Костры миров (сборник) - Геннадий Прашкевич

Потом я остановился у темного аквариума.

Наверное, в нем никто не живет, подумал я. И вздрогнул.

Из темной воды надвигалась, наваливалась на меня круглая темная тень, напоминающая расплющенное человеческое лицо. Нас разделяли буквально какие-то сантиметры.

Я поежился.

Рикард был прав – на блюде рыба-сон выглядела гораздо привлекательнее.

В одной из комнат я увидел обломок стабилизатора с космолета «Зонд-V». Кажется, на нем летал легендарный Нестор Рей.

Я усмехнулся.

Во времена Нестора Рея наши «ящики» были гораздо более тесными и смердящими, чем могла представить себе Бетт Юрген, но Нестор Рей и его спутники сумели добраться до звезды Толиман.

В портретной галерее я неожиданно наткнулся на портрет Уиллера.

Гладкая прическа, недовольное желчное лицо. Характер у Уиллера, судя по портрету, был несладкий. Такие же неприятные, колючие глаза. Я даже засомневался, тот ли это Уиллер? Поддастся ли такой человек какому-то там Голосу? Но нет, подпись подтверждала: специалист по приливным течениям Уиллер. Без всяких инициалов; возможно, тогда так было принято. Уиллер, оказывается, прославился хитрой сеткой, позволяющей с большой точностью высчитывать высоту приливов.

Я покачал головой.

Уиллера давно нет. И умер он не на Несс, а далеко от нее. Совсем на другой планете. Просто музеи не знают времени.

Один из просторных залов (на этот раз действительно залов) был целиком посвящен моделям Воронки.

Грубо говоря, это был, наверное, самый большой в мире музей вечных двигателей. Теоретически, конечно, вечных. Ни одна из моделей подолгу не работала. Я не стал терять на них время. Если механизм анграва за три века не был понят специалистами, что мне тут было делать?

Зато меня заинтересовало другое.

На темном фоне стены отчетливо вырисовывалось большое четырехугольное пятно, часть которого сейчас занимала таблица со сложными расчетами. Но раньше на этом месте висело что-то другое. Может, картина больших размеров. Художник Оргелл, вспомнил я, не раз рисовал Воронку… Как сказал Рикард: «По-моему, он только этим и занимался…» Может, тут висела какая-то его работа? «Он только этим и занимался…» Странно. Ему разрешали писать с натуры? Или он писал по памяти? И откуда Оргелл выкопал свой необычный псевдоним – Уве Хорст?.. Разве бывают такие совпадения?..

Я шел мимо пестрых карт, картин, таблиц, мимо буровых колонок.

Иногда взгляд вырывал из этого месива какое-то имя или строку из текста.

Я видел снежную бурю на голом каменном перевале Хадж, видел апокалиптическую картину веерных ливней, видел, наконец, Черное течение. Раз в несколько лет теплые воды моря Лингворт прорываются к холодным каменным островам Арктос. На протяжении многих миль в океане Несс начинает погибать планктон и рыба, вся вода становится мутной. Концентрация образующегося сероводорода такова, что днища судов, курсирующих вдоль цепи островов Арктос, окисляются и чернеют.

В том же зале я увидел сразу покорившую меня марину кисти некоего Парка: стоящие друг над другом невесомые пирамиды белых кучевых облаков и низкое закатное море над ними.

Ничего, кроме облаков и моря.

Первозданность.

Но, как это ни странно, работ художника Оргелла я не нашел.

– У вас, наверное, богатые запасники? – спросил я старика-служителя, терпеливо дожидавшегося меня на выходе.

– Конечно. Нам просто не хватает средств и рабочих рук, чтобы расширить музей вдвое.

Я пропустил жалобу мимо ушей.

– А что хранится у вас в запасниках?

– Ну, там много интересного. Там действительно много интересного. Скажем, работы Парка. Это был поистине великий пейзажист. Кстати, часть его работ находится на Земле.

– А Оргелл?

– А-а-а, Оргелл… – старик выразительно развел руками. – Если вы большой поклонник Оргелла, инспектор, то вам повезло – все работы Оргелла давным-давно раскуплены коллекционерами, причем большая часть находится как раз на Земле. Я же говорю, нам не хватает средств.

– Но какие-то работы Оргелла у вас остались?

– Практически ничего.

– Что значит практически?

Служитель замялся.

– Наброски, этюды… Все больше из ранних работ… – наконец объяснил он. – А ранние работы Оргелла, инспектор, это совсем другой мир, робкий и наивный. Он и подписывался тогда иначе. Может, вы слышали? Уве Хорст. Но работы Уве Хорста, инспектор, это еще не работы Оргелла.

– Неужели на Несс вообще не осталось зрелых работ этого художника?

– Ну, почему? Остались, наверное… – Старик посмотрел на меня растерянно и даже отступил на шаг. – Обратитесь в Совет, вам подскажут… Кстати, – обрадовался старик, – вы можете поговорить с Лином.

– Действительно, – хмыкнул я.

И, уходя, был уверен: благодушный старик-служитель непременно сообщит о нашей беседе Лину.

13

Я ждал Бетт Юрген весь вечер.

Сокращая время ожидания, просмотрел груду документов, с головой ушел в мир цифр и схем. Со всех точек зрения проект Большой Базы выглядел убедительным. В нем было даже некое величие: ведь будущий космопорт будет стоять прямо на Воронке. Таким образом исчезнет опасность, постоянно грозящая колонистам Несс: никто больше не пойдет к Воронке, поскольку она будет прочно упрятана под стиалитовый колпак.

Иногда я подходил к потемневшему окну.

О чем собирается говорить со мной Бетт? Почему я ни разу больше не слышал Голоса? Он еще вернется или я показался ему совершенно бесперспективным собеседником?

Я ждал.

Где-то к полуночи меня обещали связать с Землей, ложиться уже не имело смысла. Я листал бумаги, думал о своем, но, в сущности, испытывал жалость к Бетт Юрген.

Ее неистовство выдавало ее отчаяние.

Человек, как правило, сам вызывает на себя напасти. Сегодня ты не помог кому-то, оттолкнул кого-то – завтра сам получаешь заслуженное. Правда, я не знал, относится ли это правило к Бетт Юрген?

Ночь выдалась абсолютно беззвездная, я не видел за окном очертаний хребта Ю и ни разу не видел прожекторов.

Ночь.

И тьма.

Я думал о художнике Оргелле.

Я думал о хмуром, явно нелюдимом Уиллере.

Я думал о тех многочисленных колонистах, которых коснулись несчастья, возможно, как-то связанные с Голосом и с Воронкой. Почему эти люди всеми правдами и неправдами пытаются пробраться к Воронке? Они ведь знают, что это смертельно опасно. Их может подстрелить в темноте неопытный полицейский, в горах легко сломать ногу, легко можно свалиться с Губы. Неужели они никогда не видели снимки трупов, найденных в районе Воронки?