Кристальный пик - Анастасия Гор
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Возможно, именно поэтому я до сих пор чувствовала себя так странно, когда брала в руки меч. Будто нарушала древний запрет, занималась чем-то постыдным и непристойным, не позволяя себе быть слабой, а защищаясь сама. От этого каждый раз сердце стучало у меня в ушах, на лице растягивалась ребяческая улыбка, и приходилось прикладывать двойные усилия, чтобы не дать дыханию сбиться. Я больше не испытывала ужаса, глядя, как стекает моя кровь на дейрдреанскую землю, и не спешила забинтовывать синяки, чтобы скрыть их от взгляда караулящих поле хускарлов. Пережив смерть, путешествие в сид, встречу с вечно голодным зверем, я больше не имела права называться хрупкой. Отныне моя кровь принадлежала лишь мне одной, и я могла делать с ней все, что пожелаю, даже проливать.
— Наручи, — напомнил Солярис, когда хвост его, усеянный костяными гребнями, рассек воздух в нескольких дюймах от моего лица. — Зачем ты носишь наручи, если не используешь их? По комплекции ты меньше любого воина, так компенсируй силу скоростью и ловкостью, коль не ищешь смерти. Вот сейчас. Давай, попробуй!
Я стерла пот со лба, сделала ровно два шага вперед и выбросила перед собой обоюдоострый меч с навершием из пяти лепестков и узорами черни, но все равно не смогла даже приблизиться к Солу, настолько быстро он уходил с линии атаки. Тогда я сделала так, как он велел: резко развернулась на пятках, ударила наручем по колену, заставляя вставки-опалы щелкнуть, и взмахнула рукой.
Чирк!
Кожа Соляриса, рассеченная на плече, срослась раньше, чем я успела поверить, что у меня получилось. Не дав мне толком возрадоваться победе, Сол тут же замахнулся в ответ, и когти его столкнулись с костями на моей полупрозрачной ладони, которой я закрылась вместо щита. Мысль, что я могу защищаться ею в бою, пришла мне недавно, после встречи с волчицей Госпожи. Раздался ужасающий скрежет, и даже Солярис скривился от этого звука.
— Тебе не больно? — спросил Сол, и хотя голос его звучал обыденно-вежливо, в ломаной линии губ читалось откровенное беспокойство. Вопреки правилам боя, которые он сам же и установил, Сол подошел ко мне вплотную и перехватил за левую руку в области запястья, где и попытался рассечь ее драконьими когтями. Однако в память об этих когтях не осталось ни единого следа: спустя несколько месяцев после снятия гелиоса кожа окончательно затвердела, превратившись в камень. То действительно больше была не плоть и даже не кости, а нечто противоестественное, жуткое… Но полезное.
— Так, значит, Акивилла хотела проверить меня? А если бы я растерялась и просто продолжила пялиться на тебя в ошейнике, то она бы что, приказала всем расходиться по домам?
Солярис выпустил мою руку, осознав, что я снова сделала это, — нарушила обещание не отвлекаться, — цокнул языком и отступил назад, возвращая между нами дистанцию.
— Сосредоточься, Рубин, — повторил он устало, но я просто не могла выбросить из головы тот пир, поэтому продолжала выпытывать у него:
— А вдруг я бы знала язык драконов и подыграла тебе, чтобы провести Акивиллу? Мы ведь оба могли обмануть ее…
— Не могли. — Солярис раздраженно вильнул хвостом, которым тоже парировал мои атаки, и чешуя, покрывающая его руки под закатанными рукавами рубашки, ощетинилась. — Ни одному человеку не под силу выучить драконий.
— Почему это? — оскорбилась я. — Я ведь понимаю, что вы говорите в первородном обличье…
— Первородное обличье — это другое. То истинный язык, сплетение мыслей и инстинктов, которыми мы обмениваемся друг с другом так же, как птицы обмениваются щебетом. Ты понимаешь его либо из-за древнего гейса королевы Дейрдре, либо из-за того, что повязана со мной, но никак не потому, что запоминаешь звуки и умеешь их различать. А вот тот язык, на которым мы говорим людскими устами, не является языком вовсе. По крайней мере, в привычном понимании этого слова. Это искажение общего, где нет ни правил, ни конструкций. Мы просто вторим звучанию, стараясь подражать вам, и иногда снова коверкаем то, что уже было исковеркано до нас. Акивиллу, например, даже я не всегда с первого раза понимаю. Так что мы скорее догадываемся, что хочет сказать сородич, нежели действительно знаем перевод. То, чему тебя иногда учат Сильтан или Мелихор, лишь отдельные словоформы. Чтобы выучить их все, нужно прожить в Сердце несколько людских жизней.
Солярис пояснял методично и терпеливо, и в это время его упрямое лицо ласкали лучи солнца, только-только поднявшегося из-за горизонта на смену полумесяцу. В них его фарфоровые щеки приобретали почти человеческий румянец, длинные белоснежные ресницы отбрасывали тени на высокие скулы, и казалось, что Солярис весь светится, как резная фигурка из жемчуга. Прохладный ветер, несущий в себе первые ноты приближающейся осени, трепал широкий ворот его рубахи, растянутый до ключиц, в волосах Сола снова запутались одуванчиковые семена, оторванные от стеблей вихрем нашего сражения. Там, где мы тренировались каждое утро, цветы успели промяться, а трава осесть, но кругом все еще колосились красные маки, напоминая зарево пожара. Все вместе это являло собой до того прекрасное зрелище, что я, залюбовавшись, едва не забыла, о чем мы говорим.
«Фашари», — сказала Акивилла Солярису тогда в Медовом зале, когда на кону стоял не просто союз драконов и людей, а наше будущее, — «Фашари ине раш».
«Покажи. Покажи мне, что это так». Вот что это значило. Я узнала правду лишь после того, как пир окончился, и Мелихор заключила меня в объятия, вереща, что теперь сможет жить среди «человеков» на постоянной основе. Она же и рассказала мне, что Акивилла, будучи Вие Тиссолин, — Коронованной Травами, — и за всеми живыми существами следит, словно за растениями в
