В гору - Анна Оттовна Саксе

— Кто удрал?

— Бандиты.

— Значит — все же? — прозвучал из темноты голос, в котором слышались и опасение, и радость, и удовлетворение тем, что они не отложили поездки до утра.

— Я дала очередь из автомата, и они удрали, — гордо сообщила Мирдза.

— Да где ты сама, выходи к нам, — позвал Озол и услышал, как Мирдза спускает с чердака хлева лестницу. Она подошла к окну, против которого стоял отец, и в темноте стала отыскивать другого, сказавшего: «Значит — все же?» Она узнала голос.

Щелкнул засов, дверь отворилась, и на ступеньки, пошатываясь, вышла Ольга в наспех накинутом в темноте пальтишке.

— Мирдзинь! Юрис! — воскликнула она, и эти два слова выразили всю ее любовь к дочери и мужу, радость, что они живы. Но после этого силы покинули бедную женщину, ее бросило в дрожь, и, ухватившись одной рукой за косяк, она опустилась на порог.

— Пойдемте, — Озол опомнился и помог жене встать. — Валдис, Мирдза, пойдемте!

В комнате они зажгли лампочку, и Мирдза должна была рассказать, что произошло этой ночью.

— Вчера вечером маму запугала жена Салениека, — Мирдза принялась рассказывать все по порядку. — Завернула мимоходом, когда уже стемнело, и, узнав, что отец уехал, начала убеждать нас, чтобы мы ни за что не ночевали в своем доме. Наговорила всяких страстей. В одном месте парторга застрелили, в другом — жену парторга, в третьем — комсомольцев. Мать гонит меня из дому, чтобы пошла к Пакалнам или к кому-нибудь другому, а сама не идет, говорит, что ей надо дом сторожить, ее никто не тронет. Тогда я взяла автомат и забралась на чердак хлева. Но не могла уснуть. Около полуночи слышу шаги. Я подползла к слуховому окошку и высунула автомат. Они вошли во двор и начали стучать в дверь и окна. Мать, наверное с перепугу, не откликается. Тогда они принялись кричать, чтобы открыли добром. Они, мол, должны перетряхнуть это коммунистическое гнездо. Если не впустим — они нас живьем сожгут. Тогда я решила — будь что будет — и дала очередь пониже, чтобы не попасть в окно. Они попадали наземь как подкошенные. Я думала, что убиты, но через минуту слышу — шуршат в цветнике, ползут. Я опять дала очередь. Опять тишина. Вдруг — как вскочат, и бежать.

— Так значит, это ты стреляла? — Ольга наконец обрела дар речи. Но пережитый страх окончательно ее сломил. Напряжение сменилось упадком сил, и она стала плакать и истерически смеяться.

— Разве вы после этого еще не видели друг друга? — удивился Озол.

— Нет, ведь все это произошло только что, перед вашим приездом. Может быть, полчаса тому назад. Я не решалась оставлять такую хорошую позицию. Мамочка, ты успокойся! — Мирдза погладила мать по голове.

— Я и не плачу, я радуюсь, — всхлипывала мать.

— Так больше нельзя! — воскликнул Упмалис, который все время молчал и широко раскрытыми глазами смотрел на Мирдзу. — Я, право, готов бросить работу и организовать отряд, чтобы бороться с бандитами.

— Не потребуется, — улыбнулся Озол. — Я уже договорился. Если наш план удастся, то послезавтра, — нет, теперь уже завтра, — доконаем их. Мирдза, мы с Валдисом зайдем в твою комнату, а ты тем временем помоги матери улечься. Потом зайди к нам.

О чем они говорили, Мирдза не знала, но когда она вошла в свою комнату, отец и Валдис ждали ее с серьезными лицами. Озол встретил ее вопросом:

— Как ты считаешь, Мирдза, на вас, комсомольцев, вполне можно положиться?

— На меня, Петера и Зенту — вполне, — ответила Мирдза без колебания.

— А на Майгу? — спросил Озол.

— Тебе ведь известно мое мнение, — уклончиво ответила Мирдза.

— И оно не изменилось?

— Я не могу себя переломить, — призналась Мирдза, как бы чувствуя себя виноватой.

— Теперь слушай меня, — Озол решил открыть дочери задуманный план. — Есть подозрения, что Майга — агент бандитов. Не удивляйся и не раскрывай так широко глаза: я сказал — подозрения, пока у нас нет твердых доказательств. Если это действительно так, то для ее разоблачения нам нужна помощь комсомольцев. Но вам нужно соблюдать полнейшую выдержку и ни одним жестом не возбуждать в ней настороженность.

Озол рассказал Мирдзе об их плане: разделаться с бандитами и разоблачить Майгу. Это надо было начать завтра.

— Почему завтра? — воскликнул Упмалис. — Я знаю их повадку и уверен, что в следующую ночь они снова попытаются к кому-нибудь вломиться. Они орудуют мелкими группами. Стреляют и запугивают, но когда им становится слишком жарко, перебираются туда, где до сих пор было тихо.

— В городе я договорился на завтра, — ответил Озол.

— А я немедленно поеду и попытаюсь устроить на сегодня. Сколько теперь времени? Четыре? В пять я буду там, — обещал Упмалис. — Бравый солдат Мирдза, хочешь прокатиться? — шутливо пригласил он девушку.

— Да ну тебя! — засмеялся Озол. — Такому лихачу я свою дочь не доверю.

— Жаль, — вздохнула Мирдза.

— Правильно. Вам надо поспать. Может, еще сегодня предстоят большие дела, — сказал Упмалис и простился. — Значит, если перенесут на сегодня, я позвоню! — крикнул он уже в дверях. Озол и Мирдза вышли его проводить.

Когда машина рванулась от ворот и, подпрыгивая, помчалась по неровной проселочной дороге, Озол обнял Мирдзу за плечи и повел в дом.

— Вот огневой парень! — сказал он, думая об Упмалисе. — Если бы у нас все люди были с таким пылом.

— Папа, но зачем же подчас доверяют дело всяким растяпам? И всяким невеждам, ищущим только себе выгоды? — с досадой спросила Мирдза.

— Эх, дочка, ты думаешь, нам нравятся такие? Но где же взять настоящих людей и много ли есть таких? Если мы будем ждать, пока все станут идейно зрелыми, мы еще на десятки лет должны будем отказаться от социализма. Когда будешь читать Ленина, то найдешь строчки, где он подчеркивает, что социализм мы должны начать строить из материала, унаследованного нами от капитализма. Надо видеть людей такими, какие они есть, надо их учить на работе, идеологически воспитывать и, конечно, негодных отсеивать, — объяснял Озол. — Ну, а теперь все-таки пойдем, вздремнем. Возможно, у нас впереди горячий день.

День оказался действительно горячим. Когда Озол около девяти зашел к Кадикису, тот, конечно, удивился, что он уже вернулся.