Наследство рода Болейн - Филиппа Грегори

Но мне ее неловкость и застенчивость только на руку. Стану задушевной подругой, наперсницей, союзницей. Ей, этакой бедняжке, уж точно понадобится друг, знающий, как держаться при дворе. Расскажу ей все, что нужно знать, научу, как себя вести. Лучше меня никому не справиться, я-то всегда была в самом сердце королевского двора, роскошнее которого в Англии не бывало, я-то наблюдала все его взлеты и падения. Кому еще помогать новой королеве, как не той, что видела страшный конец другой владычицы, падение, унесшее вместе с собой и ее, и всю семью. Пообещаю стать ее лучшим другом и сдержу свое слово. Королева еще молода, ей только двадцать четыре, но скоро она повзрослеет. Невежественна, но ее можно научить. Совсем не знает жизни, но и это поправимо. Я уж помогу этой невинной чудаковатой простушке, стану ее наставницей и учительницей. Право же, прекрасный план.

ЕКАТЕРИНА

Норфолк-Хаус, Ламбет, декабрь 1539 года

Дядя пришел навестить бабушку, я наготове — вдруг ему вздумается меня позвать? Все знают, в чем дело, только я волнуюсь, будто меня ждет грандиозный сюрприз. Разучиваю походку, реверанс. Готовлюсь изобразить изумление, счастье — такая чудесная новость. Мне нравится репетировать, повторять снова и снова. Агнесса и Джоанна попеременно играют роль дядюшки, пока я совершенствуюсь в реверансе, вновь и вновь негромко вскрикиваю от радости.

Девиц уже тошнит от меня, как от неспелых яблок, а я все не устаю твердить — чего вы ждали, я же Говард, конечно, меня позовут ко двору, буду служить королеве, жаль оставлять друзей, но что поделаешь.

Говорят, придется учить немецкий и танцев больше не будет. Я-то знаю — это неправда. Ей нужно жить как королеве, а если она глуповата и скучновата — тем лучше, на ее фоне я буду казаться еще ярче. Говорят, она любит уединение, говорят, голландцы вообще не едят мяса, только масло и сыр. Я-то знаю, это ложь — если не устраивать приемов, зачем тогда перекрашивать заново Хэмптон-Корт? Говорят, все придворные дамы уже назначены, половина уже в Кале — встречают новую королеву. Дядя просто пришел объявить, что я упустила свой шанс.

Тут-то я пугаюсь по-настоящему. Знаю же — королевские племянницы Маргарита Дуглас и маркиза Дорсет согласились стать старшими придворными дамами. Неужели для меня все кончено?

— Нет, — говорю я Марии Лассель, — не стал бы он приезжать, чтобы просто объявить — ты останешься дома, ты опоздала, для тебя нет места.

— А если он только для того и приехал? Пусть это послужит тебе уроком. Давно пора исправиться. Стать придворной дамой потруднее, чем крутить любовь с Фрэнсисом Дирэмом. Настоящая леди не допустит к себе в покои девушку, связавшуюся с таким типом.

До чего же несправедливо! У меня чуть слезы не брызнули.

— Не плачь, Екатерина, у тебя глаза покраснеют.

Быстренько зажимаю нос, чтобы остановить слезы.

— Умру, если придется остаться здесь! Мне уже пятнадцать, скоро будет восемнадцать, потом девятнадцать, двадцать — выходить замуж поздно, так и умру тут, возле бабушки. Нигде не была, ничего не видела, никогда не танцевала при дворе.

— Что за чушь! — сердито кричит Мария. — Как же ты тщеславна! А вот некоторые считают — для четырнадцати лет ты и так немало натворила.

— Ничего, — отпускаю наконец нос, прижимаю ладони к лицу. — Ничего я не натворила!

— Успокойся. Попадешь ты к королеве, — презрительно бросает Мария. — Дядя твой не упустит для племянницы такого места, как бы плохо ты себя ни вела.

— Девочки говорят…

— Дурочка, они просто завидуют. Останешься здесь — замучают тебя притворным сочувствием.

Даже я понимаю, как это верно.

— Пойди умойся. Твой дядя вот-вот появится.

Несусь со всех ног, только на минуточку остановилась объяснить Агнессе, Джоанне и Маргарите — я точно знаю, что буду фрейлиной, и нисколько не верю их злобным наветам. Тут меня позвали: «Екатерина, Екатерина, он здесь!» Я со всех ног бросилась в гостиную — вот он дядюшка, греет спину у огня.

Такого человека не отогреешь. Бабушка говорит, он — молот короля. Исполняет самую тяжелую, грязную работу. Кто возглавил английскую армию, разбил и покорил врага? Два года назад, когда я была еще маленькой, Север встал на защиту старой веры; кто тогда привел повстанцев в чувство? Он! Пообещал им прощение и отправил на виселицу. Спас королевский трон, избавил короля от необходимости самому подавлять крупнейший мятеж. Бабушка говорит, у него один довод — петля. Перевешал кучу народу, хотя в глубине души был на их стороне. Даже собственная вера не остановила его, его ничто не может остановить. По лицу видно — это жестокий человек, такого нелегко смягчить. Но раз он пришел сюда посмотреть на меня — покажем. Пусть знает, какая у него племянница.

Приседаю в глубоком реверансе — сколько раз тренировалась! Немного подаюсь вперед, в вырезе платья видны очертания груди. Поднимаю глаза, я почти на коленях перед ним, нос на уровне пояса. Пусть полюбуется.

— Милорд дядя, — шепчу я, как будто на ухо в постели, — желаю вам приятного дня.

— Боже мой! — вырывается у него, даже бабушка ахает от удивления.

— Мадам, внучка… делает вам честь.

Поднимаюсь, стараясь не дрожать. Руки закладываю за спину — показываю грудь во всей красе, выгибаю спину — пусть оценит тончайшую талию. Глаза скромно опущены — примерная ученица, да и только, хотя тело мое и едва заметная улыбка говорят совсем о другом.

— Истинная Говард, — замечает бабушка. Она невысокого мнения о девушках по фамилии Говард — красивы, но дерзки.

— А я-то держал ее за ребенка. — По голосу слышно, он рад, что я уже выросла.

— Она умненькая девочка.

Бабушка хмурится, словно напоминает — посторонним необязательно знать, чему я выучилась под ее присмотром. Я простодушно раскрываю глаза. В семь лет я впервые застала служанку в постели с пажом, в одиннадцать влюбилась в Генри Мэнокса, так чего она от меня хочет?

— Настоящая красавица. — Дядюшка приходит наконец в себя. — Екатерина, ты умеешь танцевать, петь, играть на лютне?

— Да, милорд.

— Читать, писать — по-английски, по-французски, на латыни?

В отчаянии смотрю на бабушку. Всем известно — я чудовищно глупа. Настолько глупа, что даже не знаю, скрывать это или нет.

— Зачем девочке такие познания? — спрашивает бабушка. — Королева ведь говорит только по-голландски.

— По-немецки. Но королю нравятся образованные женщины.

— Он уже обжегся однажды, — улыбается герцогиня. — А эта Сеймур отнюдь не была великим мыслителем. Кажется, королю надоели философские споры с женами. Сами-то вы любите образованных дам?