НОЧНАЯ СМЕНА. КРЕПОСТЬ ЖИВЫХ. - Николай Берг

- Типа самурай присягал одному господину и более никому?

- Ага. Ну а с правами - началосьто вроде б с разумного - право на голосование у женщин, право на свободное волеизъявление, право на свободу слова, а потом понеслось - право на брак у гомосексуалистов, право на проведение гейпарадов, право на то, право на се… Аппетитто во время еды приходит. Как у старухи с корытом… Потому вот читаешь либеральных литераторов - наших например Аксенова да Ерофеева - с таким упоением они описывают палачество, так у них палачи кончают от восторга, что задумываешься. Палачто - это обычный работник, делает свое дело изо дня в день. Нука токарь оргазмирует, обтачивая деталь? Или штукатур при укладке штукатурки?

- У палача всеж другая работа… - в разговор вступает Андрей.

- Типо мясо, кровь, боль? Так и хирурги не кончают в штаны при операциях, и стоматологи этому чужды. Даже мясники - и те… Либерал, ни черта в жизни не делавший руками, живет в своем мирке, фэнтезийном. Почитали бы Сансона мемуары… Скучная работа по живому материалу. Человеческий столяр… Так вот я уверен - вся эта эскалация прав венцом имеет право на безнаказанное убийство для собственного удовольствия. Вот это - венец мечтаний либералов.

- Думаешь, потому и маньяков защищают так усердно?

- Да, идеал либерала - таки уголовник отмороженный. Потому что уголовник взял себе право делать то, что хочет. Либерал пока законов боится, всех этих мусоров, которые развернуться не дают, государства в целом. А вот уголовниками - восхищается и боготворит их.

- Ну, это уж очень…

- Я лично уверен, что все либералы - готовые серийные убийцы и потому сочувствуют не жертвам, а преступникам. И у меня есть тому свидетельство осязаемое.

- Что руками можно пощупать?

- И руками тоже. Даже ногами попинать.

- И где?

- А рядом - в скверике у «Дома Политкаторжан» стоит здоровенный валун. Мемориальцы наши поставили. Это памятник репрессированным - и что очень характерно - надпись там замечательная: «УЗНИКАМ ГУЛАГА».

- И что? В чем тут соль?

- Да в том, что ГУЛАГ - это вся система наказаний в СССР с 1930 по 1960 года. Для всех! А теперь прикинь - сколько там было уголовщины, сколько там было с обывательской точки зрения ПРАВИЛЬНО посаженных и наказанных - и палачей вроде Ягоды и Ежова и банальных грабителей, убийц, людоедов - и маньяков. Но памятникто поставлен не невинно пострадавшим. Которые тоже за тридцатьто лет были - а ВСЕМ узникам. Оптом.

- Тогда что ж либералы начинают так вопить, когда их уголовщина обидит?

- Чудак человек! Они ж уголовщину «своими» считают! Когда вор вора обкрадывает - это ж по понятиям западло?

- Эк ты повернул!

- Да как есть. Именно поэтому либералы так свое государство ненавидят. Мешает оно хотения исполнить. Отсюда непримиримая ненависть к ментам, копам, вертухаям и прочим гадам, изза которых нельзя безнаказанно хапнуть девчонку на улице и три дня неторопливо ее мясничить, пуская слюни от счастья… Отсюда все вопли о свободе и утеснениях оной. Что у нас, что в Европе и Штатах.

- Но менты нередко критиковались справедливо.

- Разумеется. Тоже люди и ничто человеческое…

- Столкнулся я тут с одним знакомцем - либералом - глухо говорит Андрей, глядя в сторону.

- И что?

- Ничего…

Чтото не верится мне в это «ничего.» Темнит Андрей. Но тормошить его без толку.

Закончив завтрак, совершенно счастливая Ирка обошла стол и уселась Виктору на колени.

- Скажи, что ты меня любишь! - сказала она, глядя на Виктора сияющими глазами.

- Вот еще - буркнул Виктор, спихивая ее с колен.

- Ну не порть мне праздник. Скажи!

- Да ну тебя! Отстань!

- Ладно, посидишь у меня на консервах с солониной недельку, подругому заговоришь. К слову - когда мы будем детей заводить?

Виктор поперхнулся.

- Ты чего? Какие еще дети?

- Обычные человеческие детеныши. По возрасту нам самое время…

Виктор офигел еще сильнее.

- Как ты себе это представляешь? Где мы тут с детьми жить будем?

- Вот я и толкую - пора завязывать с этой ерундой твоей и перебазироваться в приличное место.

- Да ты совсем крышей съехала!

- Да? А как ты себе представляешь наше житье? Ну, несколько лет - туда сюда проживем. Паршиво, но проживем.

- Как это паршиво! Ты ж сама говорила, что тут райское место!

- Место райское. На шашлычки приехать. Ты что, всерьез собираешься тут всю жизнь жить?

- Чем плохо?

- Всем. С той жратвой, что у нас есть - через год уже цинга будет. Ты ж первый захочешь картошечки, лучка, огурчиков и свежих щей с морковочкой и укропчиком. И чесночок еще, конечно. И жилье в землянке - достойно. На такой природе мы быстро радикулитом разживемся.

- Ладно, посадим лук. У меня семена есть. (Витя с определенным недовольством самим собой вдруг почувствовал, что сейчас картошечки бы с огурчиками… Но вся еда выбиралась долголежащая и картошке тут места не было.)

- Огородик разбивать? Ты сам к слову огородом когданибудь занимался?

- У меня книжки есть, из инета инфа…

- А я - занималась. Так что книжки твои - на растопку хороши. Про баню у тебя тоже, небось, книжки есть?

- Есть. И не скаль зубы!

- Как не скаль, если смех берет. Значит, ты всерьез собираешься в этой землянке так всю жизнь и сидеть? До старости. Если доживем. Так?

- Так! - по возможности твердо ответил Виктор, хотя почемуто сейчас его идея както померкла и поблекла в его собственных глазах.

- Супер! И огородик разобьем. И баньку из трех досок построишь. Загляденье.

- Чем плохо? - ощетинился Виктор.

- А всем. Жить надо - в доме, огород разбивать - там, где удобно, а не посреди леса пластаться, тоже мне Робин Крузо нашелся. И мыться - в бане, нормальной, а не в мисочке кружкой. УАЗ твой если сломается - что дальше делать будем. Зимой, например. Ты знаешь, сколько на зиму дров надо? Я - знаю, сама из деревни. Да мы с тобой зимой поубиваем друг друга - хрен ты куда нос высунешь отсюда по метровомуто снегу. Значит, как два немытых медведя в одной берлоге шариться будем. И ради чего? Будешь строить тут хутор - потому как без этого не обойтись, а до нас люди не дурнее жили - а зачем? Неподалеку - Ольховка, там уже три года как бабка Арина померла - все дома заколоченные стоят. Мост у них еще в прошлом году развалился - хрен кто доберется. Помнишь - как мы в июле корячились с бродом?

Виктор промолчал. Конечно, помнил. Долго корячились. После этого он и поставил на свой УАЗ отличную лебедку. Теперь ему оставалось только объяснить самому себе - почему, когда он завяз - сегодня ему эта лебедка в голову не пришла. Второй мыслью - лишь бы Ирка лебедку эту не вспо…

- А теперь у тебя и лебедка есть, так что через брод можно ласточкой летать. Кстати, муженек, что ты сегодня ее не использовал?

- Чтоб тебя! Решил, что нельзя тебя одну оставлять, дуру такую! Вот и вернулся!

- Ты такой милый! Я так и подумала! - Ирка тут же оказалась снова на Витькиных коленях и полезла целоваться…

- Э, насчет детей - это ты брось!

- Ну, милый - мы ж состаримся. Представляешь, как страшно будет - если кто один останется? Да и не один - мы же надоедим друг другуто. А дети - и нам помощь и в старости забота о нас.

- Ага. А им каково будет - даже и потрахаться не с кем. - ляпнул Виктор и моментально оценив появившуюся в глазах Ирки нехорошую задумчивость, услышал внятный внутренний голос: «А вот это зря я сказал!»

- Ты прав - тихо произнесла Ирка. - Ты совершенно прав…

Наконецто является Николаич, да еще и не один - с Михайловым и двумя омоновцами.

Дарья заглядывает и тут же командует поставить стол.

Это новость - у нас теперь в комнате и стол состряпали - аккурат на полтора десятка человек - я както и не заметил эти доски. А они оказываются столешницей при установке спрятанных под ними упоров. Целиком стенка - становится столом. О, плюс этому пасечнику - толково сделано - поел - убрал… Нар к слову сделано куда больше, чем нас тут есть. И что интересно - откудато добыли пласты строительного поролона - которые и положены как матрасы.

- А Дункан где? Он же к вам пошел - спрашивает маленький омоновец.

- Это вы о ком?

- Да о нашем парне. Кличка у него - Дункан МакЛауд.

- С чего это ему так повезло?

Маленький омоновец вздыхает.

- Это же самый баянистый баян инета.

- А поподробнее?

- Да господи! Он - реконструктор. Обожает железяки средневековья. Мечник до мозга костей. Возвращался со сбора таких же сумасшедших - из лени - а он ленивый - не снял панцирь и меч, просто сверху длинный плащ надел. Зашел в подъезд к себе - а там два нарка с мечтой о дозе. Они ему: «Деньги давай!» Он, разумеется, освирепел, дескать вот вам вместо денег длинный мужской половой… Ему естественно в печень отверткой. А там собственноручно сделанный панцирь, отвертка и застряла.

Он тем временем выдергивает из ножен меч - эти два придурка, видя такое дело, падают на колени и вопят на полном серьезе: «Пощади нас, Дункан МакЛауд!». Тогда как раз этот фильм шел - «Горец».