Секта - Еремей Парнов

Перевоплощаясь, Кастильо признавался, что почти всю жизнь провел либо совершенствуясь на курсах группы специальных операций CIA, либо выполняя задания. Он отчетливо вспоминал тренировочный лагерь, где изучал искусство диверсий и рукопашного боя. Проводимые под гипнозом допросы подтвердили предположение, что память Кастильо была сначала полностью уничтожена, «стерта», а затем многократно реконструировалась с целью превратить его в «запрограммированного агента».

В докладе гипнотизера содержится и поразительное признание Кастильо в его причастности к заговору против президента. Он вспомнил, что с ним был темноволосый, высокий и грузный мужчина с хищным крючковатым носом. Встретились они в здании далласского аэропорта. Оттуда в компании еще четырех или пяти неизвестных доехали в черном автомобиле до какого-то здания. Поднявшись на второй или третий этаж, вошли в комнату, которую Кастильо описывал, как «коричневую». В ней стояли упаковочные картонки, коричневый столик, пишущая машинка. Оба окна выходили на улицу.

Высокий незнакомец открыл принесенный с собой черный кожаный спортивный баул и вынул оптический прицел и детали винтовки.

Закончив инструктаж, «Высокий» спустился вниз на улицу. Но вскоре ворвался в комнату: «Его уже прикончили, бежим отсюда!» Он выхватил из рук Кастильо винтовку, торопливо разобрал ее на части и запихнул вместе с прицелом обратно в баул.

Они бросились вниз по лестнице, вскочили в машину, где уже сидели двое неизвестных, и помчались прочь от здания. Повернув за угол, подобрали какого-то тощего лысого мужчину, а через три или четыре квартала — еще одного незнакомца.

Кастильо рассказал, что сидел на заднем сиденье между «Лысым» и тем, кто присоединился к ним во время второй остановки. Машина уносилась все дальше и дальше от места преступления… Улучив момент, когда Кастильо на миг повернулся, чтобы взглянуть в окошко, этот второй незнакомец сделал ему укол. Он тотчас же уснул и пришел в себя в номере какого-то чикагского отеля под присмотром уже упоминавшейся женщины-гипнотизера…

Моркрофт склонялся к мысли, что Ли Харви Освальд и Джек Руби подверглись точно такой же психической обработке. Но думать об этом сейчас, а уж тем более говорить, было в лучшем случае не актуально.

Купер молчал.

— Скажите, полковник, — Моркрофт зашел с другого бока, — что можно сказать о человеке, введенном в гипнотический транс на нескольких уровнях? Это единая личность? Или сознание расщепляется?

— Все намного сложнее. У любого разведчика есть в запасе несколько подходящих легенд. Так и тут. У ровни-то разные, но нанизаны на единый стержень. Программирование пронизывает их снизу доверху, как этажи шахта лифта. Единая ли это личность?.. Я бы сказал так: единая, но уже не личность.

— А уничтожение памяти?

— С этим не было особых хлопот, — Купер усмехнулся в седые усы.

— Офицерам, а солдатам тем более, не всегда можно полностью доверять. Присяга не дает стопроцентной гарантии. Перед демобилизацией приходилось корректировать кое-какие моменты. Без всякого вреда для здоровья. Чем меньше знаешь, тем крепче спишь.

— И как осуществлялась коррекция?

— По-разному.

— И все-таки. Хотя бы в двух словах.

— В двух словах! — фыркнул Купер. — Когда на это дело угрохали пятнадцать лет!.. Я не скажу вам ничего нового: тот же гипноз, психотропные препараты, электронное манипулирование мозгом. Отличные результаты давал ультразвук. Нейроны пускались в пляс, как рыба на раскаленной сковороде. А через наушники знакомый голос гипнотизера талдычит тебе одно и то же — мол, не знаешь ты, парень, что было такого-то сентября такого-то засранного года в вонючем Дананге, и самого тебя там никогда не было.

— Пришлось побывать и во Вьетнаме, полковник?

— Это всего лишь пример.

— Пример понятен. Не совсем ясно, как удавалось склонить солдата.

— Склонить! Да кто его спрашивал. Все делалось для его же собственной пользы. Пусть не в этот раз, а в следующий, но парень может попасть в нехорошую переделку. Я имею в виду допрос с применением пыток, а уж вьетконговцы знали в этом толк, будьте уверенны. Стоит дать малейшую слабину, и пиши — пропало. Вытащат все до последней капли и еще сверх того. Лучше не знать ничего — скорее отделаешься.

— В смысле умрешь?

— Тоже не самый худший выход, но, подправляя мозги, мы давали лишний шанс выжить. Обычно это делалось после того как люди возвращались с задания, — разоткровенничался Купер. — Организовать небольшую простуду или там легкое расстройство кишечника — плевое дело. Парня кладут в госпиталь, проводят обычное обследование и через пару недель выписывают. Полный порядок.

— Ничего не помнит?

— Никаких проблем. Здоров, весел, бодр духом и ни черта не знает, хоть ногти сдирай.

— Как просто!

— А зачем они, ваши сложности? Человек по натуре прост. Ему нужна хорошая работа, женщина и стаканчик виски… Хотите еще?.. Мне ли не знать! В армейскую разведку я попал сопляком, в Пирл-Харборе за три дня до войны. А на этой войне чего только не было… Гвадалканал, Соломоновы острова, Филиппины и Гуам, и эта чертова Окинава. Потом пришлось выполнять задания в двадцати девяти странах. Улавливаете? Уверяю вас: люди — недорогой товар.

— И как долго продолжалась ваша служба в военной разведке? В каком, кстати, роде войск?

— Думаю, мне не следует отвечать.

— Как угодно. Дело хозяйское. — По мере беседы Моркрофт проникался все большей неприязнью. — Спасибо еще раз за сотрудничество. К сожалению, сектанты продвинулись значительно дальше вас в манипулировании мозгами.

— Как сказать, — усмехнулся полковник.

— Даосская рукопись «Песнь Золотого зародыша» все еще у вас?

— Откуда вы знаете? — Купер во второй раз, но теперь уже при личном свидании, выказал удивление.

— Мы взяли Чжан Канкана. Знаете такого?

— Я не запоминаю имен.

— На меня запрет на имена не распространяется. Мы договорились, что я не буду спрашивать, но называть могу. Так вот, Чжан Канкан рассказал о кое-каких приключениях в буддийских монастырях. Я только отвечаю на ваш вопрос, полковник.

— И правильно делаете. Иначе мне пришлось бы указать вам на дверь… На чем его взяли?

— Кого? — притворился непонимающим Моркрофт.

— Так на чем? — выдержав паузу, с железной настойчивостью переспросил Купер.

— Наркотики, ЛСД, плюс подозрение в соучастии в убийстве… Кража книг пусть останется на его совести.

— Почему вы об этом заговорили?

— Без специального умысла, уверяю вас, — Моркрофт помедлил. — Разве, чтобы задать последний вопрос? На откровенность.

— Валяйте, — благодушно разрешил полковник.

— Вы завербовали китайца?

— Завербовал? Ну ты меня насмешил, офицер!.. Что ж мне еще с ним было делать? В китайскую лапшу изрубить?.. Он в секте?

— И не на последних ролях — всадник.

— Они не так глупы в этом «Атмане», как могло показаться. И главные цели выбрали верно: Россия и мы.

— Что вы хотите этим сказать?

— Что хотел, то и сказал… Я уже забыл, когда последний раз чего-то боялся в этой дурацкой жизни, и мог бы помочь тебе, несмотря ни на что, но не хочу, понимаешь?

— Не понимаю.

— Пора навести порядок. Раньше было лучше — вот в чем штука. Ясность нужна, твердая власть. Поганой метлой этих умников из Вашингтона. Они бахвалятся, что создали более безопасный мир. Как бы не так! Сегодня Россия представляет гораздо большую опасность, чем при маразматике Брежневе. Прежде всего для самой себя, но и для нас тоже, для всего мира. Слава Всевышнему, нашлись люди, которые это поняли. И там, и здесь, потому что «Атум» — это ничто, фиговый лист, куклы на ниточках.

— И кто, по-вашему, кукловод?

— Кто всегда это делал. Подлинные хозяева жизни. Перемена декораций ничего не меняет. Они просто временно отошли в тень у себя в России. В самые тяжелые времена мы умели договариваться через головы пустобрехов, засевших в Белом доме и Кремле.

— Вы говорите о своей конторе? О КГБ?

— Понимай, как знаешь… Эймс, Пеньковский — случайные издержки производства. Что собой представляет разведка на самом деле, знаем только мы — профессионалы. Выводы делай сам. Больше я ничего не скажу.

Моркрофт вышел от Боуарта, испытывая легкое головокружение. Что-то прояснилось, а что-то еще сильнее запуталось. Как клубок змей на кипарисовых болотах в пору весенних свадеб.

«МИЛКИ ВЭЙ». В НЕМ ТАК МНОГО МОЛОКА, ТОГО И ГЛЯДИ ЗАМЫЧИТ

Глава пятьдесят первая

Большая наука

Латоес выбрался из подземелья, когда в светлом северном небе, раздув облачный пепел, безраздельно владычествовала полная луна. Неизбывной тоской дышали окрестные дали. В изогнутом клинке реки догорал заревой воспаленный отблеск, а над зубчатой каймой черного леса уже нарывал рассвет.