Алмазный меч, деревянный меч (Том 1) - Ник Перумов

— Лиши его жизни, — приказывает Сежес, подавая мне кривой жертвенный нож.

Императоры не плачут. Но тогда мне пришлось собрать всю волю, чтобы сказать „нет!“.

— Это необходимо, мой принц, — скрипит Гахлан. — Жестокость — единственная опора власти. Ваше сердце должно быть из камня. Тогда и только тогда сможет процветать Империя под вашим началом!

— Ему надо помочь, — вдруг говорит Сежес и — я даже оглянуться не успеваю — выхватывает откуда-то из-под плаща бронзовую обрядовую дубинку. Р-раз! — щенок забился, завизжал и заскулил. Из раны на лапе торчит обломок кости; кровь растекается по камню.

Я не закричал. Я был Императором уже тогда, хотя и без короны.

— Добей его, — говорит мне Сежес, вкладывая жертвенный нож мне в руку.

Я ударил, метя раскрыть ей живот от паха до пупка, как учили.

Раздался дружный смех. Волшебница с легкостью отбила мой выпад, отвесив полновесную оплеуху, так что я покатился по песку.

— Вставай, принц, — Сежес улыбается, — вставай и, если ты любишь это никчемное создание, прекрати его мучения.

Слово „любишь“ звучит в ее устах точно грязное ругательство. И это притом, что она красива, очень красива и молода, как я теперь понимаю. У нее дивные глаза — прислуга болтала, что бабка Сежес была пленной эльфийкой, „ельфой“, как ее называли кухарки и горничные.

Щенок уже не визжит, а сдавленно хрипит. Сежес тремя ударами перебила ему остальные лапы.

И тогда… тогда я почувствовал, что плачу. И ударил — прямо в горло моего щенка, которому я даже не успел придумать имя.

Меня обрызгало кровью.

Я не стал жаловаться на наставников. За этим могла последовать только порка и ничего более. Но в тот день я поклялся, что отомщу.

…Подобное повторялось еще несколько раз. Щенки, котята, птицы — я должен был убивать их. Не всегда они ждали меня, привязанные к жертвеннику. Иногда я должен был сам ловить их, очумело метавшихся по арене. Сежес ставила большие песочные часы, и, если я не укладывался в отведенное время, порка бывала весьма жестокой.

… Через месяц после щенка мне впервые привели пленных детишек-Дану.

Их было пятеро. Крошечный младенец. Две малышки, сейчас я понимаю, что одной было годика три, другой — около пяти. Мальчишка, мой ровесник. И — самая старшая из всех, девчонка лет тринадцати.

… Тупой меч, в моих руках. Словно хлыст, хлещет голос Сежес:

— Убей их всех! Начни с девчонки!

Ее черные волосы криво и неровно срезаны. Высокая шея открыта Смешно и трогательно торчат острые уши. А я… я уже не тот, что жалел щенка. Вдобавок они — Дану, наши извечные и кровные враги.

Сейчас мне кажется, что я ничего не чувствовал Но это, конечно, не так.

Девчонка стояла, презрительно глядя на меня. У нее одной из всех руки были скручены за спиной — Ну и слабак же ты, — процедила она на нашем языке — Выходишь драться, лишь когда врага уже связали! — И она плюнула мне в лицо.

В тот же миг мальчишка бросился на меня Кажется, он что-то кричал Он мне здорово помог — сработали боевые инстинкты, я разорвал ему мечом весь живот.

Меня вырвало Рвота была мучительной, с болью и судорогами, наверное, я бы не устоял, если б не страшный голос Сежес:

— Убей их всех.

Мальчишка-Дану корчился на земле; меня опьяняла кровь, не помня себя, я кинулся к связанной девчонке, замахнулся, ударил.

Мой меч был тупым и иззубренным (как я теперь понимаю, для того чтобы причинить жертвам еще большие муки. Дану упала с рассеченной шеей, а я… я повернулся к малышам Девочки прижались друг к другу, с ужасом глядя на меня. Однако ни одна из них не заплакала и не закричала — даже когда мой специально затупленный клинок кромсал их на части.

Потом я долго болел По ночам мне снились кошмары А когда выздоровел и когда мне вторично привели детей-Дану, убил их уже без особого трепета…»

Император неподвижно лежал на постели. Невидящие глаза смотрели в потолок. За дверью — он чувствовал — ждала напуганная его гневом челядь. За стенами замка спала Империя, ничего не знающая о черных воспоминаниях своего повелителя.

Ночь пройдет. Настанет день с его неизбывными делами. Сейчас осень, пора охот, благородные сословия разъехались по своим замкам — успеть отвести душу, пока не ударили Смертные Ливни. Имперский Совет не соберется ранее зимы.

Нет, сегодня ему все равно уже не уснуть. Бронзовый колокольчик тихонько звякнул, и в покой тотчас же ворвалась орда слуг.

— Ванну, все чистое, быстро! — вполголоса, сквозь зубы приказал владыка полумира.

«Ненавижу этих волшебников. Ненавижу. Чувствуешь себя донельзя грязным, стоит лишь мимоходом коснуться их делишек».

Семь Орденов держали под неусыпным надзором любое магическое движение в Империи. Семь — хотя на самом деле их было восемь, восьмой, Нерг, считался не имеющим цвета, его адепты держались особняком, не слишком вмешиваясь в дела окружающего мира. Они преследовали свои собственные цели, неведомые ни простым смертным, ни даже собратьям-магам. Они получали свою долю с доходов Империи, всегда исправно выступали на ее защиту, но своего посла при дворе не держали. Не было адептов Нерга и среди учителей Императора. Все попытки разузнать, чем занимаются в Бесцветной башне, как именовалась твердыня этого Ордена, оканчивались провалом. И, насколько было известно Императору, остальные семь Орденов тоже не слишком преуспели в этом — хотя кто может быть уверен, что эти добытые невероятной ценой сведения на деле не самый обычный обман?

Кое-кто, правда, болтал, будто Церковь уже давно можно считать девятым Орденом.

Девять. Число Мрака.

Император невидяще глядел прямо перед собой, сцепив руки и сдвинув брови. Больше ему ничего не оставалось делать. Ему, повелителю огромных пространств, по чьему слову шли в бой многотысячные армии, приходилось укрываться от недреманного ока Семицветных башен, использовать людей там, где с успехом справилось бы немудреное волшебство. Но иного выхода не оставалось.

Он не сомневался, что окружен соглядатаями. Три четверти его слуг наверняка шпионы Орденов. Их можно менять хоть каждый день — Сежес и ей подобные тотчас же завербуют новых. Император знал это. И потому не пытался ни от кого избавиться, хотя не раз замечал, что его письма перлюстрируются, и знал, кем именно.