Под знаком Льва - Леон де Грейфф

Сумеречная баллада, в которой звучат вечерние колокола

IПлывет вечерний звон издалека,и в сердце — хмель таинственной тревоги.

Анестезирующая тоска —печаль путис тоскою по дороге!

Как тень крылавечерние колокола,вечерний перезвон печали.Былая радость — ну и пустьтебя отменит эта грусть,которую не звали…

Шуршит зловещее крыло,все ближе роковые крылья:то всхлипы меди приоткрылибезлунья черное стекло.Летит мохнатый нетопырь,топорща голоса безлунья.Кто вскрикнул — птица ли?Колдунья?Кто ухнул — филин ли?Упырь?На небе, как на дне реки, —серебряные светляки:светясь астральнымисосцами,мерцают звезды бубенцами…

Грузнеет влажный окоем,дымясь густеющим туманом,и солнце, сломанным крыломприжав к своим кровавым ранамгустую вату облаков,за горный кряж уходит круто…Зато закат, взгляни, каков!Но слишком коротка минута,когда беззвучный фейерверкзакатных красок расцветает.Мгновенье — и палитра тает.Еще лишь вздох —и свет померк.И ночь —как будто черный взмахнад плачем дальней колокольни…Ушел закаттропой окольной,неся отчаянье в очах.

IIВечерний звон издалека,а в сердце — хмель тревоги.

Анестезирующая тоскапо ускользающей дороге.И лишь одна не меркнет боль.Мне не уйти от этой муки.Я разлучен, любовь,с тобой.Любовь! С тобою я в разлуке…

IIIПлывет вечерний звон издалека,и в сердце — хмель грядущего безмолвья…

И бродят привиденья звуков —прозрачные цветы, призрачные стрекозы -иллюзорные всплески фантазий,тонкие стебли мелодий,которые вскоре поникнутпод гирей глухой тишины, —роятся призраки иллюзийнад трагическим морем мрака,в котором плывет утлый челнок —грешное мое тело.Черный час печализамуровывает меня в себе.Черное чрево печали,в котором захлебнулся,задохнулсяслабенький голос моего духа!

Шуршит зловещее крыло,все ближе роковые крылья:колокола! Вы приоткрылибезлунья черное стекло.Летит мохнатый нетопырь,топорща голоса безлунья…Кто вскрикнул? Птица ли?Колдунья?Кто ухнул? Филин ли?Упырь?На небе, как на дне реки, —серебряные светляки:светясь астральнымисосцами,мерцают звездыбубенцами!

IVВечерний звон издалека —как будто приоткрыла дверцуколоколов плакучих медьв печаль и в смерть…Да будет смерть,как тень, легка,и, как вино,любезна сердцу!

Баллада о диком декабре

Декабрь,авгуров месяц тьмы.Декабрь,не небо — а клобук.Декабрь,не месяц, а — дикарь.Декабрь зимы,как перестуккостей, грохочущих окрест.Декабрь, зловещий,словно крест.Декабрь, распявший на крестебылые радостимои…Вот, наподобие змеи,ползет из недр твоихтоска,и подступает к горлускорбь.Ну что ж, декабрь,скрути и сгорбьДобро, как суть твоявелит,а Злу улучши аппетит.

Декабрь,авгуров месяц тьмы.Сначала вдруг увидиммы,как серый призракпросквозитна горизонте… А за ним —другие… Словно злой магнитпритянет этот серый дым.Декабрь!Кровавая звездатобою правит,месяц мглы.В смирительной рубахельда,на плахе выстывшей золыбезжалостно загубишь тымои забытые надежды, мои бродячие мечты!

Декабрь!Не месяц, а дикарь!Декабрь! Свистят уже твоислепые стрелы — все свирепей,все гуще и неугомонней…Моих любовей соловьи,и лебеди моих гармоний,и попугаи празднословьяна камни падают и кровьюисходят… Кровь же —как янтарь…

Декабрь,не месяц, а дикарь!

Декабрь… Не небо,а клобук.Разгар зимы и перестуккостей, грохочущих окрест.Декабрь, зловещий,словно крест!Душа не дышит. Дух ослеп.О склепсырого декабря,где погребальным звономмедьпоет о том, что все моря —мои моря! — моя же Смерть.Где логово твоейтоски,состарившей менявдвойне,в тиски зажавшей мневискии иссушившей песнюмне?

Алхимия какого маврарасплавит в сердце этот леди слов каких абракадабра,декабрь, обрушиттвой оплот?

Душа не дышит. Дух ослеп.О склепсырого декабря,где погребальным звономмедьпоет о том, что все моря —мои моря! — моя же Смерть

Вторая баллада о ненавистном, в коей подвергаются осмеянию вполне респектабельные вещи и явления и воздается хвала такому, что с «их» точки зрения смехотворно

Прощайте, все фальшивые кумиры:стеклярус бриллиантовых подвесоки золоченая зола алхимий,бумажные цветы поддельной страстии крашеная белокурость Эльзы!

Колдуйте над ретортами Риторик,дышите всласть метаном Метафизик,ни грамма мне не нужно от Грамматик,ни метра не приму от ваших Метрик.

Навек прощайте, показные страсти,прощай, чистописанье чистогана!Слезоточивые ужимки, чао!Прощайте, феи морфио-Морфея?[36]

Адью, литературные притоны,где недоумье высушенных мумийи раболепье бесталанной чернипобито молью сохлых академийв порочном круге дантовой геенны.

Я сыт банальностью стереотипа,калькированной ленью тонких линийи безупречным пеньем под сурдинку.По мне бы нынче — грубостью Вийонавосславить непечатность плотской страсти!

Да здравствует экзотика смятенья,пожар любви, землетрясенье сердца,гармония случайности и риска —так россыпь звезд на небе гармонична,хотя и вдохновенно бессистемна.

Да здравствует случайность, чьи законыподчинены влиянью тайных формул,преобразующих толпу в сограждан…Да здравствует нирвана… И сраженье!Да здравствует и Жизнь и Смерть! Но смерть,которая не выбирает жертву…

Баллада, написанная противуестественными диссонансами про естественные противуречия

IВо славу всем сиятельным вселенным,на страх добропорядочным селянам,на поруганье правильным пиитам,рожденный не пиитом, а поэтом,я не в чернильницу перо макаю,а в траур мрака, черный светУченый критик, проглоти пилюлю:я демоническим огнем пылаю,и ничего от жизни мне не надо,чего мне не дала моя планида.

IIА мне она дала не так уж мало,и это в целом очень даже мило,но черт возьми, святошам что за дело,жива моя любовь или задулоее недавно бурею сторонней,и так ли я, как некий бард старинный,на фоне древней башни (из картона)встречаю вдохновение картинно,и пользуюсь ли блюдом или миской,и не бахвалюсь ли народной маской,как некогда Вийон — простецким гробом,а Валентиниан — кинжалом грубым,а Юлий Цезарь — домотканой тогой,ну, а Нерон — актерскою потугой?Да ладно маска! Маска — это нашапочти что узаконенная ноша,но не ношу ли часом, недостойный,я на челе недостижимой тайны?Не хвастаю ли, взятый из полона,я вдруг заемной позой исполина,как некогда Вийон — простецким гробом,а Валентиниан — кинжалом грубым,а Цезарь… А Нерон… А впрочем, вашепревосходительство, смотрите выше…

IIIСтрофу разбойным ритмом напрягая,заморским ямбом не пренебрегу я;мечтатель, сброду брошу стих я дерзко,как дискобол (то бишь метатель диска).Но, хая и хуля, не насмехаюсья сам ли над собой и не страхуюсьот всех насмешек в поисках издевки,достойной нашей муравьиной давки?Ирония, ты вроде челобитной,просящей не толпы, а Человека!Когда же испытания на склочностьвдруг выдержит и посетит нас Личность,перед судьбой не оказавшись прахом,как вертопрах — перед голодным брюхоми как людская истина любая,столкнувшаяся с истинной любовью?

IVОт жизни для себя, моя планида,мне, кроме жизни, ничего не надо, —ни праздников, ни золоченой рыбки…Вот разве что не обойдусь без трубки,в которой — молодая ли, седая —мерцает, словно Волопас, идея.Мне ничего не надо, лишь бы в утроотчалить завтра — даже против ветра.

VРодник мечты не осушив устами,всегда я чувствую себя в пустыне:ведь Абсолют тогда лишь только жизнен,когда он воплощен в одной из женщин.Не знаю, небеса ко мне добры ли —лишь только бы Любовь не отобрали,иначе буду тенью, Буддой мудрым,при жизни — спящим, после смерти — мертвым.

VIНа страх добропорядочным селянам,на поруганье праведным вселенным,мой стих грызет устои злодержавья,мой стих в печенках у зелобуржувья:ведь не в чернила я перо макаю,а в черный яд, и светлый миг смакую,когда глотает критик мой пилюлю,прознав, что адским я огнем пылаю.Жар полночи — как рана ножевая!Мечта и ночь — лишь вами и живу я!Люблю я Женщину и в этой смутене чувствую сердцебиенья смерти.

Баллада о потерянном времени