Старый дом (сборник) - Геннадий Красильников

Старик с надеждой посмотрел на Кудрина. Харитону от его взгляда стало не по себе, он пробормотал, что в пенсионных законах мало разбирается, а про себя подумал: "Не так ты жил, старик! Не было, видать, своего места в жизни, мотало тебя туда-сюда за длинным рублем. Никто про тебя не скажет, что жизнь свою прожил захребетником. Труда своего ты положил немало, а только труд твой, как бы сказать… без адреса! Прожил на земле долгую жизнь, а своего места не сыскал. А жизнь — она такая: за молодые ошибки на старости лет взыскивает с большими процентами…"

У въезда на главную улицу райцентра старик вылез из кошевки, поблагодарил Кудрина и нетвердыми шагами направился в сторону райисполкома. Кудрин со смешанным чувством жалости и осуждения проводил глазами его жалкую фигуру и повернул жеребца на другую улицу.

До призыва в армию Харитону часто приходилось бывать в Акташе. Тогда село было небольшое: вдоль каменного тракта тянулась центральная улица, на ней располагались все учреждения. От главной улицы вбок уходило несколько улочек и проулков. Самым высоким зданием в селе в то время была церковь без купола. С того времени Акташ сильно разросся вширь. До войны здесь работал промкомбинат с обозным и кузнечным цехами, пошивочная артель, а самым крупным предприятием по праву считалась машинно-тракторная станция, на ней работало более двухсот человек. Правда, за семнадцать лет промыслов в Акташе не прибавилось, зато население стало гуще раз в десять. Большинство приезжих были из окрестных деревень, то есть вчерашние колхозники. Весь пришлый народ питался и проживал неизвестно на какие доходы. Впрочем, секрет жизненных источников был довольно прост: часть акташцев корпела над бумагами в различных учреждениях, иначе говоря, "служила", другие трудились в РТС, как теперь называли бывшую МТС, остальные кормились случайными заработками.

Проезжая вдоль улицы, Кудрин с раздражением посматривал на затейливо вырезанные наличники, высокие крашеные ограды. Чуть ли не из каждой подворотни проезжего злобным лаем провожали псы. "Мать честная, разжились они тут вроде червячков-короедов: сидят себе за занавесочками, жуют помаленьку, чужой хлеб перемалывают! Огородики у всех, коров и коз тоже редко кто не держит, а пасут на колхозных выгонах. Одним словом, мы не пашем и не сеем, лучше вашего живем… Как есть трутни: сами в общий улей не таскают, а мед жрать первые! Честный колхозник посмотрит на них со стороны и поневоле подумает: "Живут же люди! А я чем хуже? Мотаешься день-деньской, а получаешь куда меньше. Эхма, не податься ли из деревни?" Развращают они честный народ, вот в чем главная беда!

Районная больница, куда ехал Кудрин, стояла на отшибе от села, в небольшом лесочке: видно, проектировщики были с умом, решив построить больницу вдали от шума и пыли, среди лесной благодати. Кудрин привязал жеребца к обгрызенному лошадями столбику, направился в хирургическое отделение. Молоденькая, на удивление круглолицая дежурная сестра с нескрываемым кокетством спросила:

— А вам кого, гражданин? Вы на прием?

— Спасибо, пока нужды нет. Здесь у вас находятся двое из Акагурта, я к ним…

— Одну минуточку, сейчас выясню. Когда они поступили к нам? С каким заболеванием?

Сестра принялась перелистывать регистрационный журнал, но в этот момент в конце длинного коридора распахнулась дверь и показалась остриженная голова Васьки Лешака. Завидев Кудрина, он закричал на весь коридор:

— Харитон Андреич, привет! Давайте сюда, в девятую палату!

Лицо у медсестры стало пунцовым от гнева, но прежде чем она успела что-либо сказать, голова Лешака исчезла за дверью. Сестра с негодованием повернулась к Кудрину:

— Он самый и есть ваш больной? Господи, мы тут не дождемся дня, когда его наконец выпишут! С того времени, как его привезли сюда, наше хирургическое отделение стало походить на психолечебницу! Неужели в вашем Акагурте все такие хулиганы?

— Что вы, сестричка, какой же он хулиган? — рассмеялся повеселевший Кудрин. — Он у нас первейший герой, того и гляди получит Золотую Звезду!

Сестра с недоверием посмотрела на него: "Шутит или нет? Если в самом деле тот буйный больной без пяти минут. Герой труда, то придется держаться с ним обходительнее, иначе потом возьмет и черкнет куда надо жалобу, что в Акташской больнице с ним грубо обращались… Кто их знает, этих Героев, может, все они такие непоседливые!"

Накинув на плечи халат, Кудрин прошел в конец коридора и потянул на себя дверь девятой палаты.

— Заходи, заходи, Харитон Андреич, у нас палата чисто мужская! — встретил его Василий. — А с уважаемым соседом мы придерживаемся линии мирного сосуществования. Мы с ним теперь вроде кровных братьев: резали нас на одном столе!

Левая рука Василия по локоть укутана марлей, будто стыдясь, он то и дело прикрывает ее полой темно-синего больничного халата. Кудрин присел на краешек Васиной койки, указан глазами на лежащего спиной к ним Самсонова, сдержанно кашлянул в кулак:

— Спит человек, а мы шумим…

— Какое спит! Это он, красно солнышко, вашего посещения застеснялся! А то ноет и ноет, хуже всякой зубной боли: кому, дескать, я теперь нужен, да кто станет кормить-поить несчастного калеку… Честное слово, с его нытья хоть в форточку бросайся!

Заметив, что Кудрин смотрит на его повязанную руку, Василий посерьезнел, в голосе его послышалась грусть.

— Трех пальцев как не бывало, начисто оттяпали. Доктор сказал, отморожение третьей степени, медицина, говорит, в подобных случаях пока пасует. А мне от этого легче? Словом, прости-прощай, развеселая шоферская житуха, списали водителя первого класса в инвалидную команду…

По лицу Василия пробежала невеселая тень, и Кудрину на момент показалось, что неунывающий шутник и балагур Васька Лешак за две недели, проведенные в больнице, постарел на десяток лет. Но вот Василий встряхнул головой, провел рукой по стриженым волосам, и снова перед Харитоном предстал прежний Васька. Небрежно кивнув в угол, где на тумбочке высилась небольшая стопка книг, он скорчил гримасу и пояснил:

— А в общем-то раньше смерти умирать не положено. Видите, учебниками запасся? Воюю с формулами, квадрат суммы, куб суммы… Все эти премудрости я давно позабыл, позабросил за их практической ненадобностью… Надумал поступить в вечернюю школу. В общем, как сказал слепой, увидим.

Видя, что Васе этот разговор дается не без труда и веселость его вымученная, Кудрин предложил выйти покурить.

— Душновато у вас, лекарствами пахнет… А тебе, Василий, наверное, на улицу нельзя?

— Хо, послушаешь докторов, так лучше сразу в петлю! Они даже сны видеть запрещают.

Дежурная сестра сделала героическую попытку задержать Ваську у выходных дверей:

— Больной, вам нельзя на воздух, врач не предписал!

Вася изобразил на лице выражение крайнего нетерпения, схватился за живот и промычал что-то невнятмое, указывая на дверь. Ища сочувствия, сестра сокрушенно взглянула на Кудрина.

Прошли на солнечную сторону, уселись на пригретые камни фундамента. Кудрин угостил Василия папироской, некоторое время оба молча и сосредоточенно дымили "Севером".

— А Самсонов… он, что, так и лежит пластом? — спросил Кудрин.

— Лежит, куда ему… Левую ступню за здорово живешь оттяпали, теперь ему без костылей не обойтись. Бывает, целый день молчит, словно масла в рот набрал, а потом как прорвет, держись только! Уж если говорить по совести, так правление колхоза должно начислять мне трудодни за пребывание с Самсоновым в одной палате!

Васька яростно сплюнул и затоптал окурок в снег. Потом спокойнее добавил:

— Тут и взаправду можно переродиться в психа. Главный хирург обещается выписать через недельку, не раньше. Скучища…

— В колхозе у нас новости… — начал было Кудрин, но Василий с непонятной усмешкой прервал его.

— Знаю, в курсе. Тут ко мне ходят… Так сказать, информируют.

На крыльцо выскочила сестра и строго заявила, что, если больной сию же минуту не пройдет в свою палату, она будет жаловаться главному врачу. Вася нехотя поднялся, протянул председателю руку:

— Будь здоров, Харитон Андреич! Спасибо, что наведались.

— Выздоравливай, Василий! — кивнул ему Кудрин. Переждав, пока Вася не скрылся в дверях своего отделения, он направился к коновязи. Заслышав торопливые шаги, обернулся: перед ним стояла круглолицая медсестра. Проглатывая слова, она торопливо выпалила, как заученное:

— Ой, мы с вашим больным намучались. К нему каждый день — с передачей, и все женщины, то есть девушки, я уже семь насчитала. А больной разгуливает по палатам и раздает свои передачи. А еще он громко песни поет и нарушает покой. Очень прошу вас воздействовать…

— У будущего Героя семь невест? А что, неплохо! — рассмеялся Кудрин. — Совсем неплохо! Вы попробуйте подойти к нему с лаской… Ну, вы сами знаете, как…