящему удивлению, царила тишина. В мутном небе, и правда, происходило странное: клубящиеся тучи сталкивались одна с одной, подгоняемые порывистым ветром; солнце по-прежнему пряталось в вышине, и если бы не приборы, то Вова подумал, что ничего не поменялось. Но впечатление обманчиво, и сам специалист об этом прекрасно знал. Чутьё подсказывало, что угроза, идущая с северных областей, вскоре себя проявит.

Наёмники «серых» с боевитой сноровкой вовсю готовились к предстоящему катаклизму, убирая в ангары утварь и технику. Туда они рачительно сносили боеприпасы и маскировочную сеть. Командовал ребятами серьёзный Кречет, вполкрика подгоняя мокрых от пота подчинённых.

– Эй, мясо, шевели поршнями, а то как беременные бабы ходите. Щас потечёт с небесной канцелярии, а мы не готовы.

Кречет посмотрел на подошедшего ботаника краем глаза и продолжил давать указания. Питюшин не стал заговаривать с ним, толку-то, пока команч не удостоверится в полном порядке, он не пойдёт в бункер. Отвлекать не стоило, лихой народ не дюже жалует «панство».

Вова решил подняться повыше, осмотреть окрестности в оптику. Так, из любопытства. И в частности, Север. Далеко от них уже вовсю свирепствовала гроза, приближая свою кавалькаду из грома и молний к людскому обиталищу. По внутренней лестнице он забрался на самую высокую точку сборного бункера «Tesla», на шесть метров выше уровня поверхности.

На площадке, метров пять на пять, утыканной тремя спутниковыми тарелками, ветряком и флюгером, ощутимо штормило. Питюшин присел около мешков с песком, где обычно располагался снайпер или пулемётчик, и достал из кармана миниатюрный фотоаппарат и компактный военный бинокль. С ними он никогда не расставался. Выбрав ракурс получше, Владимир сделал пару кадров относительно спокойных окрестностей, щёлкнул внизу всю банду с Кречетом, затем запечатлел беспокойное небо. Питюшину нравилось фотографировать Зону, иногда снимки периодически попадали в познавательный журнал «National Geographic», шокируя англосаксонскую публику причудливыми пейзажами.

Непродолжительное время он рассматривал в бинокль окраины Красного леса. Собственно, за ним и начинались неизведанные доселе угодья, которые так манили Питюшина.

На карте Север представлял собой белое пятно, заштрихованное серыми прерывистыми линиями. Довольно большая территория, состоящая из окрестностей севернее Припяти и части дружественной Беларуси к югу от Хойников. Земли опасные и закрытые для доступа с этой стороны непроходимыми топями и странным туманом. Плотная завеса неблагоприятно воздействовала на психику не лучшим образом. Там, за Припятью, царила иная жизнь, отличающаяся от Южной зоны. Не сильно, но всё же. Логично, ведь Север по себе представлял закрытую экосистему с весьма специфичным порядком и устроем. Основной ландшафт состоял из приболотицы и лугов, смешанных лесов, и умирающих деревень.

Эх, попасть бы туда!

Этим вопросом Вова задавался сотый раз. Не единожды он поднимал его коллегам и руководству на повестку дня, чем вызывал у них улыбку и снисходительные кивки. А однажды, по пьяной лавочке, Вова случайным образом отправил письмо на емейл всемогущему мистеру Раскину, о чём до сей поры жалел. Основатель корпорации не ответил ему, но вышло неловко. Питюшин пытался связаться с белорусскими пограничниками и военными, охраняющими неукраинский сектор Зоны, но попытки наладить контакт с той стороной всячески игнорировалась. Север хорошо охранялся, а информацией делиться боялись все. И вот это удивляло и вызывало подозрение.

Цейссовская оптика работала великолепно. Краешек тумана, его вытянутый язык, отчётливо просматривался с 15-метровой высоты, он никуда не исчез и не испарился. Правда, Питюшину показалось, что он стал более густым, как сметана или кисель. Вова сместил окуляр в сторону, хорошо рассмотрел старую дорогу, ржавую покорёженную ограду, за которой и начинался сам Красный лес, пустырь «трёх аномалий», вытянутые в ряд поросшие чахлым кустарником курганы. На пустыре вовсю змеились по земле бурунчики из лёгкого песка и листьев. Ветер ощутимо крепчал, и осенний холод норовил забраться под утеплённый комбинезон со вшитым бронником. Природный катаклизм приближался, его буквально кожей чувствовал учёный. Владимир решил спускаться к ребятам, что заканчивали наводить порядок перед бурей, как окуляр уловил движение слева. Сработала система автозахвата целей. Заинтригованный Питюшин вгляделся повнимательнее в сторону. И увидел человека.

Одинокий путник стоял на месте. В руках он держал винтовку, скорее всего, натовского образца. На таком расстоянии он не мог точно определить. Зато учёный прекрасно увидел другое. Стрелок целился прямо в него.

Владимир вздрогнул. Осознание близкой смерти прокатилось по телу, вызвав оторопь. Послышался выстрел – гулкий выхлоп дальнобойной винтовки. Ботаник чуть в штаны не наделал. Мысленно он попрощался с жизнью, но тяжёлая винтовочная пуля ушла мимо. Промахнулся? Но для снайпера расстояние в полкилометра плёвое. Значит, стрелок не хотел его убивать. Питюшин вновь приник к окуляру. Стрелявший отчаянно жестикулировал, звал на помощь, потрясал оружием, явно демонстрируя свои мирные намерения.

Питюшин соображал быстро. Как мог, он тотчас спустился по лестнице, и бегом направился к Кречету. Вова отчаянно захотел спасти несчастного, которому грозила неминуемая гибель от предстоящего шторма.