И аз воздам - Надежда Попова

В Официум они возвращались уже в быстро густеющем сумраке, спеша добраться до каменной громады до темноты; ускоряя шаг и вслушиваясь в далекие голоса, что доносились сквозь звенящую вечернюю тишину, Курт мрачно отметил, что едва ли не впервые за все время службы ему приходится, пробираясь по вечернему городу, опасаться отнюдь не городского отребья, а добропорядочных граждан. Разумеется, в ситуациях, когда действия властей, Конгрегации или лично его вызывали недовольство горожан, бывать доводилось; приходилось переживать и бунты, и беспорядки, но никогда прежде не было такого — никогда до сих пор майстер инквизитор не ощущал себя так, будто он и есть преступник, пошедший против веры, закона и людей. Разве что тогда, много лет назад, в далекой деревеньке… Но и тогда все было чуть иначе, тогда была ревущая, потерявшая разум толпа, и, откровенно говоря, сейчас Курт много бы отдал за то, чтобы здесь, в Бамберге, снова пришлось иметь дело с привычным взбесившимся людом, а не с этой невнятной угрозой, что лишь имела внешний облик человеков…

— Смотри, — чуть слышно шепнула Нессель, чуть замедлившись, и Курт, на мгновение сбившись с шага, так же тихо отозвался:

— Не останавливайся. Если что — держись рядом. Не за спиной, рядом. Поняла?

Ведьма молча кивнула, сжав в ладони бусины розария, и зашагала дальше, глядя прямо перед собой и вместе с тем всеми силами стараясь не смотреть на лица людей, что приближались, отделившись от чуть поредевшей толпы, все еще теснящейся у Официума.

Остановиться все же пришлось, когда пара десятков пропотевших под жарким солнцем тел преградили путь; горожане молча сгрудились посреди улочки, не давая пройти к площади перед зданием, переминаясь с ноги на ногу и косясь друг на друга. Боятся, отметил Курт, глядя на то, как каждый косится на другого, ожидая, что тот заговорит первым; стало быть, Рубикон еще не перейден… Пока еще боятся…

— Их увели отсюда, — наконец, неуверенно произнес кто-то из-за спин сотоварищей, и стоящие впереди закивали — все еще молча, по-прежнему переглядываясь, будто в поисках поддержки. — Увели в тюрьму, это зачем?

— Если вы разумеете арестованных, — как можно спокойнее отозвался Курт, — то эти вопросы, я полагаю, надлежит задавать рату. Теперь судьба ваших соседей зависит от них и от суда.

— Так это вы велели их увести, — возразил горожанин, стоящий напротив, и, словно ободрившись звуками собственного голоса, продолжил уже уверенней: — Вы ж их арестовали. Вы обвинили. И рату тоже отдали вы. Это к чему?

— Я уже все сказал, — пожал плечами Курт. — В данном случае расследование заняло немного времени, и все указывает на невиновность Ульрики Фарбер и виновность задержанных. Они совершили убийство; и хотя главные преступники уже понесли наказание, арестованные были в том убийстве соучастниками…

— А она точно невиновная? — хмуро возразил низкорослый лысеющий мужичонка впереди. — Мы не то чтоб вам не верили, майстер инквизитор, просто странно это все. А еще говорят…

— Да? — сухо переспросил Курт, когда тот умолк, косясь на стоящую рядом Нессель, и горожанин решительно договорил, распрямившись, точно на допросе:

— Говорят, что с вами ведьма ходит.

— Кто говорит? — уточнил он безвыразительно, почти физически ощутив, как его подопечная затаила дыхание и сжалась, с заметным трудом держа себя в руках; горожанин неопределенно указал себе за спину коротким движением — туда, где подле Официума толпились люди:

— Да вот все говорят. Что ведьма с вами ходит, и она, может, в ваше расследование примешалась. И может, это вообще она нашего инквизитора истребила… Может, и девчонка впрямь была не виновата, а вот эта… на нее глаза и отвела.

— Вот оно как, стало быть… — произнес Курт неспешно и, выдержав мгновение тишины, спросил: — Ты знаешь, что значит «expertus» и кто они такие?

— Ну… это конгрегаты такие особенные, — неуверенно ответил кто-то, когда горожанин лишь молча пожал плечами. — Вроде малефиков, только без малефиции, а наоборот. Свои как бы. Прирученные.

— В целом верно, — все так же ровно согласился Курт. — Так вот сестра Готтер — такой expertus. Вот только причинить кому-либо вред она не может — она лекарь.

— И все? — с подозрением переспросил лысеющий мужичонка. — Вот сдается мне, майстер инквизитор, что недоговариваете вы чего-то, а это знаете как… Настораживает это.

— Нет, это не все, — с готовностью подтвердил он. — Еще она улавливает людские чувства. Видит, когда человек лжет, скажем.

— Так я ж говорил, — почти торжествующе выговорил горожанин в каком-то невероятного покроя одеянии кричаще-синего цвета, более подходящем для дорвавшегося до богатства титулоносца[83]. — Вот говорил: никакая не ведьма, это он ее для расследования с собой таскает… Так, майстер инквизитор? Она вам на допросе угадывает, кто вам врет, а кто нет?

— Примерно так, — кивнул Курт, и бамбержец расплылся в самодовольной улыбке, повторив:

— А я говорил. Я же знаю, я про них много слышал. Один такой в Кельне, говорят, разнюхал, где убивали людей, а через это инквизиторы потом нашли и самого того, кто душегубствовал. Я знаю, мне деверь рассказывал, он тогда там жил. Правда это, майстер инквизитор?

— Правда, — подтвердил он, и горожанин пихнул локтем в бок своего соседа в похожем камзолоподобном платье, столь же дикого покроя, но уже ярко-бордового цвета:

— Слышь? Я ж говорил.

— Я то же самое говорил, — поджал губы тот, и горожанин в синем насмешливо скривился:

— Ну да, конечно. Ты другое говорил. А прав был я.

— Ладно… — протянул бордовый камзол недовольно и, выудив весьма тощий кошель, начал неохотно отсчитывать серебряные кругляши грошей.

Курт вопросительно поднял бровь, и синий бамбержец смешался, смущенно передернув плечами:

— Ну а что… Нечего спорить, если не знаешь, верно ж ведь, майстер инквизитор? А я говорил… Ну и вот…

— Верно, — подчеркнуто доброжелательно улыбнулся он, походя похлопав горожанина по плечу, взял Нессель за руку и двинулся дальше, сквозь толпу, что следила за происходящим неотрывным взором множества глаз.

До самых дверей Официума никто более не пытался заговорить или заступить им путь.

Глава 23

— Ван Алены явились и ушли.

Курт слушал отчет Ульмера, сидя за столом с одиноким светильником в полутемной комнате, подперев голову руками и время от времени массируя усталые глаза кончиками пальцев; насильно втрамбованный в себя ужин порывался отозваться изжогой, а голова мелко пульсировала смешанной болью — от усталости, в висках, и той самой, противной, неотступной, острой, над переносицей. Нессель сидела рядом, сложив перед собою руки на столешнице и улегшись на них головой; рассеянный взгляд ведьмы вперился в дрожащий огонек над глиняной плошкой, и того, что говорилось рядом с нею, она, кажется, даже не слышала. Ульмер восседал напротив, пытаясь держать себя ровно и изображая бодрость, однако заметные синяки под глазами молодого инквизитора сводили всё его лицедейство на нет.