Театр китового уса - Джоанна Куинн

– Он сказал, что я чудесно ухаживаю за квартирой и она напоминает ему о доме, который, по его словам, был одним из самых исторических зданий в Англии.

Кристабель против воли улыбается. Дигби врал этой женщине не меньше ее. Его ничуть не волновал собственный дом или его история. Как смешно, что она только сейчас это понимает.

– Эта квартира свободна? – говорит она.

– Боюсь, нет, – говорит мадам Обер, выходя на улицу.

– Что англичанину делать в Париже в такое время? – говорит Кристабель так беспечно, как только может.

Мадам Обер оборачивается к ней.

– Откуда мне знать?

Кристабель заговорщицки склоняется к ней.

– Знаете, я слышала, что многие англичане терпеть не могут Черчилля. Я бы не удивилась, если бы они решили, что им лучше на другой стороне.

Мадам Обер улыбается. Она ведет Кристабель вниз по улице до дома номер 20; затем продолжает путь.

Кристабель заходит в здание – типичный для Парижа многоквартирный дом с темной деревянной лестницей, спиралью закручивающейся к верхним этажам. Она взбирается по лестнице с ключом к квартире третьего этажа, но не останавливается на нем. Вместо этого она на цыпочках поднимается на четвертый, и несколько мгновений стоит у двери квартиры по причине, которую не может объяснить. Она легонько касается двери кончиками пальцев, и почти соблазняется желанием попробовать открыть дверь ключом, но качает головой и спускается обратно на третий этаж, где ее встречает поднимающийся по лестнице офицер в форме СС, который говорит:

– Клодин Бошам?

Она замирает, всего на секунду, затем отвечает.

– Да.

Офицер запыхался, но он улыбается и говорит по-французски:

– Хорошо. Мадам Обер сказала мне, что вы здесь с ключом. Я тоже пришел осмотреть квартиру.

Она протягивает ему ключ, но он качает головой, говоря:

– Нет, пожалуйста. Сперва вы. Вы предполагаемый жилец. Я всего лишь собираюсь осмотреть некоторые вещи внутри. – Он жестом показывает на дверь, которую она открывает. Он заходит за ней следом.

Квартира полна света. Окна, тянущиеся от пола к потолку, смотрят на улицу, и солнечный свет падает на отполированный паркет, уложенный «елочкой». Мебель обита бледно-желтым гобеленом, а высокие потолки белые, с позолоченными декоративными углами. На стенах современные картины и зеркала, от которых солнечный свет пляшет по всей комнате.

– А, мадам Обер хорошо ее убрала, – говорит офицер. Она снял фуражку и обмахивается ею. Это грузный мужчина за сорок, с широким кожаным ремнем, обтягивающим серый мундир, и красным лицом. – Вам повезет здесь жить.

– Я всего лишь смотрю, – говорит Кристабель, отходя от него будто бы оценить вид из окна.

– Я всегда мечтал о квартире в Париже, – говорит он, устраивая фуражку на стуле, затем пересекает комнату, чтобы рассмотреть картину на стене. – Возможно, глупая мечта. – Он переходит ко второй картине, внимательно ее изучает, затем снимает со стены, чтобы положить на кофейный столик.

– Да, – говорит Кристабель, быстро переходя в соседнюю столовую, чувствуя стук деревянных подошв туфель в маленьких ударах, поднимающихся по ногам.

– Я даже начал искать. Посмотреть, нет ли чего, что я мог бы купить. – Она слышит, как он смеется себе под нос.

Кристабель обходит обеденный стол, затем возвращается в главную гостиную, где офицер СС изучает мраморное пресс-папье. Он уже собрал небольшую коллекцию предметов на туалетном столике. Несколько картин, несколько фарфоровых фигурок. Он поднимает глаза, когда она заходит.

– Я вам все же завидую. Такими темпами вы в Париже будете намного дольше меня.

Она кивает и идет в другой конец квартиры, где быстро проходит по ванной комнате и основной спальне, затем переходит в спальню поменьше, в которой находит две односпальные кровати. Должно быть, это была детская, думает она, поскольку на дверном косяке ряд карандашных черточек, отмечающих их рост.

Она снова идет мимо офицера, который рассматривает еще одну картину, и заходит в кухню в конце здания. Она механически открывает шкафы, когда что-то притягивает взгляд: набор тарелок с тем же узором с розами, что украшал кофейные чашки мадам Обер.

Она возвращается в гостиную и говорит:

– Мне нужно уходить. До комендантского часа осталось недолго.

Он поднимает глаза от картины.

– У кого-то здесь был очень хороший вкус.

Падающий из окна солнечный свет цепляется искрой за что-то на полу под туалетным столиком, и Кристабель наклоняется поднять это. Она находит пару детских очков с разбитой линзой. Офицер смотрит, как она кладет очки на кофейный столик возле картин, фигурок, пресс-папье.

– Что вы думаете о квартире? – говорит он, укладывая картину с другими. Сбоку у него пистолет в кобуре, замечает Кристабель.

– Не совсем то, что я искала, – говорит она.

– Где вы живете сейчас?

– На левом берегу.

– С семьей?

– Одна.

– Чем вы занимаетесь?

– Я студентка.

– Студентка в новой одежде, которая может позволить себе такую квартиру, – говорит он, и она чувствует, что сделала неправильный ход.

– У моей семьи есть деньги, унаследованные деньги, – говорит она и начинает идти к двери.

Он поднимает руку.

– Когда я прибыл, вы спускались с четвертого этажа. Почему?

– Я поднялась не на тот этаж.

– На ключе к этой квартире все четко написано.

– Я запуталась. Я плохо спала вчера ночью.

– Могу я посмотреть на ваши бумаги? – говорит он.

Она находит их в сумке и передает ему. Он внимательно их осматривает.

– Могу я посмотреть, что еще в вашей сумке? – говорит он, и она чувствует себя загнанной в тупик.

– Только книга и всякие мелочи, – говорит она, зная, что в сумке у нее блокнот, в котором она записала детали машин у бараков Клиньякур. Также там адрес ресторана, где она может оставлять сообщения Лизелотте.

– Вы не могли бы достать эти мелочи и выложить на стол, чтобы я их рассмотрел? – Его голос тихий, почти усталый, будто он говорил это множество раз.

Мозги Кристабель крутятся как кодирующая машина, лихорадочно пробегая по возможностям: он может посмотреть на ее блокнот, понять, о чем ее записи, и арестовать ее; он может посмотреть на ее блокнот, не понять, о чем ее записи, и освободить ее – но какой офицер СС, увидев непонятные записи, решит, что они не важны? Кроме того: адрес ресторана может привести его к Лизелотте. Кроме того: он знает ее вымышленное имя. Как бы она ни крутила его, мимо этого момента не пройти. Даже то, что она замерла сейчас, откладывая выполнение его просьбы, сводит на нет возможность безопасно покинуть квартиру. Каждая секунда бездействия инкриминирует.

– Вытряхните сумку, – говорит он.

– Конечно, – говорит она. Кодирующая машина со щелчком останавливается. Мимо не пройти. Даже если отправить его