Империя проклятых - Джей Кристофф
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ну что уж теперь, прекрати себя казнить. Можешь отрубить себе что угодно, но позже.
Я сердито посмотрел на Фебу через костер, и она встретилась со мной взглядом.
– Даже дураку понятно, что ты любишь эту девчонку как родную, угодник, – сказала она. – Так что оставь самобичевание для церкви на prièdi. А вину перед Диор сможешь искупить, как только мы ее вернем.
Я обдумал эту мысль, и на вкус она ужасно напоминала мудрость. Феба умела задевать за живое, но она была права. Нет смысла стенать и охать над тем, что уже сделано. Важно лишь то, что мы будем делать. Лучше утереть слезы и сопли и двигаться к чертям дальше.
И я закрыл глаза, протянув руку к огню.
– Что ты…
– Ш-ш-ш.
– Не шикай на меня, ты, самоуверенный ублюдок…
– Я дал Диор флакон со своей кровью, – пробормотал я. – Мне надо сосредоточиться и почувствовать ее. Но это нелегко.
Я говорил правду. Это было больше похоже на поиск клочка сена в куче иголок, чем наоборот. Но тем не менее я пересек ледяную пропасть, пробираясь сквозь бурю, ночь, бескрайние и безжизненные пространства. Я понятия не имел, сколько прошло времени, пока я бродил на ощупь в этой пустой тьме, но наконец я почувствовал крошечную красную капельку среди черноты. Далеко-далеко. Она двигалась. Быстро.
– Семеро Мучеников… Кажется, она у Дивоков.
Феба сощурила глаза.
– Ты уверен?
– Нет. Но она быстро движется, а наши пони мертвы. Либо она украла лошадь и поскакала в Оссвей без нас, либо ее везут туда верхом. В любом случае я сомневаюсь, что Селин с ней. У нее не было времени поработить зверя, который бы нес ее так быстро.
– Если Диор у этих пиявок…
– Они ее не убьют. Мать-Волчица может быть кем угодно, но она точно не дура. Она знает, что Диор нужна Воссам. – Я поднялся, осторожно ощупывая перелом на ноге. – И только если ты собьешь ее с ног, она поймет, насколько сильно.
– Я должна… что? – Феба заморгала, глядя на меня. – А у тебя есть другие неотложные дела? Голову хочешь помыть или…
– Они на лошадях, – сказал я и указал на свои пустые ножны. – И даже если бы я смог их нагнать, у меня нет оружия. Поэтому на закате ты спляшешь и, обратившись в лесного духа, бросишься в погоню.
– И оставлю тебя здесь одного? Да ты через неделю замерзнешь или сдохнешь с голоду.
– Мне кажется, это совсем не твое гребаное дело, Кисуня.
– Назовешь меня Кисуней еще раз, угодник, и я сама тебя здесь закопаю. Этот придурочный героизм – прямо пиво с медом для твоего вида…
– Да прекрати ты нести всякую чушь про мой вид, чтоб тебя…
– Интересно, ты родился тупым, или тебя просто много били по голове? – Феба нахмурилась и посмотрела на меня в упор. – Ты пропустил главу, где эта шлюха и ее парень выбили из меня все дерьмо и сбросили с горы? И теперь ты хочешь, чтобы я сбила их с ног? Одна? И как? Вежливо попросить их отдать Диор? Пожалуйста-пожалуйста, родненькие? И подставить им яремную вену?
– Мы не можем просто так бросить Диор!
– Никто об этом и не говорит! Но эту битву выиграли они, угодник! Соберись в кучку и подумай, как победить в войне! Ради всего святого, я знаю, что ты любишь эту девушку…
– Я ее не просто, черт побери, люблю! Она…
Я откинулся на камень, тело все еще было изранено и болело, но далеко не так сильно, как сердце. Мысль о том, что Диор в руках Дивоков, о том, что с ней может случиться, ужас от того, что наш разговор может оказаться действительно последним…
– Она…
– Она – все, что у тебя осталось.
Феба присела напротив меня, не сводя с меня золотистых глаз. Ее щеки пылали от ярости, когтистые пальцы сжались в кулаки. Но, по правде говоря, ни один из нас по-настоящему не злился на другого.
– Я знаю, что она значит для тебя. Несмотря на предзнаменования и предначертания судьбы. Что она значит на самом деле, – голос Фебы звучал очень мягко, будто она понимала, что ступила на тончайший лед. – Диор рассказала мне, что с ними случилось. С твоей женщиной. С твоей маленькой девочкой. Я знаю, каково это…
– Не надо, – прорычал я. – Даже не смей, черт возьми…
Мой протест угас, когда закатная плясунья протянула ко мне руку. Ее ногти напоминали когти, достаточно острые и жестокие, чтобы вырвать сердце из моей груди. Но на ее безымянном пальце виднелся узор в виде завитков, такой же кроваво-красный, как и спирали фейри, украшающие ее тело. Кольцо верности, понял я, но не выкованное из серебра, а вырезанное чернилами и кровью в плоти.
– Ты не единственный, у кого есть шрамы, угодник, – пробормотала она.
Я взглянул на старую рану на щеке закатной плясуньи, след от топора ее мертвой кузины на плече. На предплечьях и шее красовались и другие раны. Вся она была в шрамах, как и я. Глядя на них, кто-то мог бы сочинить балладу о каждой из ее ран.
И, похоже, Фебе а Дуннсар было очень больно.
– Я понимаю, – сказала она, – почему ты так боишься. И в этом страхе нет греха, если только ты не позволишь ему управлять твоим разумом. Она пока не ушла. Только потерялась. И мы можем ее вернуть.
Я тяжело вздохнул, проводя рукой по своему окровавленному лицу. Она бесила меня, эта женщина. Воинственная. Твердая как скала. Между ее и моим родом веками текли реки крови – даже чернила на моей коже были для нее проклятием, и кто знает, какая темная магия текла в ее венах. Но она говорила верно, черт бы ее побрал. Феба мастерски умела вывести меня из себя – в этом ей не было равных, но и успокоить меня потом разговорами получалось у нее ничуть не хуже.
– Звучит так, будто она утомляла, – зевнул Жан-Франсуа, переворачивая страницу.
– Да, такой она и была, – тихо усмехнулся Габриэль. – И это то, что я ценю больше всего.
– Когда дело касается женщин, де Леон, твои мазохистские наклонности действительно говорят сами за себя.
– Женщины тут ни при чем. – Угодник
