Смерть носит пурпур - Антон Чиж

Пристав уже примеривался к графинчику сладкой настойки и рыбной закуске, приготовленной заботами его жены, как вдруг снизу раздался нетерпеливый звон дверного колокольчика. Беспокоить полицию в такой час было в высшей степени неприлично. И прямо сказать, недопустимо. Пристав поморщился и крикнул кухарке глянуть, кого там принесло, но сказать, что до утра пускать не велено.

Пристав не успел еще и вилки взять, не то чтобы рюмочку пропустить, как в столовую ворвался какой-то господин. Был он молод, разгорячен и вид имел настолько решительный, что аппетит сразу пропал. Врангель наисуровейшим образом нахмурился и, как и полагается приставу, грозно хмыкнул. Врываться в полицию и вести себя подобным образом у них в городе не принято. Здесь вам не Петербург с его вечной спешкой.

– Что такое? – спросил пристав, оглядывая незваного гостя с ног до головы. С первого взгляда он ему не понравился: слишком юн, телом крепок и вообще напор во взгляде. От таких субъектов жди беды. Скабичевский скромно помалкивал.

Предчувствие не обмануло. Молодой человек представился чиновником особых поручений от сыскной полиции. От этих регалий сердце пристава неприятно сжалось, и он вдруг подумал, что покою пришел конец. Такие молодчики несут с собой только одни неприятности. Все же визит сыскной полиции обязывал. Да и фамилию эту пристав слышал, были разговоры о новом таланте, появившемся в Департаменте полиции. Кажется, Скабичевский ему и рассказывал. Врангель сообщил, насколько польщен визитом, и пригласил за стол разделить ужин. Где двое, там и третий. Скабичевский безропотно сдвинулся со стулом и тарелкой, освобождая место.

– Не лучшее время ужинать, господа, требуются срочные меры.

«Вот оно, началось», – сказало сердце Врангеля и опять тревожно сжалось. Однако пристав виду не показал, обменялся с помощником понимающим взглядом и вообще проявил себя с самой любезной стороны.

– Зачем так спешить, милейший Родион Георгиевич, – сказал он. – Присаживайтесь, наконец объясните, что у вас стряслось. Вместе подумаем, как помочь вашему горю. И господин Скабичевский нам поможет.

Помощник выразил горячую готовность.

– У меня ничего не случилось, – сказал Ванзаров, довольно развязно усаживаясь на стуле, да еще и закидывая ногу на ногу. – А вот у вас может.

– У нас не полагается ничему случаться. Тут резиденция сами знаете чья…

– Вынужден огорчить: имеется веское предположение, что готовится преступление.

– Преступление? – проговорил пристав так, будто на полицейской службе такое слово и произносить не полагается. – Да как же… Какое преступление?

– Одному из жителей вашего города угрожает опасность.

– Заболел, что ли?

Подобная чудовищная наивность прощалась по причине безмятежной жизни Царского Села. Спокойствие разжижает полицейские мозги.

– Одного из ваших обывателей собираются убить, – выразился Ванзаров напрямик, чем окончательно вогнал пристава в оторопь.

С немым вопросом Врангель обратился за помощью к Скабичевскому. Но тот понимал не больше его.

– Убить? Вы сказали, убить? – переспросил пристав.

– Способ убийства, а также лицо, которое совершит преступление, мне неизвестны. Но его можно предотвратить. И спасти жизнь человека.

– А-а-а? – Кажется, пристав пребывал в полной прострации. Скабичевский выглядел не лучше.

– Господин пристав, Анатолий Андреевич, очнитесь. Я сожалею, что испортил вам ужин, но дорога каждая минута. К сожалению, мы не в столице, и я не могу отдавать приказы вашим подчиненным.

В глазах Врангеля мелькнуло что-то осмысленное.

– Кого будут убивать? – спросил он, невольно вздрогнув.

– Отставного учителя Николаевской царскосельской гимназии, господина Федорова.

Напряженная работа мысли оказалась бесполезной. Пристав с помощником и вместе не смогли вспомнить это имя.

– А кто это? – только и спросил Врангель.

– Мирный обыватель, проживает в доме на Гатчинской дороге, известном среди извозчиков как «дом-с-трубой», хотя на самом деле их две.

– Ах, этот…

Пристава будто заставили съесть лимон – целый и без водки. Скабичевский же позволил себе презрительный смешок.

– Об этом субъекте вам не стоит беспокоиться, милейший Родион Георгиевич…

– Если господин Федоров страдает слабостью выпивать и живет как в хлеву, это не значит, что ему не нужна защита, – сказал Ванзаров.

– За что же его хотят убить?

– Причин я бы не стал касаться, они пока находятся в области предположений…

За эту соломинку следовало схватиться. Что пристав и проделал.

– Вот видите, только предположения! Не стоит волноваться, в нашем городе убийц нет. Не правда ли, господин Скабичевский? Вот видите, и Николай Семенович со мной согласен. Давайте лучше ужинать… – Широким жестом он пригласил к закускам.

Убеждать дальше – только тратить время. Оставалась последняя попытка.

– Господин пристав… – Ванзаров встал, чтобы слова его звучали как гром с неба. – Официально прошу вас выделить охрану для дома господина Федорова.

– Охрану? Какую охрану? – Приставу было уютно и легко изображать глупость.

– Хотя бы городовых.

– Сколько желаете?

– Нужно четыре. Дадите двух – буду благодарен…

Врангель покивал. А Скабичевский внимательно изучал пустую тарелку.

– Значит, четырех городовых вам вынь да положь… – сказал пристав, заталкивая салфетку за воротник. – Только вот какая незадача: нет у меня свободных людей. Кто на ночном дежурстве, кто в караулке отдыхает. Не так ли, Николай Семенович? Вот видите, и господин Скабичевский того же мнения. Рады бы помочь сыскной полиции нашей любимой столицы, от всей души рады, да вот некем. Не побрезгуйте ужином, господин Ванзаров, у меня чудесно стерлядку готовят…

– Благодарю вас, господин пристав, и вас господин помощник. Желаю вам самого приятного из возможных аппетитов.

Пристав покосился вслед исчезнувшему гостю и остался крайне доволен собой: эдак ловко отшил столичного гостя. А то вздумали беспокоить полицию по пустякам. Тут вам не Петербург, тут порядок и благодать.

Скабичевский разлил настойку, они чокнулись и с большим аппетитом принялись за ужин, чинно обсуждая мелкие новости отлетевшего дня.

14

Предложение было столь заманчивым, что Аполлон Григорьевич не знал, что и ответить. За свою богатую практику эксперта-криминалиста он повидал всякого и освоил несколько профессий. С ним всегда был походный чемоданчик, из которого появлялись самые необходимые предметы. При помощи них можно было на месте определить самые простые яды, извлечь пулю, выковырять мелкую улику и сохранить ее до лаборатории. Также имелся набор медицинских средств, при помощи которых можно было вернуть к жизни не вполне мертвое тело или оказать первую помощь, когда она необходима, а доктора ждать неизвестно сколько. Насморк или простуду Лебедев бы не вылечил, а вот из врачебно-хирургической практики умел многое и лучше врачей знал, что делать в экстренных ситуациях. Копаясь в человеческих телах, он неплохо изучил на мертвом материале, как спасать жизнь. При случае он умел делать полицейские фотографии, завел в России антропометрический кабинет, в котором составлялась картотека преступников по методу Бертильона, или бертильонаж. Время от времени занимался реставрацией старинных манускриптов и, случалось, проводил часы за изучением насекомых, не хуже настоящего биолога. Только вот заниматься слежкой и быть филером ему не приходилось. Но отказаться сразу было нельзя.

– Как вы себе это представляете? – спросил он.

Ванзаров объяснил, что наблюдение за домом вести довольно просто. Вокруг много кустов и деревьев, поэтому можно оставаться незаметным. Задача не столько в том, чтобы поймать, сколько дождаться утра и вызвать подмогу из столицы. Завтра он пригонит отряд филеров Афанасия Курочкина. Сегодня же надо подстраховаться. Аргументы были веские, но Лебедеву даже страшно было представить провести ночь без сна и в чистом поле. И он постарался призвать на помощь логику.

– А с чего вы взяли, что Федорова постараются убить сегодня? Где хоть один факт, на это указывающий.

– Федоров при всех объявил, что завтра утром покажет вам нечто важное, – ответил Ванзаров. – Насколько я понимаю, это должно вызвать беспокойство. Кто-то может постараться вас опередить.

– Допустим, Иван Федорович покажет мне какой-то дурацкий опыт. Зачем же его убивать ночью? Именно этой?

Ванзарову пришлось собрать все скудные запасы терпения, какие еще остались.

– Скорее всего, Федоров не собирается ничего показывать, он хочет сообщить вам какие-то важные сведения. Кто-то из «любимых учеников» может посчитать, что это помешает его планам. И поймет, что у него только один шанс не дать Федорову разболтать какой-то секрет. Когда это можно сделать? Только сегодня ночью.