Горбун, Или Маленький Парижанин - Поль Феваль
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да, но этот… — перебил хозяина Пероль.
— Этот, — отозвался Гонзаго, — будет привязан точно так же, как и все остальные, только бы найти подходящую цепь. Но если мы ее не найдем, — помрачнев, продолжал он, — тем хуже для него. Однако продолжим: Таранна опекает лично господин Лоу, это чучело Ориоль — племянник статс-секретаря Леблана, Альбре называет господина де Флери своим кузеном. Даже этот толстяк, барон де Батц, вхож к принцессе Палатинской. Будь уверен, я выбирал себе людей с разбором. С помощью Вомениля я могу извлечь пользу из герцогини Беррийской, с помощью малыша Савеза — из аббатиссы де Шель. Проклятье! Я прекрасно знаю, что они все продадут меня за тридцать сребреников, все как один, но со вчерашнего вечера они у меня в руках, а завтра утром будут у ног. Откинув одеяло, Гонзаго выскочил из постели.
— Туфли! — приказал он.
Пероль мгновенно встал на колени и весьма нежно обул своего хозяина. Затем он помог Гонзаго надеть халат. Это была тончайшая бестия.
— Я говорю тебе все это потому, Пероль, — продолжал Гонзаго, — что ты тоже мой друг.
— О, ваша светлость! Как вы можете равнять меня со всеми этими людьми?
— Вовсе нет! Среди них нет ни одного, кто этого бы заслуживал, — возразил принц с горькой улыбкой, — но я держу тебя так крепко, друг мой, что могу говорить с тобой, словно с исповедником. Иногда человеку нужно исповедаться, это известно. Итак, мы говорили, что нам нужно связать их по рукам и ногам. Пока я только накинул веревку им на шею, теперь ее следует затянуть. Сейчас ты сам поймешь, как нужно спешить: этой ночью нас предали.
— Предали? — вскричал Пероль. — Но кто?
— Жандри, Ориоль и Монтобер.
— Это невозможно!
— Все возможно, покуда веревка не начнет их душить.
— А как вам удалось узнать, ваша светлость? — спросил Пероль.
— Я знаю только одно — эти негодяи не выполнили данного им поручения.
— Жандри только что утверждал, что они отнесли труп к мосту Марион.
— Жандри солгал. Толком я ничего не знаю и уже начинаю опасаться, что нам никогда не удастся избавиться от этого чертова Лагардера.
— А откуда тогда ваши сомнения?
Гонзаго вытащил из-под подушки свиток и медленно его развернул.
— Я не знаю людей, которым хотелось бы поиздеваться надо мной, — тихо проговорил он. — Такие проказы с принцем Гонзаго дорого кому-то обойдутся!
Пероль стоял и ждал дальнейших объяснений.
— С другой стороны, — продолжал Гонзаго, — у Жандри рука твердая. Мы сами слышали смертельный крик…
— Что там сказано, ваша светлость? — сгорая от тревоги, осведомился Пероль.
Гонзаго передал ему развернутый свиток, и Пероль впился в него глазами.
Свиток содержал следующий перечень:
Капитан Лоррен — Неаполь.
Штаупии, — Нюрнберг.
Пинто — Турин.
Матадор — Глазго.
Жоэль де Жоган — Морле.
Фаэнца — Париж.
Салиъданъя — там же.
Пероль — …
Филипп Мантуанский, принц Гонзаго — …
Два последних имени были написаны не то красными чернилами, не то кровью. Рядом с ними не стояло никакого названия города — мститель еще не знал, где их настигнет его рука.
Семь первых имен, написанные черными чернилами, были отмечены красными крестами. Гонзаго и Пероль не могли не понять, что означает эта отметка. Свиток задрожал в руках Пероля, словно осиновый листок.
— Когда вы его получили? — пролепетал он.
— Сегодня рано утром, но уже после того, как открыли ворота и эти сумасшедшие начали повсюду шуметь.
Шум и вправду стоял оглушительный. Новорожденная биржа еще не успела остепениться и принять приличный вид. Все орали одновременно, и этот концерт голосов напоминал ропот народного восстания. Но именно об этом Пероль и мечтал.
— А как вы это получили? — спросил он.
Гонзаго молча указал на окно напротив его постели, одно из стекол которого было разбито. Пероль понял и, поискав глазами, увидел на ковре камень, лежавший среди осколков стекла.
— Это меня и разбудило, — сказал Гонзаго. — Я прочел список, и он натолкнул меня на мысль, что Лагардер мог спастись.
Пероль повесил голову.
— Если только, — продолжал Гонзаго, — это не дерзость какого-нибудь его сообщника, еще не знающего о судьбе, постигшей шевалье.
— Будем надеяться, — пробормотал Пероль.
— Как бы там ни было, я тут же вызвал Ориоля и Монтобера. Сделал вид, что ничего не знаю, шутил с ними, подзуживал, пока они не признались, что оставили труп на куче хлама на улице Пьера Леско.
Пероль стукнул кулаком по колену.
— Большего и не требовалось! — воскликнул он. — Раненый мог прийти в себя.
— Скоро мы узнаем, как было дело, — успокоил его Гонзаго. — Я послал Плюмажа и Галунье все выяснить.
— Неужто вы доверяете этим двум ренегатам, ваше высочество?
— Я не доверяю никому, друг мой Пероль, даже тебе. Если бы я мог делать все сам, мне бы не был нужен никто. Они напились этой ночью, они виноваты и знают это — еще один повод в пользу того, что на сей раз плутовать не станут. Я позвал их и велел отыскать двух молодцов, которые защищали ночью молодую авантюристку, выступающую под именем Авроры де Невер.
Произнося последние слова, Гонзаго не смог сдержать улыбку. Пероль оставался серьезным, как факельщик.
— Я велел им также перевернуть все вверх дном, — продолжал Гонзаго, — но узнать, не удалось ли этому мерзавцу снова уйти от нас.
Он позвонил и приказал вошедшему слуге:
— Пусть приготовят мой портшез. А ты, мой друг Пероль, — обратился он к фактотуму, — поднимешься к принцессе и, как обычно, передашь ей выражения моего самого глубокого почтения. И смотри во все глаза. Потом доложишь, как выглядела передняя госпожи принцессы и каким тоном ответила тебе камеристка.
— Где мне искать вас, ваша светлость?
— Сначала я отправлюсь в домик. Мне не терпится увидеть нашу юную искательницу приключений с улицы Пьера Леско. Похоже, она и эта дурочка донья Крус — подруги. Потом я буду у господина Лоу, который мною пренебрегает, затем покажусь в Пале-Рояле, где мое отсутствие может нанести мне вред. Кто знает, что будут теперь клеветать обо мне?
— Все это продлится долго.
— Нет, недолго. Мне нужно повидаться с нашими друзьями, нашими добрыми друзьями. День у меня получается отнюдь не праздный, и вечером я подумываю устроить небольшой ужин… Но мы еще поговорим об этом.
Гонзаго подошел к окну и поднял валявшийся на ковре камень.