Дневник (1918-1919) - Евгений Харлампиевич Чикаленко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сели мы с проф. Ганицким. Собственно, не сели, а как-то прилипли где-то, и поезд тронулся. Быстро справляемся у перекупщиц о том, где слезать и куда дальше идти. Оказывается, что как только начнут драться, то надо слезать и окольным путем спешить к деникинскому бронепоезду. А там уже в установленный час он заберет всех нас и повезет через станцию Кожанка до Фастова, а от Фастова — уже будет лучше, а от Боярки — то уже можно даже и дачным ехать до самого Киева. Вдруг в стороне взорвался пушечный снаряд. «Броневик» начал тормозить. Но еще прежде чем он остановился, то, как груши с дерева, посыпались с него во все стороны корзины, мешки и более проворные пассажиры. Как стали, то начали и «мы» стрелять. Но нам с профессором было не до того. Мы себе наметили среди пассажиров какую-то опытную перекупщицу провожатой и, не выпуская ее из вида, бежали за ней следом, слева от пути.
По дороге раздумывали, что прямо сразу на деникинский бронепоезд нам садиться не следует; лучше обойти стороной от путей, селом может, и переночевать где-то, а там видно будет. Если наши из Попельни уже вышли, то, вероятно, не сегодня-завтра войдут туда деникинцы. Лучше всего было бы, если бы не в дороге с нами встретились, а миновали на ночевке.
Попельню хорошо было видно в долине, а идти прямо, как оказалось, — и долго, и скучно. Пришлось блукать и переходить через какой-то глубоченный овраг с отвесными почти берегами, кажется, балластную выемку еще со времен строительства железной дороги. Берега оползли и обросли так, что не видно слоев, а, наверное, разрез интересный с геологической точки зрения.
В Попельне пошли в школу и в тихой благожелательной беседе с учителем просидели допоздна; около полуночи только уснули на импровизированных из школьных досок, положенных на парты, кроватях, договорившись на утро, стараниями учителя, о подводе до станции Кожанки.
Ожидания наши относительно деникинцев оправдались. Пробудил нас ото сна утром наш хозяин-учитель известиями, что село занято ингушами, и что везде по домам они бродят в поисках пищи и при этом не обходится и без мелких грабежей. В школу зайти никто из них не додумался, но когда на улицу, чтобы набраться личных впечатлений, вышел профессор Ганицкий, то быстро вернулся назад с довольно взволнованной, но веселой миной. Хотя он и чернявый, но действительно надо совершенно не разбираться в практической антропологии, чтобы принять его за еврея. Ингуши имели, видимо, очень еще небольшой в том опыт. Обступило их несколько сразу профессора и стали требовать показать крестик. Профессору было это легко сделать, потому что у него было их несколько, которые он вез из Чехии в подарок детям — местного производства металлические крестики, украшенные гранатами. Ингушей это смутило! А окончательно с толку сбил их профессор, когда спросил, есть ли у них также крестики. Инцидент сразу исчерпался и противники с «посрамлением» пошли дальше.
Мужик, с которым договорились вечером, в условленный час не приехал. Пришлось учителю к нему идти и настойчиво упрашивать. В конце концов, он согласился. Видно, что не страшно ему было ингушей где-то на дороге встретить, что случилось бы, если бы мы уехали вчера, а их еще в селе не было. Но когда они в селе, то каждый мужик хотел в доме сидеть, чтобы защищать, в случае чего, или свое имущество, или жену и дочь от напасти.
Путешествие в Кожанку обошлась благополучно. Везде по дорогам и по селам встречали довольно многочисленные отряды Доброармии, исключительно из кавказских горских народов. Небольшие собой, коротконогие, с длинным туловищем, эти воины, в длиннющих черкесках с огромными кинжалами, производили какое-то странное, даже смешное впечатление. В присутствии своих офицеров казались дисциплинированными: несколько раз останавливали нас часовые, но в основном офицеры, тоже кавказцы, расспрашивали, куда и откуда едем, и благодушно пропускали нас дальше. Для них-то мы возвращались в Киев, «наконец освобожденный Доброармией». Профессор — «возвращался из-за границы, услышав такую радостную новость», а я — «сам киевлянин, сидел было в Чека, а как освободился, сразу убежал на запад. Теперь вот возвращаюсь домой, когда узнал, что в Киеве уже нет красных». Документы наши тому полностью соответствовали, и все шло хорошо…
Подъезжая уже к самой Кожанке, встретили мы на дороге небольшой отряд конницы, который и выглядел как какая-то далеко не регулярная воинская часть и вел себя как-то несколько нервно. У людей не было никаких знаков отличия части; только у одного всадника на пике был флажок с надписью «Северец». Непропорционально потребностям такого отряда гнали они с собой довольно большое стадо рогатого скота разного возраста, вероятно, награбленного в окрестных селах. По тому, как они подозрительно смотрели вдаль в разных направлениях, видно было какую-то неуверенность их в чем-то. Показалось мне даже на минуту, что может то повстанцы какие-то, которые следили издалека за частями Доброармии.
Доехав до ст. Кожанка, мы некоторое время вынуждены были ждать деникинский бронепоезд вместе с огромным множеством местных перекупщиц и других людей, которые из Киева выбирались за продуктами аж под самый украинско-московский фронт. Были то преимущественно разные ремесленники и рабочие, которые по селам обменивали или свои изделия, или ворованный с заводов разный инструмент на продукты, главным образом на сало. Я сам имел вид такого же мешочника, ибо был одет в худшую свою одежду. Пер я на спине достаточно жалкого вида мешок туристический, полный сала, купленного еще в Каменце, и для настоящей потребности, а еще больше для маскировки своей поездки, если бы случились какие-то неприятности на территории деникинской оккупации. Итак,
