Несравненное право - Вера Камша

Того, что произошло в деревеньке, парочка не видела, чувство ужаса приковало их к земле, а когда к Тинке и Раво вернулась способность двигаться, они бросились бежать со всех ног и бежали, пока не налетели на Сташека.

— Что ж, немудрено, что они испугались, — лейтенант Роцлав не забыл, как дрожал его испытанный конь, повидавший куда больше выросших в лесу ребятишек, — сельцо ваше далеко?

Оказалось, недалеко, как раз в той стороне, куда отказывались идти лошади.

— Посмотреть? — Роцлав прямо-таки умоляюще взглянул на Рене — бравый лейтенант не был в Ласковой пуще и не видел растерзанного в клочья вместе с конем воина. Он много чего не видел, этот Роцлав, и рвался в бой. Виноват в этом был Рене, не желавший заранее запугивать людей неведомым. Конечно, можно приказать двигаться дальше, но… оставлять в тылу разбойников, напавших на мирную деревеньку, значило пусть слегка, но подорвать доверие воинов. С другой стороны, ввязываться в бой означало раскрыть себя. Рене на мгновение задумался.

— Проклятый знает, что там за мерзавцы, а вслепую и на мышей не охотятся. Роцлав, Сташек, — гляньте, что там. Только тихо. Если бить, то так, чтоб не один не ушел. Давайте вперед. Если лошади упрутся, спешиться.

Роцлав кивнул, и двенадцать конных тихо двинулись вперед. Остальные деловито готовились к возможной схватке. Ждать пришлось недолго — разведчики дело знали. Им удалось подобраться к самому краю деревни.

Лошадиный страх, чем бы он ни был вызван, рассеялся. В деревеньке действительно чужаки — к городке привязаны кони, но в самом селе тихо, как в могиле. Пришельцы, кто бы они ни были — странная сигна, которой были помечены седла, что-то вроде белых ветвистых рогов, — не стерегутся совершенно. Так что как только, так сразу…

— Добро, — Рене кивнул, «странная сигна» живо напоминала об Осеннем Кошмаре и Пророчестве, но пугать никого до времени не стоило, — сколько людей нужно, чтоб оттуда ни одна собака не выскочила?

— Двух квинт за глаза и за уши хватит, — отозвался Роцлав, — вообще-то и одной довольно, но чтоб уж точно никто не ушел…

— Возьмешь три, — Аррой был очень серьезен, — при попытке удрать убивать на месте. С остальными, — адмирал горько ухмыльнулся, — как только убедитесь, что это убийцы, — поступать по Коронному Праву. Пленных не брать, кроме двух или трех. Связать, чтоб пальцем пошевелить не могли. Все!

Рене и сам бы хотел броситься в бой, но как раз этого он себе не мог позволить. Будущий король Таяны и Эланда должен рисковать головой лишь тогда, когда от его шпаги будет зависеть гораздо большее, чем судьба лесной деревушки, в которой, как что-то ему подсказывало, они вряд ли отыщут уцелевших.

У нее были легкие пепельные волосы и огромные зеленоватые глаза, в которых, казалось, плясали солнечные зайчики. Она стояла на краю поляны, задумчиво разглядывая Луи, и молчала, решительно ничем не напоминая всех тех женщин, с которыми он когда-либо имел дело. И одета она была как-то странно, от переливчатого золотисто-зеленого платья не отказалась бы самая изысканная мунтская красавица, но рукава внизу были не скреплены запонками, а щиколотки открыты, как у простолюдинки, да и маленькие узкие ступни были босы. И еще на ее плече сидела и никак не желала улетать большая белая бабочка с остроконечными крыльями. Бойкость в обращении с прекрасным полом была у Луи в крови, но тут он растерялся. А лесное диво, видимо составив наконец впечатление о пришельцах, вышло из кустов, которые, казалось, сами раздвинули ветви, и подошло почти вплотную к принцу и стоявшим за его спиной воинам.

— Я жду вас уже давно. — Голос у нее был неожиданно низкий, грудной. — Время не ждет, нужно спешить…

— Но… кто вы? — Луи Арцийский наконец-то обрел дар речи.

— Я? Не имеет значения… Я должна проводить вас к той, которая объяснит все, что можно объяснить. — Принц слышал и не слышал одновременно, вглядываясь в нежное треугольное личико. Она не была столь юной, как показалось вначале, и она, без сомнения, не была ни крестьянкой, ни простой горожанкой. Луи прозакладывал бы последнее фамильное кольцо против обглоданной кости, что перед ним ноблеска. Но что, во имя Проклятого, она делает здесь, в этом лесу, одна? И кто и зачем их ждет, ведь они изо всех сил скрывали свое присутствие?

Принц щелкнул каблуками и склонил голову:

— Благородная сигнора, я и мои люди к вашим услугам.

— Вашим людям, принц, лучше дойти по этой тропе до озера и остановиться на отдых. Они устали, а там их ждет свежая вода, хорошая охота и рыбалка… Скажите им, что вы скоро вернетесь!

— Ваше Величество, дан Луи! — возмущенно зашептал Ноэль. — Она же свихнутая, сразу видно. Не ходите никуда… Ну, хоть меня возьмите!

— Нет, — также шепотом огрызнулся Луи, — я пойду один, я чувствую, что это очень важно.

— Вы полагаете, это ОНИ? — Максимилиан из последних сил сохранял хладнокровие.

— Помяни волка к зимней ночи… — Рене непроизвольным жестом убрал со лба белую прядь. — Я уже свыкся с мыслью, что любая чертовщина ведет в Тарску. А потом… Мы же видели, что творится с лошадьми. Разбойников тут отродясь не водилось — им подавай большие дороги да баронские угодья, а тут земли не то чтоб бедные, но смирные какие-то, брать, в общем, и нечего. Разве шкурки, но в эту пору зимнюю добычу уже забрали перекупщики, да и незачем для этого окружать деревню, куда проще подстеречь негоциантов, объехавших десяток, а то и два таких выселок.

— Монсигнор, — кардинал внимательно вгляделся в бледное голубоглазое лицо, — если людей, как вы полагаете, убивают посланцы Годоя, то зачем?

— Зачем? — маринер пожал плечами. — А разве Церковь в старые годы не провозгласила анафему идолопоклонникам, приносящим человеческие жертвы своим несуществующим богам? Вот за этим за самым, святой отец! Только я боюсь, что эти боги, в отличие от разрисованных досок, которым вы молитесь, не такие уж несуществующие, и каждая такая деревенька придает им силу…

— Рене, вы… — Максимилиан аж задохнулся.

— Я уже сорок восемь лет, как я, — отмахнулся эландец, — я признаю Церковь как институт политики, я очень уважал Филиппа и понимаю и ценю Феликса, да и с вами, Ваше Преосвященство, мы ладим, но сейчас идет война. Я не могу и не хочу прятать голову в песок, как дурная птица из Эр-Атэва, которая и летать-то разучилась… Я повидал много, в том числе и того, чего, по словам академиков[104] и Церкви, не может быть, но вот доказательств присутствия Творца Всеблагого и Всемогущего мне как-то не попадалось. Так что нам с вами придется взять его работу на себя. На людях я готов стоять на коленях со свечкой в руке — это нужно не для меня, не для Творца, а для общего дела. Но с вами я буду откровенен, и, надеюсь, вы со мной тоже, иначе у нас ничего не выйдет.