Sugar Mama - Андрей Филатов

Света болтала с барменом и не сразу заметила, как я вошел.

– Вы быстрее, чем я надеялась, – улыбнулась она.

– Я уезжаю и, скорее всего, надолго. Подумал, что некрасиво пообещать и исчезнуть, правда же?

– Все так серьезно?

– Да. У меня есть только один вечер. Сегодня. Хочу посвятить его тебе. Если скажешь «нет», я не обижусь. Просто не берусь загадывать, когда мы теперь увидимся. Что скажешь?

– Скажу, что, если бы я тебя видела в первый раз, он стал бы последним.

– Извини.

– Но ведь это уже не первая встреча? – подмигнула она. – Мне нужно договориться с девчонками, чтобы подменили на ночь. Выпей пока чего-нибудь.

– Я в машине подожду, ладно? Света кивнула.

Если женщина решила с тобой переспать, ее ничто не остановит.

Не я придумал, а жаль.

Света была ничего. Это все, что мог я сказать о ней утром. Увы, ее старание не совпало с моими желаниями, а мои надежды – с ее убежденностью, что все в постели происходит с длительностью в четвертую долю ноты. В общем, мы собирались станцевать «Tango Nuevo» Астора Пьяцолло, но с трудом сподобились на пасодобль. Она кружилась, но не успевала вернуться в нужное положение. Я делал поддержку, но совсем не там, где ей хотелось. Она закидывала ногу на мое бедро, но попадала не выше коленки. Я путал чувство такта с чувством ритма. Как ни странно, оба мы кончили с последним аккордом бандонеоне маэстро.

Про Хусейна я вспомнил в полдень, когда привез Свету обратно в клуб. Она поцеловала меня в машине, попросила позвонить, как только вернусь, проверила, правильно ли я записал ее номер в свой мобильный, еще раз поцеловала и ушла, помахав на прощание из дверей клуба. Тогда они и появились у моей машины. Первому было лет двадцать. Он зашел спереди и сел на капот, чтобы я не уехал. Второй, что выглядел старше, дернул на себя мою дверь и, положив мощный кулак на руль, уставился на меня воспаленными глазами. Зрачки у него были меньше булавочной головки.

– Бабло где? – спросил он.

– В банке, – почему-то ответил я.

– Значит, едем в банк, – потянулся он к замку зажигания.

Я выхватил ключи.

– Ты чего, сука? Порежу тебя! – полез он в карман куртки.

Этой паузы хватило, чтобы всадить ключом в его кулак. Рефлекс сработал, и громила отдернул руку. «Опель» завелся мгновенно. Первая, газ в пол, брошенное сцепление, адский вопль резины – и бритый, взлетев с капота, врезался в стекло зеленого пикапа, стоявшего впереди. Громила успел отпрыгнуть и попал под колеса идущей сзади машины. Визг тормозов, несколько глухих ударов и паровоз из трех машин на Пятницкой позади меня. Я проехал метров двести и свернул в переулок. Сзади свистели, сигналили, кричали, кто-то бежал за мной и записывал номера, но после второго поворота никого уже не было видно.

«Ай, Хусейн! Не послушал тебя! Надо было сразу залечь, – повторял я, не представляя, куда теперь ехать. – Быстро же они на меня вышли, черти! Надо было Светку довезти до Третьяковской, а не лезть на Пятницкую. Черт! Куда теперь?»

Как выяснилось, в такие минуты действительно приходят удивительно простые решения. Еще раз свернув в переулок, я понял, что вот-вот опять попаду на Пятницкую. Я остановил машину и осмотрелся. На вывеске углового дома было написано «Аэрофлот». Судьба. Я вышел из машины, перебежал улицу и открыл стеклянную дверь.

– Куда летите? – поинтересовалась девушка.

– А куда посоветуете?

– Ну, знаете… – усмехнулась она. – Это вопрос ваших возможностей. Мы-то вас доставим, куда душе угодно.

– У вас водички не найдется попить? – спросил я.

– Вам плохо?

– Что-то сердце сегодня пошаливает, – погладил я ладонью слева, точно так же, как это делает Фернандель.

– Надо же, – налила она воды из кулера, – такой молодой мужчина, а уже сердце.

– Магнитная буря, наверное, – сказал я и осушил стакан.

– Получше стало?

– Вроде бы, – выдохнул я. – Говорите, куда угодно? Это хорошо. А за границу?

– Вам за границу нужно?

– Мне сегодня отпуск дали. Думаю, надо бы слетать куда-нибудь.

– Тогда вам виза нужна.

– А без визы?

– Без визы – Египет, Турция. Но рейсы чартерные, дешевых билетов нет. У вас отель забронирован?

– Девушка, какой отель? Я же говорю: только сегодня в отпуск ушел.

– Да-да, – закивала она. – Я понимаю. Но все-таки сначала стоит поговорить с туристическим агентством. Например, на Новый год…

Она начала нудно и утомительно долго рассказывать, как они с мужем летали не то в Тунис, не то в Таиланд, не то еще куда-то.

Я смотрел в окно. На Пятницкой образовалась пробка. Должно быть, движение заблокировали те самые машины, которые столкнулись, когда я рванул с места на своем «опеле». С рекламного щита на противоположной стороне улицы глядел на меня Эрнесто Че Гевара. Надпись справа сообщала о революции в тарифах на сотовую связь.

– Вы на Кубу летаете? – поинтересовался я.

– «Аэрофлот» – крупнейший российский перевозчик пассажиров более чем в восемьдесят девять городов сорока семи стран мира, – произнесла она голосом автоответчика.

– Да ладно вам, – сказал я. – Дайте билет до Гаваны. Девушка защелкала по клавиатуре.

– Есть билет на завтра. Шереметьево-Гавана, рейс 333, вылет в два часа десять минут утра.

– Годится.

– А обратно?

– Обратно куплю в Гаване.

Она посмотрела на меня так, словно я зашел в «Детский мир» за настольным футболом, а приобрел лондонский «Челси».

– Везет же, – сказала она, оформляя мой билет.

Через два часа я вышел из офиса банка с пластиковой картой Visa Classic, на которой лежали все мои деньги, за исключением тех, что были потрачены на билет, и еще нескольких сотен наличными. Еще через час я припарковал машину в «аварийке» и сдал ключи дядьке. До вечера я гулял по магазинам, скупая шорты, майки без рукавов, плавки, шлепанцы и крем для загара.

Вечером в «аварийку» приехал Хусейн.

– Собрался? – усмехнулся он.

Я показал ему новую дорожную сумку.

– Думал, тайменя половим, а ты меньше чем на марлина не согласен?

– Вот так в жизни бывает, – сказал я.

– Ладно, Хемингуэй, главное, что ты улетаешь, а куда – не так важно. Месяца два не возвращайся, а я пока разберусь тут с твоими наездами. Ну что, в «Арагви»?

– В «Арагви» так в «Арагви», – согласился я. – Только давай сначала чего-нибудь выпьем?

Дядька принес початую бутылку водки, разлил по стаканам, разрезал на три части сморщенную прошлогоднюю антоновку и сказал тост за Фиделя.

По дороге в ресторан меня накрыло. Снилось, что машина Хусейна свернула на Рижское шоссе. На эстакаде через Истру внезапно открылась дверь, и на бешеной скорости меня выбросило прямо в реку. Почему-то все вокруг стало рыжим: рыжий асфальт, рыжее небо, рыжая трава. И только вода была обычного цвета. Меня несло течением, и я никак не мог вынырнуть, чтобы глотнуть воздуха. В такой момент обычно просыпаешься, но я не проснулся. Меня кружило и несло все дальше и дальше. Уже не было холодно, и стало казаться, что собственное бессилие вовсе не страшно, и даже наоборот. Просто перестаешь себя контролировать, и все на этом свете происходит само по себе. Или уже не на этом?

– Просыпайся, – разбудил меня Хусейн. – С отличным парнем познакомлю – такой же святой придурок, как и ты.

Я шел к столику, еще не проснувшись и покачиваясь, точно пьяница на грунтовой дороге. За столом нас встретил рыжий грузин – до такой степени рыжий, что мне на мгновение показалось, будто и воздух вокруг его головы тоже стал рыжим. Говорил он с чудовищным акцентом.

– Джамбул, – протянул он руку. – Романадзе.

– Аджарец?

– Батуми. Штат Тэхас.

– А почему Техас?

– Когда самолеты из Москва в Грузия лэтают – на Батуми всегда воврэмя. Никогда задэржки нэ бывает. Потому Тэхас. Мандарины, хурма, солнцэ, понял?

– Джамбо, – обратился к нему Хусейн. – Костя мне не просто друг, он мне младший брат, понимаешь?

– Канэчно, – сказал Джамбул. – Зачэм объяснят? Раз тэбэ брат – значит и мнэ брат.

Он обнял меня и по кавказской традиции два раза поцеловал.

– Костя сегодня тоже улетает, и я хочу вас обоих проводить.

– Куда лэтишь, брат? – спросил Джамбул.

– На Кубу.

– Дэда! – присвистнул он. – Тогда за Фидэля выпьем, – налил он вина. – Дай бог дорогому Фидэлю, чтобы был здоров, как мой дэд, который дэвяносто во-сэм лэт живет, вино пьет и дэвушкам улыбается!

– Фидель до ста сорока жить собрался, – заметил Хусейн. – Вчера прочитал.

– Пачэму нет! – воскликнул Джамбул. – Если Бог захочет, и до сто сорок доживет. А сациви ест будэт – все сто пятдэсят сможет1… – засмеялся он, накладывая себе сациви, – дэвушек любить! Бери-брат, – кивнул он мне. – Здэсь такой сациви готовят, что моя мама так нэ умеет.

Сациви действительно был хорош. Я вспомнил, как готовила его моя жена, когда мы еще жили вместе. Зачем я все бросил…

– Хотэл и бросил, – сказал Джамбул. – Значит, нэ тот дом, нэ та жена. Зачем Толстой из дома ушел и на станции умэр?