Империя проклятых - Джей Кристофф
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Феба решительно кивнула.
– Значит, отправляемся в Алый город. Постараемся шагать как можно быстрее. Находим лошадей, затем догоняем Диор и разрубаем Дивоков на куски, прежде чем они доберутся до Дун-Мэргенна.
– Не хочу тебя пугать, но… мы что, только что о чем-то договорились?
Она усмехнулась.
– Чем скорее мы доберемся туда, тем скорее доберемся до Цветочка. Давай, что ли, поспим, а?
Я кивнул, чувствуя, что устал до мозга костей. В окровавленных седельных сумках, которые добыла Феба, нашлись скатки, и я расстелил несколько меховых шкур на камне, закутался в них, свернувшись калачиком, и хотел только одного – погрузиться в сон без сновидений. Я слышал, как Феба подбросила в огонь еще одно полено, как возилась с сумками. И все тело у меня напряглось, когда я почувствовал, как она приподнимает меха, в которые закутался я, и, шумно шурша изумрудным шелком и тюлем, ложится рядом.
– Что ты, черт возьми, делаешь?
– О, собралась выпить кружечку эля и сходить к шлюхам перед церковью. А что, по-твоему, я делаю?
– Мне кажется, ты собралась спать со мной, Кисуня.
– Тебе когда-нибудь говорили, что ты скорее хорошенький, чем проницательный?
– У нас только одно одеяло или?..
– Их три, – ответила она, натягивая все три на нас обоих. – Но у одеял есть одна особенность – чем их больше, тем теплее. То же самое можно сказать про тело. Повзрослей уже, наконец.
Я знал, что Фебе плевать на чье-то личное пространство – таковы все кошки на свете. Я также знал, что это мудро – согревать друг друга в холод. Но я никогда не делил постель ни с одной женщиной, кроме жены. Поэтому попытался выпростаться из-под одеял и выползти на свободу.
– И куда ты, черт возьми, собрался? – спросила Феба, поднимая голову.
– Кто-то из нас должен быть начеку. Душегубицы тоже рухнули с моста. А на могиле Воссов можно танцевать, только если выкопал ее сам.
– Утром я нашла их следы. Они направились на юг. Поблизости их нигде нет.
– Нам не стоит так рисковать.
– Ох ты ж, Луны мои, матушки, ты прям шибко хорошо о себе думаешь. – Феба приподнялась на локте, и взгляд ее можно было смело назвать испепеляющим. – Прикрой свои орешки руками, трусишка, если так боишься. Но, поверь, со мной твоя добродетель в безопасности. Я не кусаюсь.
Я указал на свою окровавленную ногу, на шрамы от зубов, которые она оставила у меня на руке.
– А это что?
– Ну, не во сне же, – улыбнулась она. – Поверь, я не голодна, парниша. Просто замерзла.
Еще мгновение я хмурился, но, в конце концов, словно заключенный, которого ведут на плаху, снова забрался под шкуры. Феба вздохнула, беззаботно прижавшись к моей спине. Когда наши руки на мгновение соприкоснулись, серебро обожгло ей кожу, и она зашипела, но, пробормотав извинения, я устроился поближе к огню, а закатная плясунья прильнула ко мне.
Феба вскоре уснула, но я не спал, глядя на существо, смотревшее на меня. Теперь она сидела на границе между тенью и пламенем и молча наблюдала. По ней метались только отблески костра, а лицо с выражением боли от разбитого сердца обрамляли реки длинных черных волос, по щекам текли кровавые слезы. Я не мог пошевелиться, не мог вымолвить ни слова, умоляя взглядом.
– Я люблю тебя…
Астрид опустила голову, и красные слезы закапали как дождь. Она медленно подняла руку, размазывая кровь по коже, и когда я моргнул, то понял, что ее лицо было маской, на которой виднелся кровавый отпечаток ладони. Вокруг ее глаз залегли красные круги, темно-синие волосы хлестали по лицу при вспышках молний. И на меня с моста Кэрнхем смотрела Селин, на которую падали капли дождя, а маска кривилась в бездушной улыбке, когда она отпустила мою руку.
– Я ненавижу тебя…
Я погрузился во тьму, в этот одинокий холод, в потерю и тоску. А когда падал, то услышал сверху крики. Это кричала девушка, которую я поклялся защищать, но потерпел неудачу, как и со всеми остальными.
– Где же ты, Габриэль?
Но буря не дала мне ответить.
III. Белый кролик
– Стоять! Имя и дело!
Крик эхом разнесся в морозном сумраке, сопровождаемый скрипом тетивы дюжины луков. Перед нами возвышались крепостные стены высотой в сорок футов, сложенные из красного камня, и в нарождающейся ночи по всей их длине плясали языки пламени десятков костров. На воротах из окованного железом дуба были выгравированы ключ и щит могущественного Сан-Клейлэнда. Выдохнув пар, мы с Фебой обменялись усталыми взглядами.
– Благая Дева-Матерь, мы на месте, – вздохнул я.
Мы добирались сюда две недели, спускаясь с гор Найтстоуна. Две недели мы тащились сквозь завывающую бурю, кусачую метель и изъеденный грибами сухостой. Феба отказалась обращаться в зверя на время путешествия, и теперь я понимал почему. Диор прихватила для нее только накидку из лисьего меха и перчатки до локтя в качестве аксессуаров для этого непрактичного платья – в общем, наряд получился не совсем зимним. Но даже в человеческом обличье Феба, казалось, была невосприимчива к стихии и босиком, не глядя, ступала по тем же сугробам, по которым с трудом пробирался я. Холод почему-то беспокоил ее только с наступлением темноты, и, как ни странно, несмотря на нашу обагренную кровью историю, в тот зимосерд закатная плясунья и угодник-среброносец спали бок о бок в течение нескольких недель под скрытыми темной пеленой элидэнскими лунами.
Каждую ночь мне снилось лицо Селин, и этот образ, словно тень, вторгался в мои незащищенные мысли и тихие мгновения забытья. Но днем я с беспокойством следил за Диор, каждые несколько часов обращаясь к крови, которую она несла на себе. С облегчением обнаруживая, что она все еще двигается.
Все еще жива.
Мы спустились с гор вместе с Вольтой, прошли по замерзшим долинам и иссохшим лесам, где все превратилось в труху, прах и тлен. Единственными признаками жизни были несколько быстрых лисиц и одинокий ястреб-мышелов, наблюдавший за нами желтовато-коричневыми глазами. Мы совсем выбились из сил, когда наконец увидели ее вдалеке – огромную цепь укреплений, окружавшую остров на замерзшей реке. На северной стороне, откуда открывался вид на запутанные улочки внизу, стоял великий монастырь. В центре города возвышался замок, построенный из красного речного камня, в честь которого и был назван город. Некоторые считали его колыбелью мучеников. Островом
