В исключительных обстоятельствах - Виктор Пронин

— Да, пожалуй. Видимо, какие-то неотложные дела заставили его покинуть вас. Что поделаешь, с бизнесменами такое случается. Но вы не огорчайтесь, подсаживайтесь к нашему столику, — и он кивнул в сторону Полякова. — Познакомлю с очаровательной француженкой Аннет Бриссо и ее московским другом профессором Поляковым. Смею заверить, как коллега коллегу, вам будет интересно. Оба бывшие маки, участники Сопротивления...

Иностранец повернул голову в сторону Сережиных друзей.

— Маки? О, это более чем интересно. И по многим причинам. Упомянутый мною дядя был тоже маки. И, кажется, удостоен наград. А встреча в Москве двух маки — француженки и русского. Это великолепно! Находка для журналиста...

— Тогда милости прошу вас, коллега, к нашему шалашу...

...Сергей представил нового знакомого коротко: «Луи Бидо, журналист».

Аннет испытующе оглядела незнакомца, обронила несколько слов в адрес хромоногого, и вот уже потек сбивчивый разговор о том, о сем, пока Луи не попросил разрешения задать Аннет я Полякову несколько вопросов.

— Мою газету очень заинтересует, как много лет спустя встретились на московской земле маки, француженка и русский.

Аннет и Поляков попытались было уклониться от интервью, но их уже дружно атаковали и Луи, и Сергей. Интервью состоялось, хотя ответы, господин Бидо это почувствовал, были нарочито краткими. Аннет посуровела, растревоженная встречей с хромоногим. Она сдвинула брови, пытаясь что-то вспомнить, а потом неуверенно спросила:

— Я не ослышалась, месье Бидо, господин Крымов что-то сказал о вашем дяде, тоже бывшем маки?

— Да, вы не ослышались.

— Он носит ту же фамилию, что и вы?

— Нет. Это мой двоюродный дядя. Его фамилия Роже... Анри Роже...

Аннет встрепенулась.

— Ты слышишь, Мишель?.. Анри Роже!.. Неужели тот самый... Наш Анри... Послушайте, Луи, нет ли у вас его фотографии? Нет? Жаль. Тогда попробуйте нарисовать словесный портрет... Мы только что вспоминали с Мишелем одного нашего друга... Простите, бывшего друга. Его тоже звали Анри Роже.

Она говорит сумбурно, взволнованно, а Луи досадливо хмурится, ему неприятен разговор о дядюшке, тем более если он друг этих вообще-то милых людей. Слова «бывшего друга» он пропустил мимо ушей.

— Что же, попытаюсь быть предельно точным.

Машинально помешивая кофе в чашечке, Аннет не отрывала глаз от Луи Бидо. Тот не без юмора начал описывать дядюшку. Словесный портрет получился настолько точным, что Мишель и Аннет сразу узнали: «Это он — Анри Роже. Воистину — мир тесен...»

Сергей внимательно слушал разговор о малоизвестных ему людях, все это могло обогатить будущий очерк. Но время позднее — уже одиннадцатый час, а он обещал Ирине позвонить не позже десяти. Еле дождался подходящего момента.

— Прошу извинения, но я должен позвонить жене, она у больного отца.

.,..Голос Ирины тревожен:

— Отцу хуже. Сердечный приступ. Вызвала неотложку... Звонил Бутов... Я сказала ему о твоем желании повидать его. Виктор Павлович ответил — «пусть позвонит». Сегодня он долго задержится на работе. Когда придешь?

— Скоро буду. — Сергей повесил трубку и на мгновение задумался: «Удобно ли сейчас звонить полковнику, время позднее. Можно и завтра, не к спеху. А впрочем, позвоню. Бутов, наверное, еще на работе».

— Виктор Павлович, это я, Сергей. Извините, что звоню так поздно.

— Что-нибудь случилось?

— Нет-нет, ничего не случилось. Просто я нуждаюсь в вашей консультации. Хотел бы с вами повидаться.

— Вы где сейчас находитесь?

— Я при исполнении служебных обязанностей, но не в редакции. Нахожусь в ресторане...

— Однако же... По заданию редакции в ресторане? Так сказать, совмещаете полезное с приятным.

— Совершенно верно. Я делаю репортаж о встрече советского ученого, профессора Полякова, с боевой соратницей по отряду Сопротивления во Франции. Тридцать лет спустя встретились Аннет и Мишель — француженка и русский, бойцы отряда маки. Сидим за столиком, пьем шампанское и мило беседуем. Я очень нуждаюсь в вашем совете... Это моя первая серьезная работа...

— Всегда рад помочь...

— Благодарю вас, Виктор Павлович. До встречи. Буду звонить вам...

...Крымов вернулся расстроенный.

— Тестю плохо. Я должен немедленно ехать домой.

«ГОСТЬ» ПРИБЫЛ

Утром в квартире Рубина раздался телефонный звонок.

— Слушаю.

— Господин Рубин? Захар Романович?

— Да, я. Что угодно?

— Вам привет от Нандора.

Рубин в замешательстве промолчал.

— Вы слышите меня?

— Слышу. Как себя чувствует, господин Нандор?

— Хорошо. Я бы хотел встретиться с вами. Это возможно?

— Думаю, что да. Вы откуда звоните?

— Из центра. Из автомата.

— Я к вашим услугам. Не буду возражать, если приедете ко мне, гостей положено принимать дома. Живу один. Я болен, и, признаться, гулять в таком состоянии не очень хочется.

— Ваш вариант меня не устраивает, — сухо отрезал незнакомец. — Надеюсь, вы в состоянии ходить?

— Да.

— Вот и отлично. Мы должны увидеться сегодня же, скажем, часов в двенадцать. Сможете?

— Пожалуй. Где?

— В Третьяковской галерее.

— Где конкретно?

После некоторого молчания последовал ответ:

— Возле картины Сурикова «Боярыня Морозова». Вы, кажется, знаток живописи и, надеюсь, знаете, где она висит.

— Да, конечно, — ответил Рубин. — Как я вас узнаю?

— Это не трудно. Светло-серый костюм, белая рубашка, темно-синий галстук. В правой руке буду держать газету.

— Простите, как вас величать?

— Мигуэль Кастильо. Значит, договорились? До скорой встречи.

Телефон умолк, но Рубин какое-то время еще продолжал держать трубку. Звонок незнакомца, хотя и не неожиданный, растревожил до сумятицы. Стенокардия — в последнее время она довольно часто напоминала о себе — сейчас же отозвалась очень уж резкой болью в сердце. Рубин принял антиспазматическое лекарство и присел в кресло.

Боль в сердце постепенно утихла, а душевная боль не унималась. Жизнь прожита никчемно и, кажется, подходит к концу. А что хорошего сделал он в этой жизни? Какой оставит след? Много таких нелегких вопросов задал он себе в те тягостные минуты. Вспомнилось где-то прочитанное: хорошо быть ученым, инженером, писателем, но очень плохо не быть при этом человеком. Есть интересная, любимая работа. Кое-чего достиг, получил признание, стал доктором наук, профессором. А вот человек не состоялся. От такого горького самому себе признания очень защемило сердце. Из дальних уголков памяти выплыли Леночка Бухарцева, первая любовь, которую он предал, и другое, еще более страшное предательство — измена Родине. Родина простила, даже оказала доверие. И Рубин встрепенулся — Бутов!.. Для него он — олицетворение гуманности советского государства. И засуетился: что же я не звоню?