Бумажный тигр. Власть (СИ) - Соловьёв Константин Сергеевич

Или вот мистер Кундугар из «Взаимного торгового овощного содружества». Респектабельный джентльмен, и манеры такие, что в палате пэров выступать в самый раз. За всю жизнь рюмки хереса не выпил, а что до курения, то сам, бывало, в клубе такие лекции читал, что гости, выходя, трубки в мусорное ведро бросали. Только вот среди веселых дам в Шипси про него такая молва ходит, что и пересказывать тошно. Оно, понятно, слухи что змеи, яда в них много, только что-то совсем недоброе про Кундугара рассказывают. Будто если какая девочка и согласится с ним ночь провести, то тройную цену просит, а утром сама уже деньгам тем не рада, готова в одной неглиже в окно выскочить, лишь бы сбежать поскорее…

Мистер Пандс из «Первого национального общества взаимного кредита» тоже чудить любит. Заколачивает, говорят, по сто фунтов в неделю, но при этом если уж дотянется до рулетки, считай, все, что в водоворот упал. Играет до тех пор, пока не спускает все, что есть в карманах, включая часы, перстни и монокль, после чего еще долго ходит на службу пешком, а обедает постными сэндвичами.

Мистера Вудроу видели как-то раз в Шипси в женских панталонах. Мистер Галленвайн, отведав контрабандного буйабеса[5] и не рассчитав дозы, утопился в аквариуме, вообразив себя лососем. Мистер Флоуртинс на протяжении двадцати лет истязал своего племянника, которого держал на цепи в подвале, как собаку, и полиция только случайно об этом узнала. Мистер Гартс, успешный банкир, подписывает векселя только после того, как собственноручно составит гороскоп и посоветуется с двумя личными тарологами. Мистер Дроуз и того лучше…

Лэйду всяких раз приходилось сдерживать порывы своего собеседника, влекующие его в непроглядную тьму воспоминаний, относящихся обычно совсем к другим людям. Мистер Олдридж, терпеливо напоминал он. Водилось ли за ним что-то странное до того, как его здоровье пришло в упадок?

Многие из этой публики чудят, сэр, порой так, что впору в смирительную рубашку одевать и в Бедлам скорым рейсом отправлять. Но мистер Олдридж не из их числа. Может, и чудаковал порой, но так невинно, что и зла на него никто не держал. Как? Да говорю ж, по ерундовому делу. Провалы в памяти иногда бывали, но не сказать, что большие. Иногда вдруг, забывшись, на странных языках говорить начинал, да таких, которых и на свете не бывает, наверно. Кошмары бывали по ночам, и сильнейшие. Иногда вдруг такой страх на него находил, что он запирался в спальне, закрывал ставни и цельный день так сидел, затаившись как мышь. Всякое бывало, но обычно-то мелкое, невинного нрава. Уж на фоне прочих-то…

Кроссарианство? Господь с вами, сэр! Мистер Олдридж был ревностным христианином и на дух эту публику не выносил. Если вдруг прознавал, что кто-то из его служащих имеет любопытство по этой части, немедля приказывал мистеру Лейстону от него избавиться — вышвырнуть на улицу безо всякого выходного пособия. Мракобесие и ересь, так он про это выражался. Амулеты? Ритуалы? Ни за что, сэр. Не такого воспитания он был и не таких убеждений. Никогда ничего такого подле себя не держал и думать не думал. Да уж, сэр.

Запас вопросов Лэйда, когда-то казавшийся ему бездонным, иссякал, точно бутылка апельсиновой шипучки в знойный полдень. Чем больше он узнавал про быт и привычки мистера Олдриджа, тем больше убеждался в том, что ничего полезного ему здесь не выжать. С тем же успехом он мог бы пытаться выжать молоко из куска черствого сыра.

***

Так, он узнал, что мистер Олдридж предпочитал аромат гортензии запаху фиалок, не любил умываться теплой водой, чай настаивал всегда строго четыре минуты, на дух не выносил имбиря и кориандра, а всем книгам предпочитал «Мельмота Скитальца» Чарльза Роберта Метьюрина. Воистину, кладезь полезной информации, которую Лэйд при всем желании не мог бы использовать в свою пользу.

Блокнот для записей? Да, сэр, помню, как же не помнить. Был такой, мистер Олдридж туда часто записывал. Что записывал? Да разве ж я знаю? Нешто он передо мной ответ держать будет. Человек науки — хочет и пишет себе. Личные вещи? Да почитай, что и не было. Как у мужчины водится — часы жилетные, нож перочинный плохонький, запонки… Где запонки? Не могу знать, не видал. Как узнал, что мистер Олдридж головой сниз сверзился, так сам чуть духа не лишился, полицию вызвал и в обморок упал…

Давно ли я знаю мистера Крамби? Да как вам сказать, сэр, лет, пожалуй, что семь или восемь, с тех пор, как он сделался компаньоном мистеру Олдриджу. Прекрасный джентльмен, воспитанный и учтивый. Росту в нем, может, не шесть футов, но как начнет говорить, так заслушаешься. И нрав самый воспитанный, учтивый. Раньше каждодневно к мистеру Олдриджу заезжал с визитом. Бывало, целыми часами они друг с другом препирались, а уж как начнут писать, все, шабаш — все листы поперепишут цифирью своей, потом за салфетки возьмутся, а бывало, что и скатертям доставалось. Потом уж, конечно, когда мистер Олдридж на покой удалился, между ними той дружбы, что бывало, уже не водилось. Мистер Олдридж вообще старых своих приятелей из компании не больно-то привечал. Если, к примеру, мистер Розенберг в гости изволил пожаловать или там мистер Синклер, часто бывало, что мистер Олдридж даже не выходил к ним, велел мне спровадить их подальше. Мол, захворал, неважно себя чувствует, боится заразить. А мистер Крамби, хоть и заходил куда реже, регулярно передавал бутылочку вина для мистера Олдриджа. Нарочно помнил его любимое и никогда не забывал. Ровно по четвергам всякий раз.

Лэйд рассеянно слушал болтовню старого слуги, мысленно отпустив вожжи и почти не пытаясь направлять ее в нужное русло. Выудить из нее полезную информацию было не проще, чем выудить из сточной канавы большую форель.

Да, сэр, дружба меж ними была много лет. Хотя люди совершенно разной наружности и разного устройства, если так можно заметить. Мистер Олдридж — внушительный такой, спокойный, расчетливый. Мистер Крамби — беспокойный, как уголек из камина, и жаром аж пышет. Ан вот, семь лет плечом к плечу, извольте видеть. Хотя иной раз непросто было, ой не просто. Что, сэр? Хотите знать, как они свели знакомство? А зачем вам это?

Лэйд и сам не знал, зачем это ему. Вопрос был из числа тех, что выскальзывают сами собой, точно шнурок из зазевавшихся пальцев. Минутой позже он и сам уже смутно понимал, отчего его задал, может, просто для того, чтоб дать болтовне Госсворта новое направление. Известно как деловые люди знакомятся друг с другом. Уж не борделе, пожалуй. Но…

Мистер Госсворт отчего-то смутился, будто вопрос Лэйда, вполне невинный с любой точки зрения, представлял для него определенное затруднение. И некоторое время юлил, утверждая, будто знать наверняка этого не может, а память, старая жестянка, совсем уже никуда не годится. Исчерпав запас увещеваний, Лэйд использовал доводы более весомого характера, которые приберегал на крайний случай.

— Я задаю этот вопрос не из праздного любопытства, — сообщил он, чувствуя, как мистер Госсворт раскисает, точно глина, под его взглядом, — А в силу важных обстоятельств. Если я не выясню всего того, что хочу знать, мы с вами можем никогда не покинуть этого здания. И можете себе вообразить, в какую цену обойдется всем нам ваше упрямство.

Мистер Госсворт сник. Не обладающий от природы развитым воображением, он, видимо, все же вполне представлял перспективу и перечить не осмелился.

Как познакомились?.. Да чудно они познакомились, по правде сказать. Я-то при том присутствовал вроде как, хотя и не полагалось бы. А дело было так… Одним вечером, семь лет назад, приношу я мистеру Олдриджу письмо. Мы тогда еще в номерах «Блисс-Инн» жили, там комфорта куда больше, чем в этой дыре, в «Восточном бризе»… Мистер Олдридж его читает, как обычно заведено, после ужина. Читает — и вдруг хватается за сердце. Я-то во многих видах его видал, сэр, человек он был спокойствия необычайного. Бывало, как на службе какая оказия случится, кризис там или что-то сродни, так он даже в лице не переменится, когда прочие не знают, за что хвататься, за бутылку с джином или за револьвер. А тут аж задрожал весь. Я ему, конечно, сразу чая с коньяком, тряпицу с уксусом и все, что полагается. А он дрожит и бормочет «Он жив… Подумать только, жив. Ты можешь себе это вообразить? Столько лет!.. Я думал… Господь-святитель, этот мальчишка жив! Мало того, узнал мое настоящее имя и хочет приехать. Как тебе такое? И уж понятно, зачем… Я помню его сопляком, а сейчас он уже юноша. Джентльмен. Мало того, он прекрасно все помнит. Эти детали, про которые он пишет, никто кроме него не мог про них знать! Ах ты ж фокус какой… Должно быть, увидел мое фото в газете и узнал. Теперь хочет заявиться в гости и уж понятно, зачем. Будет шантажировать, это уж непременно. Ах, я знал, знал, что эта дрянная история ничего кроме бед не принесет!.. Он потребует денег! А где я, скажи на милость, их возьму? На дворе кризис, я не могу отщипнуть от своих впалых боков ни единого пенни! Дрянь, дрянь, дрянь!»