Сын герцога - Людмила Музыка

Но, как это ни странно, его слова отрезвили светловолосого эльфа. Он застыл на месте, и Джай решил воспользоваться ситуацией.

– Лар, мы уходим,– скомандовал он.

– Да милорд,– привычно ответил тот.

Они отошли всего на несколько шагов, когда раздался голос Илинеля:

– Ты – позор своего рода чужак. Не удивительно, что ты не осмеливаешься назвать свое имя. Собачья кличка больше тебе подходит.

Лар не оглянулся. Но Джай почувствовал, как раздражение в душе эльфа неожиданно сменилось глухой тоской и даже болью. Илинель и сам не подозревал, насколько сильно он оскорбил и унизил Лара своими последними словами.

Только когда за ними закрылась дверь их комнаты, молодой лорд повернулся к Лару и произнес:

– Мне кажется, или эти твои соплеменники ведут себя как-то не так?

Эльф молча кивнул ему в ответ.

– Что же здесь происходит?

А в это время на другой половине дворца…Королева эльфов устало откинулась на спинку кресла и прикрыла глаза. Разговор с Илинелем утомил ее. Впрочем, как и всегда.

Мирримель понимала, что мальчику было необходимо ее внимание. Но она так не хотела к нему привязываться. Потому что просто не смогла бы еще раз пережить все то, что испытала, когда Тайниль ушел навсегда. А Илинель был так похож на своего отца… настолько, что иногда ей было мучительно больно смотреть в глаза собственному сыну, потому что они напоминали ей о том, кто уже не вернется.

А еще потому, что она видела в них отблеск проклятья, которое рано или поздно должно было погубить Илинеля. Проклятья, которое отобрало у нее Тайниля и всех остальных, кого она знала, любила и поклялась защищать. Проклятья, которое было наложено на ее народ тысячи лет назад, но действовало до сих пор. Но хуже всего было то, что она помнила, что произошло в тот день, когда небеса окрасились кровью и выжившие позавидовали мертвецам, потому что должна была помнить, а потом и передать той, которая придет после нее, что…

Зеленые кроны встревожено шумели над ее головой и птицы в испуге улетали прочь, но Айя не видела этого – она смотрела на Илина. Невообразимо прекрасное лицо брата было изуродовано горем, а его глаза пылали от ярости. Как безумный он метался по поляне и кричал, что отмстит так страшно, что содрогнуться небеса. Но Айя знала, что месть не сможет утолить его горя, как не сможет воскресить Тайан.

– Ты обещал, что не будешь участвовать в этой войне, брат,– сказала она, пытаясь воззвать к его благоразумию.

– Они сами нарушили договор,– резко ответил Илин, а потом с надрывом произнес,– о чем ты говоришь сестра? О каком договоре может идти речь после того, как они убили ее?

– Я скорблю о твоей потере. Но теперь мы должны сделать все для того, чтобы избежать еще больших потерь. Наш народ…

– Сделает то, что прикажет его король,– перебил ее Илин,– священный лес вступит в войну.

– Брат!

– Я принял решение, Айя, и даже ты не сможешь меня переубедить.

Она действительно не смогла. Не смотря на все ее старания и упорные уговоры, Илин стоял на своем. И Айе не оставалось ничего другого, кроме как склонить голову, принимая его решение, и направиться прочь. Ее остановил голос брата.

– Айя, сестра, ты – все, что у меня осталось, и я хочу, чтобы в этой войне ты была рядом со мной.

Она не стала оборачиваться, потому что знала, что стоило ей снова посмотреть на него, и она уже не смогла бы сделать то, что должна была совершить. Как не стала ничего ему говорить. Потому что не имела права поступить по-другому – теперь от нее зависела не только ее жизнь, но жизнь ее народа, его наследие и его память. Которые она должна была их сохранить. Даже не смотря на то, что ее измена была той последней каплей, которая уничтожила остатки рассудка ее брата, правителя священного леса короля Илина, единственного дорогого ей существа. Слезы текли по ее щекам, но Айя сделала шаг, потом еще один и еще… И тогда Илин закричал так громко и страшно, что она бросилась бежать.

– Так будь же ты проклята, ты и все, кто уйдет за тобой. Проклинаю вас! Убирайтесь прочь и никогда не возвращайтесь. Ты слышишь Айя? Я навсегда запрещаю вам переступать границу священного леса!

Он кричал что-то еще, но Айя бежала так быстро, что уже не могла разобрать его слов, а его голос заглушали ее собственные рыдания. Она остановилась, только когда у нее совсем не осталось сил, а потом сползла по стволу дерева и обхватила себя руками. Ей было холодно и больно. А в груди поселилась сосущая пустота. Только теперь она осознала, что означало для нее последнее проклятье брата. Но у нее больше не было слез для того, чтобы оплакать еще одну потерю.

Айя не знала, сколько времени прошло, прежде чем она смогла подняться на ноги – несколько минут или часов. В тот момент ей показалось, что успели пройти годы, прежде чем она смогла сделать первый шаг. Но она знала, что будет сильной ради тех, кто пойдет за ней (а пойти за ней должны были многие) и ради тех, кто придет после нее.

Их действительно было очень много: сотни, десятки сотен изгоев, тех, кому не осталось места в старом мире, тех, кто не хотел в нем оставаться. Они нашли остров, который лежал далеко за границей обитаемых земель и был отделен от материка неприступными скалами. Они назвали его Атэр Инир – второй дом, и поселились на нем, вдали от мирской суеты и от войны, признав власть новой королевы – правительницы Айи. А потом наступил этот ужасный день…

Королева не знала, что совершили человеческие маги, какие силы они призвали в их несчастный мир. Она просто не успела задуматься об этом. Потому что в этот момент она ощутила такую боль, что не смогла устоять на ногах и рухнула на пол. Она не могла пошевелиться, и даже на то чтобы связно думать у нее уже не было сил. Все, что ей оставалось, это только смотреть, и она смотрела…

Смотрела на то, как невыносимо яркое алое сияние заполняет небеса, затянутые сетью из снежно-белых и золотых зигзагов. Ощущала, как мелко задрожала земля. И на мгновение Айе показалось, что она слышит мучительный стон самого мира. А потом пришла спасительная темнота, и эльфийка с радостью бросилась в ее объятия. В тот момент она с благодарностью приняла бы даже смерть. Лишь бы та позволила бы ей больше не видеть, не слышать и не чувствовать того, что происходило…

Усилием воли Мирримель заставила себя вынырнуть из чужих воспоминаний, полученных вместе с бременем власти, и открыла глаза. Чтобы тут же натолкнуться на встревоженный взгляд Элавиоль.

– Со мной все в порядке, девочка,– поспешила успокоить ее королева,– сегодня у всех нас был трудный день.

Элавиоль не пришлось повторять дважды. Она присела в реверансе, а потом ушла, оставив королеву и ее советника наедине.