За рычагами танка - Федор Галкин

Попробовал двигатель — завелся со второй попытки, включил передачу, двинулся. Танк вылез из воронки свободно. Хотел я прямо к комбату подъехать, да вспомнил о своих ребятах, что в воронке остались, завернул к ним, принял всех на корму — и к комбату, а он приказывает:

— Там за посадками, в канавке, несколько „безлошадных“ танкистов, жми туда, подбери экипаж — и в бой. Если командиров машин там нет, сам пока справишься.

Подвалил я к посадкам, вижу, там человек пять танкистов. Передал я им своих раненых ребят для отправки в медпункт, подобрал из запасных старшину и сержанта. Старшина Назаров занял место командира, совсем откинув люк, а сержант заряжающим стал. Ну и двинули втроем. Жму я на высшей скорости туда, где наши фрицев мордуют. Увлекся, не вижу, что по сторонам делается. Слышу, Назаров наклонился ко мне и кричит:

— Товарищ старший сержант, немного правее за балкой два фашистских танка вроде на нас путь держат, кабы…

Глянул я в люк направо, вижу, „тигр“ и средний танк в балку спускаются. Нет, думаю, так не пойдет, ни к чему рисковать. Вынырнут из балки рядом — нам туго будет. Дай-ка я укроюсь в посадках, а как появятся из балочки, мы их по одному и перестукаем.

Развернул я машину, да на полном газу и жму к посадкам. А ветерок пыль за мной гонит, так что я вроде за дымовой завесой двигаюсь.

Подскочил к посадкам, развернулся круто и подаю машину кормой в кустики, чтобы лучше укрыться. Вдруг чувствую — кормой во что-то металлическое уперся. Мать честная, думаю, об какой-то подбитый танк или пушку ударился, ведущее колесо не повредил ли? Высунулся из люка, смотрю по сторонам, а пылища густая стоит, ни черта не видно. Слышу, Назаров тянет меня за пояс в танк и говорит растерянно:

— Товарищ механик, немцы! Их танки с той стороны посадки к нам кормой стоят. А экипажи в стороне собрались, верно, нас еще не заметили.

— Какого же черта ты не стреляешь, или ждешь, когда они нас уложат?

— Пушку не могу развернуть — деревца мешают, да ведь и нельзя в упор.

Смекнул я что к чему, двинул тридцатьчетверку метров на десять вперед. И тотчас она вздрогнула от выстрела, еще, еще. Потом пулемет заклокотал. За ним еще три пушечных выстрела подряд. Только слышу, кричит Назаров заряжающему: „Бронебойными давай, на черта ты гранату суешь!“

Из посадок сразу потянуло гарью, — поднялся столб черного, как сажа, дыма. Оказалось, что на противоположной стороне придорожных посадок действительно стояли четыре танка противника: в один из них я и двинул кормой своей машины. А экипажи собрались в стороне: то ли совещались, то ли задачу получали и в общем грохоте да пыли не заметили, как я подошел с противоположной стороны посадок. Ну а новый мой командир — старшина Назаров не сплоховал, подпалил все четыре машины шестью выстрелами, да длинную очередь из пулемета выдал. Экипажи, кто не успел пули схватить, разбежались.

В общем, за каких-то три минуты мы сожгли четыре танка противника».

Рагозин не мог точно определить, каких марок были эти танки, — некогда было рассматривать: ожидали еще два танка, которые спустились в балочку, хотели встретить и их. Но те почему-то изменили курс и появились юго-западнее посадок, а там встретились лоб в лоб с танками капитана Добрынина и получили по заслугам.

Отлично дрались с врагом и другие танковые экипажи. На виду у всех развернулась схватка группы фашистских танкистов с батальоном капитана Скрипкина. Прорвавшись через огневые позиции артиллерии с направления совхоза «Октябрьский», они с ходу навалились на несколько танков батальона. Несмотря на значительное превосходство сил противника, танкисты капитана умелым маневром отразили атаку гитлеровцев.

Потерпев неудачу в попытке моментально смять батальон Скрипкина, противник перестроился и, выдвинув вперед несколько «тигров», ринулся в повторную атаку, ведя огонь на ходу. Один из «тигров» далеко опередил других, помчался прямо на машину Скрипкина, которая была тоже впереди своих. Комбат не смутился. Он спокойно выжидал сокращения дистанции. В экипаже замерли, наблюдая, как, перебирая гусеницами и волоча за собой пыльный шлейф, «тигр», переваливаясь через окопы и снарядные воронки, несется в направлении машины комбата.

— Товарищ капитан, стреляйте, раздавит! — не выдержав напряжения, крикнул заряжающий младший сержант Зырянов, держа трясущимися руками очередной снаряд.

— Подожди! — сухо бросил капитан, — не нервничай, ближе подпустим и по гусеницам ударим.

А когда дистанция еще сократилась, Скрипкин нажал на спуск. Снаряд поразил цель. Размотав гусеницу, вражеская машина развернулась на месте, от попадания второго снаряда в борт она задымила, но все еще продолжала вести огонь.

Открыли сильный огонь по атакующим и другие танки батальона Скрипкина. Почти одновременно рядом с с подбитой комбатом машиной ярко запылало два костра. Фашистские танки стали разворачиваться и отходить, но в этот момент в тридцатьчетверку Скрипкина угодил снаряд, она загорелась, капитана тяжело ранило, ранило и стрелка-радиста Чернова.

Механик-водитель старший сержант Николаев с Черновым и Зыряновым под сильным огнем противника вынесли из танка своего комбата. Николаев и Чернов, поручив Зырянову доставить Скрипкина на пункт медицинской помощи, не сговариваясь, вскочили в горящий танк. Механик-водитель — двадцатилетний комсомолец Саша Николаев взялся за нагревшиеся уже рычаги управления, рядом с ним, обливаясь кровью, сел за курсовой пулемет раненый стрелок-радист Чернов. Яростно взревел мотор, тридцатьчетверка, теряя клочья огня, ринулась вперед. Набирая скорость, раздувая пламя, отрываясь на неровностях от земли, она неслась прямо на ведущий огонь танк противника, который, должно быть, имея повреждение, не двигался с места.

— На таран! — крикнул один из бойцов, наблюдавший эту картину.

— За командира мстить пошли, герои! — отозвался другой голос.

И все замерли.

А танк, управляемый Сашей Николаевым, живым пылающим метром уже приближался к фашистской машине. Та стала судорожно часто выпускать снаряд за снарядом, но все они не достигали цели. Горящая тридцатьчетверка на полном ходу ударила носом в борт фашистского танка. Тот кренится, а тридцатьчетверка, скрежеща гусеницами, медленно приподнимается на его борт и, круто вздёрнув нос, замирает на месте, обливая противника потоком огня. Скоро обе машины превращаются в общий гигантский костер. Герои погибли, отомстив за своего комбата.

…Восьмичасовое танковое сражение, в котором с обеих сторон участвовало около тысячи двухсот танков, закончилось блестящей победой наших отважных танкистов. Потеряв значительную часть живой силы и боевой техники, противник перешел к обороне.